Страница 6 из 66
— Ребенок есть ребенок. — Профессор кашлянул, поглощенный своими мыслями. — Знаешь что? К вечеру, на вересковой пустоши, я хочу его испытать!
— Его?.. Да, конечно! — И она кивнула с таким видом, будто это очень ее обрадовало. — Но что эта… штука будет делать на вересковой пустоши?
— Видишь ли, — и рука его обвела в воздухе что-то невидимое, — она может, при помощи электролиза, добывать прямо из грунта алюминий. Алюминий я выбрал из-за его необычайной распространенности — он составляет не меньше семи процентов всей земной массы!
И профессор торжествующе посмотрел на жену.
— Да, мой друг, — сказала она таким тоном, каким все жены говорят эти слова пьяным или рассерженным супругам.
— …Так что «Муравей» может добывать алюминий в горах и в пустынях, и из чего угодно — из полевого шпата, каолина, глинозема! А алюминий служит составной частью сплавов, прочных, как сталь, но весящих в три раза меньше!
— Да, мой друг.
Ей уже столько раз доводилось слышать, как он говорит на своем непонятном техническом языке! И через минуту, когда он заверил жену, что его изобретение не опасно, она успокоилась и стала думать об ужине. Не слетать ли на вертолете в Килданан купить бифштексов? И, может быть, бутылку вина, чтобы отпраздновать удачу Малькольма? Всего семьдесят километров — за какой-нибудь час она слетает туда и обратно…
Тихо жужжа, дом, как подсолнечник, поворачивался вслед за солнцем. Небо над темными вершинами пылало. Малькольм между тем продолжал:
— …в электронный мозг вводятся элементарные приказы, и реле мозга смогут создавать из них все новые и новые сочетания, практически бесконечное количество сочетаний! В результате получатся миллионы разных линий поведения! И кроме того, у «Муравья» много органов чувств: радиолокаторы, фотоэлементы, искусственные органы обоняния, микрофоны, которые за десять миль улавливают стрекот кузнечика. А во время войны его тепло-уловители обнаружат на большом расстоянии любой живой организм, если температура его тела отличается от температуры воздуха хотя бы на одну десятую градуса. На своих гусеницах с присосками «Муравей» может передвигаться где угодно, под водой или даже по отвесным скалам. А ториевых батарей, которые дают ему энергию, хватает на десятки лет. Торий, кстати, тоже есть на всех континентах!
— Да, дорогой…
Как хорошо, подумала она: металлическая рука, выдвинувшись из стены, подобрала пепел, просыпавшийся с сигары Малькольма! Ведь пепел на полу — это так неопрятно! Но что сегодня с Малькольмом? Таким она еще не видела его никогда!
— …Его металлические мускулы не знают усталости! — почти кричал он тем временем. — Его мозгу не нужен сон! Его реакции мгновенны! Его производительность не укладывается в воображении! Ему нужно два часа, чтобы создать себе подобного, точную копию самого себя, и он проделывает для этого сорок тысяч операций! А два «Муравья» начинают делать еще двух! Четыре — еще четырех! Знаешь, сколько их станет после двадцати четырех часов удвоения?
— М-мм… сто?
Готовясь отправиться за покупками, она сейчас накладывала на лицо косметику.
— Четыре тысячи девяносто шесть! — торжествующе воскликнул он. — А через тридцать шесть часов — двести шестьдесят две тысячи сто сорок четыре! А через двое суток — много миллионов! Мой первый «Муравей» — это ком снега, с которого начнется лавина!
— Не… не чересчур ли это много? — слегка испуганно спросила она и, оторвав взгляд от зеркала, посмотрела на мужа.
— Нет, совсем не трудно, отдав приказ, остановить самовоспроизводство, — весело успокоил он жену. — Именно такой приказ, как только «Муравей» пройдет испытания, я и отдам. А самое главное, мои «Муравьи» могут быстро и дешево сровнять с землей Гималаи или перенести Великобританию на Северный полюс! Она рассмеялась:
— Что ты говоришь, Малькольм? Ведь мы там замерзнем.
— Я просто привел пример, — сказал он, не обращая внимания на ее смех. — Ну а какое это оружие… Ты ведь слышала все эти бесконечные жалобы по поводу огромных расходов на вооружение? «Муравей» создаст армию из кучи камней! Да, конечно, с одним «Муравьем», хоть он и прочен, легко управится противотанковая пушка. Но миллиону, который через два часа станет двумя миллионами, сопротивляться бесполезно! Стальные челюсти сжуют даже танки, целые дивизии танков, и опустошат территорию неприятеля так же основательно, как полчища настоящих муравьев. Только представь себе, что будет, если двадцать моих «Муравьев» перебросить по воздуху в пустыню Гоби. За сутки их станет там больше восьмидесяти одной тысячи! А если ввести в них инстинкт миграции, они вскоре расползутся по всей Азии!
— Нет, только не война! — И она вздохнула: ох уж эти мужчины! — Неужели мало тех войн, которые были?
— Разумеется, — пробормотал он немного растерянно. — Но ведь… любое достижение науки можно использовать как для блага человека, так и во зло ему. Все зависит от того, в чьи руки оно попадет. Но все равно надо изучать, пробовать…
— Нужно ли? — Она опять услышала детский смех, но теперь не улыбнулась. — Ведь у нас есть все — достаток, досуг. Зачем тебе этим заниматься, Малькольм? Чего еще может человек желать?
— Многого — например, удовлетворения своего любопытства. К тому же мои «Муравьи» принесут людям пользу. Человек, если пожелает, сможет менять с их помощью облик целых планет — превратить их в цветущий сад!
— Или в пустыню! — Она уже закончила сборы и была готова лететь в город. — Ты меня отпустишь, Малькольм?
Конечно, он ее отпустил. Но в городе, делая покупки, она все время думала о том, что мужчины, даже гениальные, — это всего лишь восторженные, любопытные, неосмотрительные дети…
…Когда вечером из-за тяжелых вершин Бен-Аттоу выскользнула луна, в ее неярком свете, упавшем на вересковые пустоши, сверкнула полусфера из светлого металла, легко и быстро находившая себе дорогу между скал и небольших прудов. Следом за ней, стараясь не отставать, бежал вприпрыжку, тяжело дыша, немного грузный человек, явно чем-то взволнованный.
«Муравей» был запущен. На самом верху полусферы, на высоте восьми футов над землей, вращались антенны локаторов и мигающий зеленый прожектор. Малькольм знал, «Муравей» ищет только удобного места, чтобы начать работу — ищет гравия или песка, куда могли бы войти вращающиеся лопасти. Он поздравил себя с тем, какие у его машины ловкие, удивительно точные движения. Ничто не может остановить ее, ни темнота, ни туман, ни холод, ни неровности рельефа. Ничего более совершенного, более автоматизированного кибернетика не создавала еще никогда.
Однако реле, управляющее теплоуловителями, он предусмотрительно заблокировал. Ему не нужно, чтобы этот робот воевал, — его «Муравей» должен стать родоначальником миллиардов, которые рассеются по земле, чтобы служить человечеству. Сердце его переполняла радость. «Муравьиха, матушка-муравьиха», — подумал он и ласково посмотрел на гладкий, круглый, поблескивающий в лунном свете панцирь.
Полусфера, словно живая, ползла между тем вперед. Ее черная тень плясала на поросших вереском пригорках и на гранитных валунах. Ее кибернетические органы чувств нюхали, слушали и смотрели. Она тихо гудела и мигала зеленым глазом. Вдалеке, где-то под серебристо-серым силуэтом Бен-Аттоу, залаяла лиса, безнадежно и насмешливо, и эхо ее голоса, вздыхая, долго умирало в ущельях. Шотландское плоскогорье тянулось вдаль и исчезало, бесконечное и темное в прохладной ночи. Но Малькольм не слышал охотничьего клича лисы, не видел пустынного плато. Он смотрел только на свое создание, смотрел будто на собственное дитя.
Наконец, пробродив с добрую милю, полусфера остановилась у гравиевой осыпи, тянувшейся между топей от ближайшего горного отрога. Гравий лежал здесь с ледникового периода, когда могучие естественные силы ломали и сбрасывали вниз острые вершины гор.
Довольный, он улыбнулся в темноте. Да, эта штуковина знает, что ей нужно, и без колебаний и сомнений идет к цели.
Тихое гудение «Муравья» превратилось в многоголосый вой. Вращающиеся с немыслимой скоростью лопасти вошли в грунт и теперь выбрасывали в воздух песок и измельченную землю. За несколько минут «Муравей» выкопал яму в половину своей высоты, спустился туда и начал, как кошка молоко, слизывать гравий. Над полусферой поднялись маленькие облачка пара. Потом клешни на концах многосуставных металлических конечностей начали извлекать откуда-то и складывать штабелями серебристо-серые болванки алюминия.