Страница 47 из 83
— А может, они погибли?
— Нет, не верю! — крикнула Вандзя. — Не говори так! Не поверю, пока сама не смогу убедиться… Я видела, как он ускакал с ними!
— У нас будут наши дети, Вандзюня.
— Как знать, будут ли… Ведь не было… А те, двойняшки, уже есть, и я их безумно люблю! Слышишь — люблю!
— Ты забудешь их.
— Кого? Детей?! Ты думаешь, что говоришь?
— Холера ясная! Но ты должна ехать домой!
— Я и еду, — безразличным тоном произнесла Вандзя.
Пан Мартын вздохнул и ничего не ответил.
АРКАН ВЬЁТСЯ…
1
Диван[49] собрался после обеденного намаза[50] в малом тронном зале. За окнами сияло палящее солнце, и от горячей духоты поблекли, увяли листья деревьев, а здесь было прохладно и приятно пахло розовым маслом.
На расшитых золотом и серебром мягких миндерах[51], набитых промытой верблюжьей шерстью, сидели наивысшие сановники Османской империи. Немые, безъязыкие чёрные рабы-нубийцы в белых как снег тюрбанах и таких же белых балахонах бесшумно появились из-за шёлковых дверных драпировок и поставили перед каждым тонкой работы пиалу с холодным шербетом.
Но никто к шербету не притронулся. Речь шла о важных для будущего Порты делах.
Говорил великий визирь Кара-Мустафа. Он утверждал, что этот год для урусов станет катастрофическим. В Валахии стоит готовое к походу, отдохнувшее за зиму и заново оснащённое всем необходимым большое войско. Его должны поддержать Крымская и Аккерманская орды. Правда, недавний налёт запорожцев основательно подорвал силы Мюрад-Гирея, но через месяц он сможет, с помощью аллаха, восстановить их и поставить под свой бунчук не менее тридцати — сорока тысяч всадников. Крымчаки ворвутся по Муравскому шляху на Левобережье, карающей бурей промчатся по земле казаков и ударят в тыл урусским войскам, обороняющим свою древнюю столицу Киев.
— Я с войском подойду к Киеву с юга и смету его с лица земли! Учиню разгром пострашней, чем при Батые! Я не оставлю там камня на камне! Я не пощажу, как это сделал Батый, их Софию! Она станет мечетью, северной Ая-Софией, оплотом магометанства на диких сарматских землях! А тех урусов, которые не сдадутся, мы утопим в Днепре! — закончил паша Мустафа и низко поклонился султану. — Знамёна ислама начнут реять над половиной земель урусов!
— Это нужно сделать как можно скорее, — проговорил с трудом султан: он уже вторую неделю был болен. — Нам предстоит большая война на западе. Король Ляхистана вместе с Венецией и австрийским цесарем, как докладывают наши лазутчики, готовит против нас крестовый поход!.. Потому и должны мы одним ударом разгромить урусов, а вторым, ещё более могучим, — австрийцев и их союзников… Тогда вся Европа будет у моих ног!
— Инчалла! Да свершится воля аллаха! — закивали бородами советники султана. — Покончить с урусами одним ударом!
— Неплохо бы перед походом провести глубокую разведку, выведать силы урусов и их укрепления, — предложил константинопольский паша Суваш. — Мы не можем опять, как в прошлом и позапрошлом году, идти вслепую…
Замечание задело визиря за живое. Позапрошлогоднее поражение его не касается — оно лежит на совести Ибрагим-паши. Но прошлогоднее… Неужели паша Суваш считает, что в прошлом году он, великий визирь, потерпел поражение под Чигирином? Ведь Чигирин пал! Его уже нет. Он больше не существует… Разве это не победа?
Однако ничего подобного визирь вслух не произнёс, он знал, что паша Суваш не одинок в мысли, будто в прошлом году урусы остались непобеждёнными, знал, что глубоко в душе так же думает и султан. Потому ответил сдержанно:
— Вскоре, выполняя мой приказ, Буджакская орда ударит по Киеву, потреплет его околицы и разведает силы урусов…
Султан утвердительно кивнул.
Потом поднялся сухой, с тёмным, изборождённым глубокими морщинами лицом великий муфтий. Сложив молитвенно руки, он поклонился султану и сказал:
— Я осмелюсь напомнить повелителю правоверных и всему дивану вот о чем: в тылу наших войск до сих пор остаётся Запорожская Сечь, это проклятое гнездо гяуров-разбойников, смертельных врагов ислама… Их главарь Урус-Шайтан Серко, воспользовавшись тем, что во время войны Крым, Буджак и все Причерноморье останутся без войск, может напасть на поселения правоверных, как он уже делал это… Или же вырвется в море на своих судах-чайках и сожжёт приморские города Крыма и самой великой Порты.
— Мы не должны допустить этого! — сухо сказал султан, раздосадованный упоминанием о запорожцах, которых он не раз грозился уничтожить, стереть с лица земли, но живущих до сих пор и наносящих ему чувствительные и тягостные для султанского престижа удары. — Что думает предпринять великий визирь?
— Я уже послал отряды для восстановления Кизи-Кермена и других крепостей в устье Днепра. Эти крепости закроют запорожцам выход в море, а их гарнизоны перекроют путь в Крым и Буджак!
Великий муфтий удовлетворённо склонил голову, опять молитвенно сложил перед собою руки.
— Пусть славится имя пророка! Смерть гяурам!
— Великий султан, — вновь поклонился визирь Мустафа, — паша Галиль доносит из Камениче[52], что гетман и князь Украины Юрий Ихмельниски не сумел завоевать доверия своего народа. Он сидит в Немирове, как на вулкане. Население восстаёт, бежит из Подолии… Однажды случилось так, что какие-то разбойники даже самого гетмана бросили в яму, в которой он держал преступников. И только Азем-ага освободил его оттуда… Я не жду от Ихмельниски никакой помощи, ибо гяурское войско при нем насчитывает всего сотню бродяг. А нам приходится держать там больше тысячи воинов, чтобы охранять его от повстанцев и от соблазна перекинуться к урусам или к полякам…
— А что, есть доказательства такого умысла?
— Пока нет, но…
— Прикажи паше Галилю и Азем-аге, чтоб не спускали глаз с него! Нам нужно его имя… Как приманка. Но если что-либо будет замечено за ним…
— Ясно, мой повелитель.
Султан встал, давая понять, что разговор окончен.
2
После похода на Крым Серко похудел, как-то поблек и быстро начал стареть. Под глазами залегли синие тени, на шее и лице резче обозначились морщины. А глаза, ещё до недавнего времени светившиеся молодецким блеском, вдруг погасли, померкли.
Никто не мог понять, что произошло с ним.
— Заболел наш батько, — перешёптывались казаки.
— Жаль старика, — сокрушались многие.
А те, кто был ближе к кошевому, рассказывали:
— Не спит ночами, стонет, молится… Просит бога принять его душу… Видать, отжил наш батько своё… Душа и тело хотят отдыха…
Однако грозные события, надвигавшиеся на родную землю, заставляли старого кошевого забывать про свои болезни и душевные переживания и заниматься военными и хозяйственными делами. Каждый день с раннего утра до позднего вечера он был на ногах: советовался со старшинами, писал письма, заглядывал в мастерские, где изготавливалось оружие, порох и ядра, в кожевенные и тележные мастерские, торопил плотников, которые чинили старые и ладили новые челны, проверял, сколько пороха, олова и оружия на складах, сколько муки и солонины в кладовых. С молодиками в лёгком чёлне объезжал Войсковую Скарбницу — ближайшие острова, где в потайных местах скрыта была запорожская флотилия, хранилось оружие и на которых за многие годы казаки построили небольшие укрепления, защищающие подступы к Сечи.
Как-то джура позвал к кошевому Арсена и Палия.
— Садитесь, сынки, — указал старый атаман на лавку, когда казаки переступили порог войсковой канцелярии. — Хочу с вами малость погуторить…
Арсен и Семён Палий примостились у края стола на лавке с резной спинкой, выжидательно смотрели на Серко.
49
Диван (ист.) — правительственный совет турецкого султана.
50
Намаз (перс.) — мусульманская молитва, которую читают пять раз в день.
51
Миндер (турецк.) — подушка для сидения.
52
Камениче (турецк.) — Каменец-Подольский.