Страница 2 из 12
— Я сказал, мы закрыты, — повторил он с раздражением. — Зайдете завтра.
Незваный гость, похоже, не собирался уходить. На секунду показалось, что под черным капюшоном скользнула улыбка.
"Этого не может быть, я не вижу его лица".
Невидимое лицо расплылось в улыбке, и Фарел невольно отступил, сделав шаг назад.
— Мы работаем с восьми, — старик с трудом отвел от незнакомца взгляд. — Мы будем рады вам завтра! — ударение пришлось на последнее слово, и Фарел, стряхнув пепел, спрятал трубку в карман, всем видом показывая, что собирается уходить. Но гость застыл в проеме — неподвижный, маленький, сутулый человек.
"Какого черта?".
Фарел взял чемоданы.
— Давайте, давайте, прием закончен, — он жестом указал гостю на дверь.
Но он не собирался уходить. Казалось, невидимые глаза следили за каждым движением старика.
"Он что, пьян?".
Фарел почувствовал, что начинает вскипать. Рука невольно потянулась к нижнему ящичку стола, где был припрятан арбалет, но он вовремя одернул себя.
"Повременим".
— Вам что-то не ясно? — толстяк окинул незнакомца возмутительным взглядом. — Мы закрыты.
Он поднялся и, поправив одежду, направился к двери, ведущей на лестницу. В голове неожиданно заиграл куплет песенки "Старый гоблин" и он нарочито непринужденно принялся насвистывать знакомую мелодию, стараясь показать, что припозднившемуся посетителю пора убираться восвояси.
Но гость будто врос в пол. Тогда Фарел остановился в нескольких метрах от него, присвистнул и разгладил кофту.
— У вас проблемы? — старик покачал головой. — Или…
— Молчать! — голос незнакомца отдавал медью.
Толстяк вздрогнул. Что-то глубоко в душе неприятно заныло.
"Другой голос" — пронеслось в голове — "Когда этот человек пришел, у него был другой голос".
Фарел почувствовал мерзкий тошнотворный запах, исходящий от незнакомца и горло скользким комком схватила тошнота. Он отступил, зажимая нос рукой. От невыносимой вони кружилась голова, и Фарел шатаясь, наткнулся на стол, сбив папки. Бумага брызнула в стороны и разлетелась по кабинету. Резким порывом ветер распахнул оконные ставни, потухли свечи…
Незнакомец стоял в проеме. Ветер развивал его плащ.
Фарел бросился к ящику и выхватил арбалет. Он не видел, как человека в черном плаще выгнуло под неестественным углом и перетряхнуло. Появившаяся из колчана стрела скользнула в обойму, старик натянул тетиву. Щелкнул курок. Фарел выпрямился и вытянул арбалет. Смертельный наконечник стрелы смотрел в дверной проем, направленный незнакомцу в грудь. Старик зажмурился и выстрелил…
Он услышал, как зазвенела тетива, стрела со свистом рассекла воздух. Проход оказался пуст — смертельный наконечник впился в обшивку стены коридора.
Блекло, отдаленно напоминая дневной свет, сияла керосиновая лампа, освещая бледное, покрытое испариной лицо старика. Руки тряслись. Фарел, то и дело роняя ключ наземь, не мог найти замочную скважину. Примерно, с пятой попытки ключ попал в замок, и давно не знавший смазки металл заскрипел, больно резанув слух. Фарел впопыхах забежал в дом, и, оказавшись в прихожей, ни секунды не медля, задвинул дверной засов. Голова гудела.
"Старый гоблин, выпей же со мной…" — пел отвратительный писклявый голос.
Фарел медленно сполз на пол, выронив из обессиленных рук ключ.
"Рома капля не спеша…".
Славная песенка звучала все тише и вскоре чудные куплеты исчезли совсем, оставив жидкую липкую тишину. Фарел со всей силы ударил кулаком об пол.
"Кто это был?" — пронеслось в голове…
… Огромная деревянная кружка опустилась на пустой стол, и приятное жжение в полости рта, толика за толикой начало растворять мысли Фарела в вине. Рядом валялся полупустой бочонок, когда-то припрятанный стариком к юбилею. Не горел ни один светильник, не тлели свечи, а окна спрятались за занавесом. Лишь свет луны в небе за окном, пробиваясь сквозь плотную ткань штор и минуя редкие ветки деревьев, освещал бархатным цветом комнату, выхватывая из темноты рваные очертания предметов. Фарел удивленно потряс кружкой. Он прищурил глаз, перевернул ее вверх дном, всмотрелся в пустое дно. С края скатилась жирная капля красная капля и упав, тут же впиталась мокрым пятном в дорогую ткань пижамы.
— Пустая, — он озадаченно покачал головой. — Надо наполнить. Где моя бочка? — заорал он в темноту. — Я заплатил за нее пять золотых!
Он облокотился о ручки кресла и попытался встать, но его тут же повело в сторону. Потеряв равновесие, Фарел рухнул на пол, по пути зацепив столик и кресло, которые последовали вслед за ним. Кресло больно прижало ногу, и Фарел скривился. Градом брызнули осколки стекла разбившегося столика чудом не поранившие старика. Нащупав, Фарел опрокинул зажавшее ногу кресло. Он откинулся на пол и принялся рассматривать потолок.
"Мне стыдно" — подумал Фарел — "Я не просто пьян…. Я нажрался. Как свинья. Жирная и вонючая сви…" — мысль оборвало на полуслове.
Фарел развернулся на бок и вырвал на пол.
Какой-то писклявый детский голос надменно медленно заговорил на грани сознания:
"Ты знаешь, что что-то случилось. Что-то странное. Ты должен в этом разобраться старик, должен оценить…".
— Заткнись, маленький урод, — заорал Фарел. — Заткнись, оставь меня в покое. Я сам во всем разберусь. — Фарел закивал. — Да, я предостерегусь. Я завтра же найму охрану, черт подери! Но это не твое дело… — Голова страшно болела, и Фарел перешел на шепот. — Если этот пьяный бродяга заявится ко мне еще раз, я прикажу его избить и сдать ко всем чертям к инквизиции.
Глаза закрылись, он попытался расслабиться, но голос твердил все настойчивее:
"А он придет, старик, обязательно придет".
Большая грозовая туча закрыла луну. В окнах домов погасли свечи. Город опустился во тьму. Срывался западный ветер, теребя опавшую листву. На засохшие листья, стремившиеся поскорее упасть вниз, на землю, на жаждавшие влаги деревья и кустарники упали первые крупные капли осеннего дождя. Тучи разрезала молния.… Комната наполнялась жутким запахом. Старик храпел, безмятежно откинув голову в кресле…
… Время замедлило свой шаг. Пыль с каменных крестов и надгробий слепила глаза. Где-то вдалеке каркала ворона.
"Кар-кар-кар… тик-так, тик-так".
Было очень холодно. Зеленые, пробившиеся стручки травинок припали к земле покрытые инеем. Затянутое тучами небо без звезд и без луны. Деревья пели. Он шел, осторожно перебирая непослушными ватными ногами. Каждый шаг давался с трудом. В левом виске стучало сердце. Быстро, неправдоподобно… на душе была пустота, которая превращалась в ужас. Глаза остекленели, и веки не могли сомкнуться. Капали слезы. Ему казалось, что он идет вечно, казалось еще шаг, и он не выдержит, но ноги безудержно несли его вглубь чего-то неизвестного. Чего? Он не знал. Пустоту сменяли воспоминания. В голове пронеслись школьные годы — его первый выученный стих про маленькую смешную лошадку "Пони".
"О, здравствуй, милая лошадка…".
Воспоминания накрывали волнами, как прилив и отлив. Ручьями стекали по щекам слезы. Но это были не его слезы. Он хотел плакать своими мокрыми теплыми слезами, но по щекам струились другие, чужие слезы — холодные крупинки льда. Он шел. Новый прилив и как картинка в стробоскопе его первое свидание с девушкой по имени Сара. Пустая картинка и больше ничего. Он чувствовал, как замерзает. Холод колол, но это была не боль.
"Кар-кар-кар…"
… Где-то в начале пятого утра сварливая женщина с улицы Орков проснулась от мерзкого запаха ласкающего изнеженные аристократические ноздри смрадным дурманом, накатываемым из раскрытой форточки. Неторопливо потерев глаза и встав с кровати, старуха обула тапочки, нащупав их в темноте измученными ревматизмом ногами. Она поспешила к оконной раме, дабы как можно быстрее закрыть форточку. Подошва обветшалых тапочек зашаркала, сцепившись с лакированным полом, и старая интеллигентка заворчала, ко всему раздраженная разболевшимися суставами. По пути в ногах запуталась сонная кошка и старуха, споткнувшись, упала на подоконник. Когда женщина подняла голову, по инерции устремив за окно взгляд…