Буги-вуги

Прохлаждаемся дальше. Закусываем. Маныч в ностальгию ударился, про ветхозаветное время вспоминать, как на гастролях в гостиницах клопов кормил. И за разговором, так, слышим кто-то по струнам шкрябает. Минька соскочил — туда. Мы за ним.

Действие первое, акт второй.

Лох музыкальный, включил аппарат и на товсь к микрофону. Я вам спою еще на бис. От такой наглости, Миня ему по уху без слов, я за гриф ухватился, ремень у гитары лопнул, Маныч игрулю ногой в бочину — завалился клиф ричард, как кабан, в барабаны — шуму, грому. Минька его за шкирку из своей кухни — иди сюда, мой сладкий сахар, — под зад раза и носом со сцены.

Инцидент вроде б исперчен. Вернулись, разлили по второй, последней, только б замахнуть — влетает кодла, гитарист дикошарый во главе, хвать кресло и Манычу на голову одевает. Всё так быстро, что и сообразить ничего нее успеваем.

Пошла руда. Стол набок. Отмашки. В заднице сразу стало неуютно. Да и станет, если тебе навесили пару раз и во рту уже кисленько.

Бойкой урловская компания оказалась, умелой, и почти сразу побеждать стала: Лёлик сходу рассыпался на запчасти, меня запинали под стол, только Маныч с Минькой бьются — Пересвет и Ослабя.

Тут вбегает еще народ, пьянь наша местная, кабацкая, и с места в карьер давай хулиганский элемент волтузить. Крепко и всерьез. И тейболом по фейсу, и ногами, и тяжелыми предметами интерьера. Такие смачные плюхи выписывают — только успевай ловить. А ты не тронь музыкантов! Не тронь!!

Подчиняясь броуновскому движению, битва в зал перехлестнулась, втягивая, не разбирая ничего и никого, в свою орбиту. Тарелки летят, крики — сумбур вместо музыки. Понеслась кривая в гору.

Один из клошаров запрыгал, руки выставил, каратист якобы; сам мелкий, пизденыш, метр с кепкой на коньках, горлом на испуг берет:

— Й-яа! й-яа!!

Маныч его сгреб, как кутенка:

— И ты! — махнул в окошко, только стекла зазвенели. Пять секунд — полет нормальный.

Дело уже такое, стрёмное. Да и натюрморт в зале впечатляет.

— Из-за этих лимонов свою работу мы на сегодня заканчиваем, — объявили мы победившему кабаку, намотали шнуры на руку и быстренько до дому, до хаты.

Взяли тачку. Пока ехали, провели, перебивая друг друга, разбор полетов, себя, естественно, записывая в невозмутимые бельмондо. Уже у подъезда Маныч решил зайти в общагу, пустую и гулкую перед нашествием абитуриентов. Табор раскинули в нашей с Минькой комнате, расбардаченной до предела. Последний нонешной денечек гуляю с вами я, друзья.

Дома пыл боевой утих, тогда считать мы стали раны. У Маныча голова — не повернуть. Минька весь подбитый, как броненосец Потемкин, плюс передний зуб треснул. Я весь как из-под кувалды, но на физии ничего, а вот Лёлик с фонарем под глазом. Богатый фонарь — все цвета радуги. Пригляделся Миня — у Лёлика и под вторым наливается. Гюльчатай, покажи личико.

Дело было к вечеру, делать было нечего — достали с горюшка бутыль «Гаваны клаб» для коктейлей с девочками припасенный да невостребованный и давай давить.

Давим, давим, а он не давится. Азарта нет. Поставили для тонуса «Ебали мы с Вовой» из «Кам теста» Пёплов[92], но не поднимает, а, напротив, давит. Выключили.

Маныч башку, как пеликан, вращает, Лёлик в зеркальце на себя ужасается, я кряхчу курицей-несушкой — повернуться больно. Всё это было бы смешно, когда бы не было так скучно.

Разлили по второй дерьмо это кубинское.

— Было, было времечко золотое, — отхлебнув глоток, сказал Маныч, растирая шею, — «Рябина на коньяке» стояла, не выводилась. Да что «рябина»! Сколько вин было дешевых. Водовка два восемьдесят семь стоила. А чекушка? Вообще копейки.

— Сургучом залитая, да? Я помню.

— На винище цены вы помните, алкоголики. А на хлеб? — добродушно спросил Минька.

— Что хлеб! «Хлеб!» Хлебом скот кормили, — сказал Маныч. — А водка хотя и дешевая была, а пили-то меньше. Не сравнишь, как сейчас лакают. Не про то речь. Я вот вспомнил, что когда брату в школу давали три рубля, у него была проблема: проесть в буфете или арбуз купить? Такой арбуз, — раздвинул он руки.

— Это что, по старым деньгам?

Ответом Маныч не удостоил. Само собой, понимать надо, дядя еще разгром немцев под Москвой помнит.

— Обычно этому буратине рубль выдавали. Три — это, не знаю, по праздникам. Бутерброд с копченой колбасой стоил копеек семьдесят- восемьдесят. Так где-то.

— Восемь копеек, — зацокал Лёлик языком[93].

— Баловали, оболтуса. Один раз бабка дала ему на Первое мая двадцать пять рублей. Он, бедняга, чуть не плачет: что с такими большими деньжищами делать? Будем, говорю, Сашок, на мотоцикл копить. С коляской. Вот уж он обрадовался — выгодно вложил.

— Ты их, конечно, вечером просандалил.

— Не в этом дело. Мотоцикл действительно можно было купить, и не так это было невозможно. Возможно. Был такой период, когда цены позволяли. А судки с черной икрой, что на витринах заветривалась? Туфта думаете? Сказка? Никто не брал этот рыбий жир. Не на-до! Домой придешь, как Паша Верещагин: «Опять палтус!» Бабуля нажарит, он жирный, каплет с него. Терпеть не мог. Деньги, я скажу, даже внешне крутые были: сторублевая бумага в карман не уместится. Здоровущая, с носовой платок. И самое главное: ощущение — что всё хорошо. Войны не будет, будет только лучше. Вот асфальт на улице кладут, запахи эти… Сейчас это непонятно. Не объяснить. Это запредельная штука.

— А по жизни? Скукотища же, наверно, была?

— Хо! Во-первых, каждый вечер танцы. Чего тебе еще надо в семнадцать лет? Придешь домой и как чесотку подхватил. Как зуд какой-то! Сидишь, подпрыгиваешь: пять, шесть, полседьмого, семь! Старт!

— А музон какой-то был?

— Как какой-то? — удивился Маныч. — Ты что? «Музон», — передразнил он саркастически. — Слово-то…

— На «костях»?

— На «скелете моего дедушки».

— И что за вещи?

Маныч приподнял бровь, вспоминая:

— «Мамбо рок»[94], помню была вещица. Хей, мамбо, мамбо рок, — начал он подергивая плечом. — «Истмабул, Константинополь», «Мамбо итальяно»[95] — вот он, первый, как ты говоришь, музон на ребрах. Самбочки, фокстроты.

— Я думал Пресли…

— До Пресли еще ого-го! До Пресли дистанции огромного размера, — с покровительственным видом сказал Маныч. — Тогда такое всё: «Эй, чувак, не пей из унитаза». И ведь, учти, никто не приезжал, никто нигде не выступал, всё, что можно было услышать — на «рентгене». И танцы под эти дела. Сейчас подумать: ну что там крамольного, бабушкин сундук. А запрещалось. Что вы! Буржуазная зараза.

— Артуха, в какое время ты жил, а? — восхитился Лёлик.

— Раритет, — подытожил Минька.

— Да ты еще на эти танцы попади, — воодушевился Маныч. — В центре — духовой с пожарниками, в парке Чаир, морские офицеры с кортиками, креп-жоржет. А такое — по окраинам, в клубах, в ДК. Уж каким образом, уж как, без афиш, а узнавали, система срабатывала. Бэмс! — слух прошел: сегодня в «Учителях» на «костях» будут лабать. Всё. Райком закрыт, все ушли на танцы. Да танцы не в смысле — танцы, хотя и танцевали, а послушать. Чего эдакого. Народу… Больше чем на кухне рыжих тараканов. Пацанье, брат мой с огольцами, по чердакам, крышам, по трубам водосточным… Я обычно пройду, шпингалет им отщелкну, и вот они как макаки, р-раз и на третий этаж, тут же вниз, в сортир, пока не словили. В туалете у них один на пахы — курить там запрещалось, строго с этим, не забалуешь, остальные быстренько, — Маныч показал, как из сигарет высасывали никотин беспрерывными мелкими затяжками. — И, между прочим, дрянь не курили, пьяных не было. Не увидишь, чтобы кто-то шатался-валялся. И без этого буквально неплохо. И даже, верьте-нет, мата не припомню. Урла, она само собой, а свои — нет, не было. Не то что мы какие-то… Говорю как есть. Покуришь с ними, свято дело, на балкон — и в кресло. Люстра хрустальная в сто огней. Внизу парочки кружат. Музыка с «костей». Вот он — эфир жизни. Михаил, налей-ка этого купоросу, — Маныч прервался, чтобы выкушать полстакана. — А во-вторых, мода. Мода тогда — тот же рок-н-ролл. Свинг, если быть сугубо историчным. Присвингованный народец ходил. Дуды у этого народа. Как положено. Сами ушивали, сами клин вырезали. Прострочил на машинке, и вперед! И уже приобщился. Надевали с мылом, натурально. Хоть смейся, хоть нет, а что было — то было. Помню пришел с танцев, червяком вертелся. Не могу снять и всё! Мучался-мучался, бабульку кликнул. Вдвоем старались, жучка за внучку. Так и не сняли, порвали к чертям! Такие брючки были — атас! Ядовито-голубые. Собаки бросались. Мы будем фоксики с тобой лабать, — напел Маныч, притоптывая ногой. — Зад срезали тик в тик. Ни сесть, ни лечь.

92

Deep Purple — I Need Love

http://www.youtube.com/watch?v=cF4Gov_YlhA&feature=related

93

Разговор о дореформенных ценах, до 1961 года. Некоторые цены на текущий момент: коробка спичек, карандаш, стакан газированной воды -1 копейка, проезд в общегородском транспорте 3 копейки, пустая бутылка 12 копеек, мороженое 9 копеек, буханка хлеба 14 копеек, пирожное 22 копейки, пачка сигарет с фильтром 35 копеек, билет в кино 30 копеек, грампластинка 1.45-2 рубля, студенческая стипендия 40–50 рублей, зарплата уборщицы 70 рублей.

94

BILL HALEY & HIS COMETS — 'Mambo Rock' — 1955

http://www.youtube.com/watch?v=QWPBZj2t7F4&playnext=1&list=PLC7843F6E1880EE4C&index=7

95

Sophia Loren — Mambo Italiano

http://www.youtube.com/watch?v=fhyApMVm9Rs&playnext=1&list=PL715517AD67EA3D50&index=4

Four Lads — Istanbul Constantinople

http://www.youtube.com/watch?v=BOG8emH4Ab8