Псмит в Сити

Он решил подыскать жилье в Далидже, так как ничего не зная о Лондоне, полагал, будто комнаты повсюду в радиусе четырех миль были крайне дороги, но главным образом потому, что в Далидже был колледж, а жить вблизи колледжа казалось утешительным. Возможно, иногда в субботу днем ему удастся поиграть в пятерки, думал он, а летом так и в крикет.

Шагая наугад по асфальтовому тротуару, который вел от далиджской станции в направлении колледжа, он очутился на Акация-роуд.

Было что-то в Акация-роуд, наводившее на мысль о меблированных комнатах. Даже маленький ребенок с первого взгляда заметил бы, что она просто щетинится сдаваемыми в наем гостиными, они же спальни.

Майк постучал в первую же дверь, на которой висела карточка.

Вероятно, в мире не существует более тягостного процесса, чем съемка меблированных комнат. Те, кто сдают их, словно бы не получают от этого никакого удовольствия. Как Пу-Ба в «Микадо» они это делают, но это им глубоко противно.

На стук Майка дверь открыла особа женского пола. Внешностью она смахивала на «даму» из пантомимы, более склонную к сдержанной меланхолии мистера Уилки Барда, нежели к веселой беззаботности мистера Джорджа Роби. Свой голос она заимствовала у граммофона. Самое последнее ее занятие было, видимо, сопряжено с большим количеством хозяйственного мыла. Собственно говоря — между читателями и нами секретов нет! — она стирала мужскую рубашку. Полезное занятие и благородное, однако не слишком облагораживающее внешний вид.

Она обтерла пару дымящихся паром рук о передник и уставилась на Майка глазами, которые выглядели бы на редкость невыразительными даже у вареной рыбины.

— Чего надо? — спросила она.

Майк почувствовал, что деваться ему некуда. Он не обладал непринужденностью, необходимой, чтобы грациозно попятиться и исчезнуть, а потому сказал, что да, ему нужна комната. Спальня, она же гостиная.

— В дых дите, — сказала пантомимная дама.

И Майк истолковал это как приглашение подняться наверх.

Процессия двинулась вверх по темной лестнице и оказалась перед дверью. Пантомимная дама ее отворила и прошаркала внутрь. Майк остановился на пороге и заглянул туда.

Комната была отталкивающе мерзкой. Одной из тех безликих комнат, из которых слагаются меблирашки. Майку, привыкшему к уюту своей спальни дома и к бодрящей простоте школьного дортуара, она показалась унылейшим местом из всех, где ему довелось побывать. Своего рода Саргассовым морем среди спален.

Он молча оглядывался, потом сказал:

— Да.

А что еще можно было добавить?

— Очень миленькая комната, — сказала пантомимная дама.

Что было черной ложью. Комната не была миленькой. Она никогда-никогда не была миленькой. И представлялось маловероятным, что она когда-либо станет миленькой комнатой. Зато она выглядела дешевой.

И вот это было прекрасно. Ни у кого не достало бы духа запросить много за такую комнату. Совестливая квартирная хозяйка могла бы даже платить жильцам небольшую сумму, компенсируя им необходимость спать здесь.

— Так как? — осведомился Майк.

Дешевизна играла значительную роль. Насколько он понял, платить в банке ему для начала будут четыре фунта, десять шиллингов в месяц, да еще отец выдает ему пять фунтов в месяц. На сто четырнадцать фунтов в год по-царски никак не разгуляешься. Пантомимная дама слегка оживилась. Предварив свои дальнейшие высказывания повторением заверения, что комната очень миленькая, она добавила, что может сдать ее за семь шиллингов шесть пенсов в неделю — «ему», давая понять, что персидский шах или мистер Карнеги, попросись они переночевать здесь, тщетно вздыхали бы о столь выгодных условиях, включающих и освещение. За уголь — приплата «шесть пенсов совок». Обслуга включалась в оплату.

Сформулировав эти условия, она финтом профессионального футболиста загнала комок пыли под кровать и вновь погрузилась в прежнее мрачное молчание.

Майк сказал, что, пожалуй, это ему подходит. Пантомимная дама не изъявила ни малейшего удовольствия.

— Об еде? — сказала она. — Вам завтрак понадобится. Бэкон, яйцо там и всякое такое, верно?

Майк сказал, что пожалуй.

— За приплату, — сообщила она. — И обед? Котлета там или миленький бифштекс?

Майк склонился перед этим оригинальным полетом фантазии. Котлета там или миленький бифштекс казались именно тем, чего он мог пожелать.

— За приплату, — сообщила пантомимная дама в манере Уилки Барда, доведенной до совершенства.

Майк сказал, что да, пожалуй. После чего, выложив авансом семь шиллингов шесть пенсов за неделю, он получил взамен засаленную расписку и гигантский дверной ключ, чем переговоры и завершились. Майк покинул дом и через несколько шагов оказался у ограды колледжа. Был конец августа, и вечера уже длиннели. В тусклом свете крикетное поле выглядело преотличным и обширным, а за ним в легком тумане смутными тенями вырисовывались учебные корпуса. Калитка возле железнодорожного моста оказалась незапертой. Он вошел и неторопливо отправился по траве к купе больших деревьев, отмечавших границу между крикетным и футбольным полями. Все было таким приятным и успокаивающим после пантомимной дамы и ее душной комнаты, совмещавшей гостиную и спальню. Он сел на скамью возле второго столба с доской для ведения счета и посмотрел через поле на павильон. Впервые в этот день он испытал настоящую ностальгию. До этой минуты его поддерживало возбуждение новизны того, что с ним происходило, но крикетное поле и павильон так остро напомнили ему Рикин! С беспощадной четкостью они подчеркнули неумолимый конец привычной жизни. Одно лето будет сменяться другим, на этом поле матч за матчем будут разыгрываться со всем блеском набранных очков и эффектных завершений, но его это уже не будет касаться. «Он был отличным бэтсменом в школе. Два года был самым первым в Рикине. Но ничем о себе не напомнил после того, как покинул школу. Нашел место в Сити или что-то вроде». Вот что будут говорить о нем, если вообще про него не забудут.

Часы на башенке центрального корпуса снова и снова отбивали четверти, но Майк все сидел и думал. Было уже совсем поздно, когда он встал и поплелся к Акация-роуд. Он чувствовал, что окоченел, окостенел и очень несчастен.

4. Первые шаги в деловой карьере

Сити приняло его с тем надменным равнодушием, как накануне более западные районы Лондона. Его словно бы никто в упор не видел. Ему было дозволено сойти возле собора Св. Павла и пройти по улице Королевы Виктории никем не замечаемым. Он следовал за человеческим потоком, пока не добрался до Мейсон-хауса и в конце концов оказался перед массивным зданием Нового Азиатского банка лимитед.

Вопрос, как осуществить наиболее эффективное проникновение туда? Там банк, тут он. Как лучше всего известить власти предержащие, что он безоговорочно явился и готов приступить к зарабатыванию своих четырех фунтов десяти шиллингов per mensem [1 — в месяц (лат.).]. Внутри банка словно бы царил некоторый хаос. Люди двигались туда-сюда, будто в некоторой нерешительности. И никто словно бы не работал. Суть заключалась в том, что деятельность банка не начинается с раннего утра. Майк явился заметно прежде, чем дело закипело.

Пока он стоял вблизи входа, вверх по ступенькам взлетели две запыхавшиеся фигуры и кинулись к внушительной книге, покоившейся на барьере вблизи двери. Майку предстояло близкое знакомство с этой книгой. Если вы были «служащим» Нового Азиатского банка, вам полагалось каждое утро записывать в нее вашу фамилию. Ровно в десять ее уносили в бухгалтерию, и если на протяжении года определенное число раз вы опаздывали расписаться, то годовая премия делала вам ручкой.

Некоторое время спустя все начало образовываться. Суматоха и хаос мало-помалу улеглись. По всей длине банка теперь можно было созерцать фигуры, сидящие на табуретах и пишущие иероглифы на больших листах. Мимо Майка прошел благожелательный на вид мужчина в очках и с клочковатой седой бородой. И Майк воззвал к нему, как мужчина к мужчине.