Страница 20 из 115
Сделать это оказалось нетрудно. Лодка подошла к самому берегу. Кэп и Мэйбл уселись на свои обычные места, а Следопыт, стоя на корме, крепко ухватился за куст, чтобы пирогу не снесло течением. Для путников потянулись долгие минуты томительного ожидания; чем кончится смелая попытка их товарищей?
Как уже видно из рассказанного, прежде чем добраться до той части порогов, которую можно было перейти вброд, Джасперу и могиканину предстояло переплыть глубокую протоку со стремительным течением. С этой задачей они справились без труда и, плывя бок о бок, одновременно коснулись дна. Почувствовав под ногами твердую почву, они взялись за руки и с величайшей осторожностью побрели в ту сторону, где, по их предположениям, застряла лодка. Тьма уже сгустилась; не надеясь чтолибо увидеть, оба храбреца положились на инстинкт, который помогает дровосеку находить дорогу, когда солнце уже давно село, но ни одна звезда еще не показалась на небе, и всякий, кто не привык ориентироваться в лесном лабиринте, видит кругом только непроходимую чащу. При этих обстоятельствах Джаспер полностью подчинился делавару, чей опыт давал ему решительное преимущество перед юным матросом. И все же нелегко было в этот поздний час искать дорогу в грозно бурлящей воде, только по Памяти представляя себе эти места.
Когда им показалось, что они вышли на середину реки, оба берега маячили вдали неразличимой темной массой, и лишь косматые верхушки деревьев смутно выделялись на фоне облаков. Раза два, попав в глубокую воду, они меняли направление, зная, что лодка застряла на мелководье. И вот, руководясь одним лишь этим фактом, как своего рода компасом, Джаспер с товарищем с четверть часа блуждали по пояс в воде, но и к концу этого времени, которое молодому человеку показалось вечностью, видимо, ни на йоту не приблизились к своей цели. И как раз в ту минуту, когда делавар хотел уже остановиться и предложить товарищу вернуться на землю, чтобы предпринять затем новую вылазку, он различил в темноте смутный силуэт человека, который шел впереди них на расстоянии вытянутой руки. Догадавшись, что ирокез здесь по тому же делу, что и они сами, могиканин шепнул на ухо Джасперу:
– Это минг, Великий Змей покажет брату, как быть хитрым.
Молодой человек тоже заметил таинственную фигуру, и его озарила та же догадка. Понимая, что разумнее всего довериться делавару, который ринулся вслед за исчезнувшей фигурой, Джаспер пошел за ним, немного отступя.
Через минуту индеец снова вынырнул из темноты, теперь он шел уже навстречу. Рокотание воды в камнях заглушало все другие звуки, и делавар, обернувшись к Джасперу, сказал:
– Положись на хитрый Великий Змей.
– Ух!– воскликнул таинственный незнакомец и прибавил на родном наречии. – Я нашел пирогу, но мне одному не справиться. Помогите мне снять ее со скалы.
– Охотно, – сказал Чингачгук, понимавший его наречие. – веди нас, мы идем за тобой.
Ирокез за грохотом реки не мог уловить особенности чужого голоса и произношения. Ничего не подозревая, он двинулся вперед, увлекая за собой остальных; вскоре все трое дошли до пироги. Ирокез ухватился за один ее конец. Чингачгук стал посредине, а Джаспер обошел кругом и взялся за другой конец – дикарь не должен был заподозрить присутствия бледнолицего, о чем он мог бы заключить по оставшейся на нем шапке и по характерным для белого очертаниям головы.
– Подняли!–сказал ирокез со свойственной индейцу повелительной интонацией.
Трое мужчин без малейшего усилия подняли пирогу в воздух, с минуту подержали на весу, чтобы вылить всю воду, и опустили ее на речную зыбь. Все трое крепко вцепились в борта, чтобы лодку не снесло течением, а ирокез, державшийся за нос, повел ее к левому берегу, туда, где друзья ждали его возвращения.
Как делавар, так и Джаспер понимали, что ирокез здесь не один и что гдето рядом бродят его соплеменники– недаром появление Джаспера и Чингачгука не удивило ирокеза,– и необходимо соблюдать величайшую осторожность. Люди менее смелые и решительные, пожалуй, не отважились бы так дерзко смешаться с врагами – слишком велика была опасность; но храбрые жители границы не ведали страха, привыкли рисковать жизнью и слишком хорошо понимали, что лодку нельзя оставлять неприятелю,– они пошли бы и на больший риск, чтобы удержать ее в своих руках. Джаспер считал столь важным для спасения Мэйбл либо захватить пирогу, либо привести ее хотя бы во временную негодность, что вытащил нож и держал его наготове, чтобы распороть суденышко в случае, если им с делаваром придется от него отказаться.
Ирокез, возглавлявший шествие, медленно брел по воде, держа путь к своим, и, не выпуская лодки из рук, увлекал за собой своих упирающихся спутников. Была минута, когда Чингачгук уже замахнулся томагавком, чтобы размозжить голову своему ничего не подозревавшему соседу, но опомнился, сообразив, что предсмертный крик врага или его всплывший труп могут вызвать общий переполох.
Правда, уже в следующую минуту он пожалел о своей нерешительности, так как трое тащивших лодку внезапно оказались в окружении отряда ирокезов из четырехпяти человек, тоже вышедших на поиски пироги.
После обычного характерного возгласа, выражающего удовлетворение, только что подошедшие дикари также ухватились за лодку. Для всех собравшихся здесь она была желанной добычей: если одни видели в ней средство напасть на врага, то другие надеялись с ее помощью уйти от погони. Неожиданное усиление вражеской стороны давало ей явный перевес, и на мгновение даже ловкий и находчивый делавар растерялся. Пятеро ирокезов настолько ясно понимали свою общую цель, что, не тратя времени на разговоры, взялись все вместе и дружно потащили лодку – они намеревались воспользоваться захваченными ранее веслами и, посадив в нее трехчетырех воинов с ружьями и порошницами, отправить их на тот берег. Только отсутствие лодки помешало им осуществить это намерение сразу же после наступления темноты.
Таким образом, кучка сошедшихся друзей и противников подошла к восточной протоке, которую, как и у западного берега, нельзя было перейти вброд. Тут все остановились, чтобы решить, как лучше переправить лодку. Один из четырех ирокезов был вождем, и то уважение, с каким индейцы относятся к превосходству опыта, положения и боевых заслуг, вынуждало остальных молчать в ожидании, что скажет старший.
Эта остановка была особенно опасна для Джаспера – в нем могли признать белого. Выручало только то, что он заранее предусмотрительно бросил в пирогу свою шапку, а рубашку и куртку оставил на берегу, и общие очертания его фигуры не слишком бросались в глаза. То, что он зашел за корму лодки, тоже делало его менее заметным – все взоры были, естественно, обращены вперед. Другое дело Чингачгук. Отважный воин в полном смысле слова был окружен противником, он и шагу не мог ступить, чтобы не наткнуться на кровного врага. И все же он ничем не выдавал своего волнения, хотя все его чувства были на страже в ожидании минуты, когда можно будет бежать или нанести смертельный удар. Он ни разу не позволил себе оглянуться назад из опасения быть узнанным и с непоколебимым терпением индейца выжидал, когда настанет время действовать.
– Пусть все мои молодые воины, за исключением тех, что находятся по обоим концам лодки, плывут к берегу за своим оружием, – распорядился вождь.
Индейцы беспрекословно повиновались, и только Джаспер остался у кормы, а ирокез, нашедший лодку, – у носа утлого суденышка, тогда как Чингачгук так быстро нырнул в воду, что никто не заметил его исчезновения. Плеск и шум, поднятые пловцами, и их перекликающиеся голоса вскоре возвестили, что четверка индейцев уплыла к берегу. Убедившись в этом, делавар вынырнул из воды и, заняв свое прежнее место, стал готовиться к решительным действиям.
Человек с меньшей выдержкой, пожалуй, тут же и нанес бы решительный удар, но Чингачгук знал, что на порогах осталось еще немало ирокезов, и как опытный воин не хотел подвергать себя напрасному риску. Он подождал, пока индеец, находившийся у носа пироги, не столкнул лодку в более глубокое русло протоки, после чего все трое поплыли к восточному берегу. Но вместо того, чтобы помочь ирокезу, делавар и Джаспер, едва почувствовав усилившийся напор течения, стали всячески противиться продвижению лодки к левому берегу. Правда, они делали это не открыто, с инстинктивной осторожностью людей, еще не тронутых цивилизацией, так что ирокез, плывший впереди, думал, что борется с сильным течением. Под действием противоборствующих сил лодку, разумеется, сносило быстриной, и через какуюнибудь минуту она очутилась в еще более глубоком месте ниже бродов.