Страница 20 из 56
— Ага, получите! — кивнул головой Шопен. — Тут уже давно все запасы размели…
— Понятное дело! В Северном сели, в город въезжаем, я чуть не охренел. Какой Карабах?! Тут, наверное, покруче Афгана будет. А у меня офицеры — одна молодежь. На ходу в машинах боеприпасы раздавал. Вот же суки штабные, конспирацию развели, а! — И подполковник завернул в адрес своих начальников такой роскошный оборот, что насмешка в Серегиных глазах сменилась восхищением.
— О, брат, да ты поэт! Музыкант у нас уже есть, — Серега шутливо подтолкнул Шопена, — твои слова, да на его музыку… Вот это песенка получится!
— Да… Серега! — протянул Шопен. — Будут сегодня песенки, будет и музыка. Хотел я коменданта попросить, чтобы нам в последнюю ночь перед дорогой отдохнуть дали…
— Какой тут, к аллаху, отдых? — понимающе усмехнулся собровец. — Эти орлы сегодня все, что шелестит, блестит и «кажется», перестреляют. Через пятнадцать минут после наступления темноты весь боекомплект рассадят.
— Патроны не проблема, — махнул рукой Шопен, — запас есть, поделимся. Тут снайперы по ночам постоянно лазят. А сегодня могут специально собраться: поохотиться на свежачка. Слышь, командир, — хлопнул он бамовца по плечу, — тебя как зовут-то?
— Володя.
— Игорь. А Душман Серегой крещен… Володя, ты на посты сегодня офицеров старшими ставь. А где не хватит, мы с Серегой своих ребят дадим. Чтобы твои дуриком не стреляли. А то стемнеть не успеет, как получишь «Груз-200».
Тот благодарно кивнул и отправился хлопотать по размещению своего батальона.
Молоденький бамовец — худой, прыщавый, тащил ящик с гранатометными выстрелами. Кое-как добрел до комендатуры и то ли сгрузил, то ли свалил зеленое чудовище под стеночку.
— Ты откуда такой, Геракл? Как тебя в армию взяли? — Омоновцы подошли, смеются, сигаретами угощают.
Боец отдышался. Радуясь перекуру халявному, отвечает жизнерадостно:
— О! Да меня еще в прошлом году, когда семнадцать было, бабушка чуть в армию не сдала!
— Бабушка?! Это как?
— Я после школы в университет провалился, на исторический. А у меня бабуля боевая: заслуженный конструктор, войну прошла. На семейном совете говорит: «Нечего сидеть даром целый год. Все равно в армию идти». Вроде как: раньше сядешь — раньше выйдешь…
Возле веселого «Геракла» группка слушателей растет на глазах.
— Короче, надевает она медали, и идем на прием к военкому. Военком на нас смотрит подозрительно: героическая бабушка пришла внука от армии откосить. А она ему — шарах: «Мой внук хочет стать историком, но в этом году не прошел по конкурсу. Чем ему гулять без дела, возьмите его в Вооруженные силы на год раньше. Добровольцем…»
Молоденький офицер-бамовец возле группки притормозил, хотел сказать что-то, но сам прилип, стоит, улыбается.
«…Организм у него уже сформирован».
Тот побледнел, растерялся: «Столько лет работаю, такого ни разу не видел. Но закон нарушать не могу. Пусть ему исполнится восемнадцать, тогда точно заберем, не беспокойтесь, я лично прослежу». А бабушка: «Может, можно сделать исключение?» А он: «Никак нет. Меня за такого добровольца потом самого уволят…»
— Ну все, перекурили? Давайте шустрите — командир бамовский подошел. Но голос незлой. Покурили вместе — считай, побратались. А это — дело святое.
А в расположении ОМОНа, наоборот, сборы идут. Бойцы вещи упаковывают, рюкзаки складывают, ревизию в шмотье наводят. За сорок пять суток куда только боеприпасы не набились! Зацепят потом по пути домой где-нибудь на досмотре — неприятностей не оберешься. У худенького носатого Гоблина, известного на всю комендатуру тем, что в любой темноте как кошка видит, из штанины кальсон ручная граната без запала выкатилась. Завертелась на боку — бочонок со смертью, блин.
— Во куда залезла!
Озабоченный Мамочка на минутку заскочил — заначку для гостей достать. Но как ни спешил, а от комментария не удержался:
— Правильно Шопен вас заставляет запалы отдельно держать. Вот приедешь так домой, подруга заглянет тебе в кальсоны и спросит: «Ой, а что это — запасное яйцо с колечком?» И потянет… Бабы-то народ любопытный!
Пастор гранату с пола поднял, задумчиво на ладони подбросил:
— Ну ты льстишь ему, братишка! Где ты такие яйца видел?
— А ты не смотри, что Гоблин такой худенький. Он у нас в корень пошел. К тому ж мужик почти два месяца в командировке. При таком воздержании…
Четверо омоновцев расселись на низком кирпичном заборчике, с вожделением рассматривая только что купленный у пацанов-чеченцев вафельный торт. Питон, высокий боец с вальяжными «рисованными» манерами и шкодливой щербатой улыбкой, достал жуткого вида кинжал, и, изображая самурая с двуручным мечом, примерился, будто собираясь рубануть тортик с размаху.
— Другого места не нашли? — Шопен, обходивший линию постов, появился как всегда неожиданно. — Или в расположении тортик не такой вкусный будет? Обязательно надо устроиться у всех на виду, чтобы любой дурак вам мог напоследок пулю засадить?
Повисла долгая пауза.
— Вы меня плохо поняли?!
— Да еще рано, командир. До темноты еще час, если не больше… Мы быстренько. — В голосах бойцов явно ощущались просительные нотки, видно было, что особо спорить с командиром никто не намерен. Только Питон всем своим видом выражал недовольство заслуженного ветерана, которому, словно мальчишке, осмелились сделать такое пустяковое замечание.
— Ну да, вы с «духами» обо всем договорились…
— Да ладно. Тишина в городе. Вон комендатура тоже отдыхает. И ничего, — наконец подал голос и Питон.
Шопен оглянулся. Действительно, недалеко от омоновского поста, под стенкой комендатуры, несколько офицеров курили, сидя на корточках, и весело смеялись над какими-то байками жизнерадостного помощника коменданта по работе с населением.
— Марш в расположение. — Голос Шопена не оставлял никаких шансов на продолжение дискуссии.
Бойцы дружно поднялись и, тихонько обмениваясь ворчливыми репликами, поплелись к зданию. Питон, на ходу пытавшийся закрыть торт, уронил крышку на землю. Замысловато выругавшись, он, с наслаждением демонстрируя глядящему вслед Шопену свое недовольство, врезал по картонке ногой. Командир рассмеялся, будто наблюдая за выходкой озорного, взбалмошного, но любимого сынишки, и тут же снова озабоченно оглянулся на веселую компанию у комендатуры. Потом перевел взгляд на частные дома за периметром постов. Улица была пуста. Исчезли вездесущие пацаны. Будто испарились сидевшие на корточках у домов мужчины. Опустели дворы. В переулке мелькнула женщина. Таща за руки двух ребятишек, она опасливо покосилась в сторону комендатуры и поспешно скрылась за поворотом.
Шопен развернулся и решительно зашагал к комендатуре. В дверях он столкнулся с помощником коменданта по тылу. Тот вел, обняв за талии, сразу двух телевизионщиков и весело приговаривал:
— Так, ребятки, сейчас для тренировки махнем по соточке, а за ужином уже — как следует.
— Тезка, где комендант? — озабоченно спросил Шопен.
— У себя, а что?
— Что-то мне не нравится…
Серия разрывов легла перед сидящими на улице офицерами, расшвыряла их в стороны. Совсем близко, из кустов, из-за стоящей в сотне метров старой, разбитой кочегарки хлестанули автоматные очереди.
Ошалевшие, обезумевшие от вида вздыбившихся разрывов бамовцы разбегаются кто куда. Один, в полной панике, мчится в сторону постов, прямо на «зеленку», на тех, кто стреляет в него и его товарищей. Но в тот момент, когда он с легкостью перепуганной антилопы проскакивает над окопом, чья-то мощная рука на лету подлавливает его за ногу и сдергивает вниз, в укрытие. Двое перепуганных мальчишек, наоборот, замерли, как в столбняке, в самом центре двора. Пробегающий мимо собровец хватает их за шиворот и, словно котят, вбрасывает за обложенную мешками с песком бочку с водой.
В углу территории комендатуры, подальше от «зеленки» — туалет. Сооружение нехитрое — ров, накрытый досками и огороженный заборчиком. На заборчике нарисованы большая буква «М», задница в прицеле и надпись: «Браток, будь точен!» Вот по этому-то рисунку и приходится автоматная очередь. Из-за заборчика выскакивает боец. Щека вспорота отколовшейся щепкой, штаны спущены наполовину, в руках — незастегнутый ремень. Вторая очередь взбивает фонтаны пыли прямо у него под пятками, но он гигантскими прыжками, вприсядку проскакивает добрых двадцать метров и влетает в спасительную дверь, распахнутую друзьями.