Страница 8 из 20
– Значит, решили мне «правилку» устроить? – тихо и очень страшно проговорил Клык. – А кто вы такие, падлы сраные? Меня всесоюзная сходка короновала в Ташкенте... И судить только всеобщий сходняк может! Или забыли Закон?
Он пригнулся к столу и снизу гипнотизирующим взглядом осматривал каждого из шестерых, одного за другим. Тонкие губы зловеще, не по-человечески изгибались, и казалось, вот-вот мелькнет еще одно жало...
Тертые урки бледнели и опускали головы. Они привыкли к убийствам, и впечатление на них произвело не только то, что сделал Клык, но и как он это сделал.
Обычный человек не владеет такими способами убийства. Только матерые зубры, оттянувшие в зоне не один десяток лет... Об этом ходит много легенд, но одно дело – слушать зековские байки, а другое – увидеть кровавую расправу своими глазами.
Клык подтвердил принадлежность к высшей преступной касте, и шестеро за столом задвигались беспокойно, осуждающе посмотрели друг на друга, как бы отыскивая того, кто посмел усомниться в неприкосновенности пахана. Не найдя такого, шесть пар глаз сошлись на мертвом Угрюмом.
– Давайте вынесем этого демона и закопаем поглубже, – сказал Гвоздодер. Виновный в посягательстве на авторитет был обозначен.
– Подождите копать, – обычным голосом продолжил Клык, и все поняли, что инцидент исчерпан. – Кто наших ребят побил – дело ясное. Я этому бесу Седому сказал, что всех их людей в зонах в петушатник загонят, если бабки не отдаст... Авторитет обвел взглядом преданно внимающих каждому его слову блатных.
– Это я наперед забежал, на «понт» взял. Может, бабки менты забрали, может, Федор спрятал где... Пока на хате засада, – не разберешь... На зонах мы-то действительно можем их на парашу посадить, а как на воле разбираться будем?
Все молчали. На воле с «новыми» тягаться сложно. Биографии чистые, связи крутые и вообще руки развязаны... Если ты не судимый – участковый к тебе в дом так запросто не зайдет и опер из уголовки нос не сунет. Храни хоть автомат, хоть гранатомет.
И на разборки заявляются спортсмены: борцы, боксеры, есть и совсем знаменитые. А тут здоровье в карцерах да штрафных изоляторах подорвано, и ржавый «наган» боязно в карман сунуть – спалишься, глазом не моргнешь! Нет, на воле с ними лучше не схлестываться.
– Или без крови попробуем, по Закону? – сказал уловивший общее настроение Клык. – Позовем авторитетов со стороны, пусть разберут...
– Правильно, – одобрительно кивнул Гвоздодер. – Может, только главного ихнего замочить?
– А с этим, что приходил, как? – спросил Рваный.
– Да как... – Клык равнодушно пожал плечами. – Хотите – можно на перо поставить. Только... Если он сам по себе – за что его резать? А если на Седого работает – достать будет трудновато... Посмотреть за ним надо, а там решим...
Когда Гвоздодер и остальные потащили закапывать труп, Клык набил мастырку и закурил. Анаша расслабила нервы, и пальцы перестали дрожать мелкой дрожью.
Бунт на корабле подавлен. Но это еще не все. Получив чемодан, он позвонил Хранителю и разрешил отдать шестьсот миллионов из общака грузинским ворам. Те вкладывают деньги в войну, у них свои расклады, но обещали вернуть летом с процентами да плюс наркоты, оружия добавить. Люди авторитетные, надежные, помогать им полезно... Но если теперь чемодан ушел, а в кассе – пусто, то восемь зон и четыре крытых без подогрева останутся. А такое на тормозах не спустишь: соберут всеобщую сходку и поставят его. Клыка, на правило... Это если захотят Закон соблюсти. А могут и просто замочить, как рядового урку. Потом, конечно, придется ответ держать, да строгости сейчас большой нет, отмажутся. Скажут – потерял благо воровское – и все тут... Кто там будет разбираться да спрашивать...
Авторитет вора на двух вещах держится: на деньгах и на крови. Но за большие деньги и свою кровь потерять недолго.
Примерно в то же самое время лидер Юго-Западной группировки Седой размышлял о том же самом. Он сидел в большом зале у камина и смотрел в окно на четверку бойцов, прогуливающихся вдоль высокого бетонного забора. Дачу в Малаховке он выстроил недавно и участок земли, почти с гектар, выкупил, и все дело в гору шло... И надо же такой неудаче случиться!
Теперь, конечно, компаньоны спросят: «На хера ты им деньги давал? Послал киллеров – и дело с концом! Нет, надо умничать, психологию разводить... И что в результате? Четверых положили, деньги пропали. Клык живой и невредимый, грозится в зонах беспредел учинить. И учинит – зоны они держат, там их сила. Значит, ответить кому-то за этот прокол надо...»
Про случайности ничего не объяснишь и куда деньги исчезли – тоже. Ведь с квартиры глаз не спускали. Но ребят перебили, а как и кто – дело темное. Он наблюдателей послал, те в толпе терлись, в подъезд заходили, вынюхивали, выспрашивали, с понятыми поговорили, с судмедэкспертом. Получается, кроме Клыковых людей, там еще ктото был. Классный стрелок, а может, двое... Скорей всего они казну и взяли. Больше некому. А чего этот хрен от Клыка приходил? Тоже случайность? Нет, он и есть ниточка, связующее звено... За ним смотреть надо, он и выведет на деньги...
Седой откинулся на спинку кресла и отхлебнул горячего молока из высокого узкого стакана.
Глава пятая
Дверь сектора статистики была заперта на хлипкий крючок, и Каймакова не оставляло ощущение, что, если кто-то толкнет посильнее, крючок сорвется. Эта неотвязная мысль снижала терапевтический эффект «утешения и снятия стресса».
Процедура проходила по зимнему варианту – паровоз с вагончиком: Верка, согнувшись, грудью лежала на своем рабочем столе, лицо утыкалось в мохеровый платок, что само по себе было хорошо, потому что заглушались крики, хрипы и стоны, способные перебудоражить половину института. Летом она садилась на крышку стола, но тогда лица почти соприкасались и приходилось зажимать ладонью жадный кусающийся рот.
Паровоз с вагончиком подходили к конечной станции. Каймаков отвлекся от крючка, крепко сжал округлые бедра, скользнул ладонями по гладкой коже ягодиц и наконец перевел дух. Ноги слегка дрожали, он со вздохом опустился на стул.
– Ну как, помогло? – спросила Верка, заправляясь.
Каймаков опустошенно вздохнул.
– Вроде да.
– То-то! Стресс снимается сексом и алкоголем. Но пить на работе нельзя...
– А трахаться можно?
– Трудовой кодекс, кстати, не запрещает, – засмеялась Верка. – А что: запаха нет, ничего не видно. И производительность труда повышается... Она тщательно натягивала колготки, чтобы не оставалось складок.
Каймаков наблюдал – внимательно и не без удовольствия.
– Правда, у меня фигура хорошая? Я раньше хотела лицо изменить... И имя взять покрасивее...
– Не надо ничего, и так все нормально, – неосторожно сказал умиротворенный Каймаков.
– Я правда тебе нравлюсь? – тут же зацепилась Верка.
Она расправила комбинацию, опустила и, вильнув бедрами, разгладила юбку.
– Мне надоело все время так, – плачущим голосом девушка завела обычную песню. – Давай хоть раз по-человечески, в постели... Приходи ко мне, тем более тебе дома страшно...
«Может, действительно?» – подумал он, но тут Верка повернулась, и Каймаков стал поспешно собираться.
– Как-нибудь обязательно... Он откинул крючок.
– Ты всегда так говоришь. Хочешь еще чаю?
– Некогда. И перерыв закончился, сейчас все набегут.
Каймаков пошел к себе в отдел. Левин куда-то внезапно смылся и до сих пор не вернулся, Игорь догуливал отпуск, Даша готовила опрос населения по перспективам экономических реформ. Запершись. Каймаков извлек кастет и шило. Вещественные доказательства вчерашнего происшествия всколыхнули улегшуюся было тревогу.
Каймаков поднял к свету прозрачные прямоугольники дактилоскопической пленки и пристально рассматривал несколько минут отпечатки пальцев человека, который пытался его убить. Потом попробовал спрятать зловещие железки в сейф, но он был забит бумагами с грифом «ДСП» и «Секретно», которые по инерции ставились на результатах социологических исследований. Чтобы не испачкать документы. Каймаков сунул в сейф только дактопленку, а кастет и шило завернул в газету и опять положил в «дипломат».