Страница 1 из 77
Росоховатский
Прыгнуть выше себя
ВАРИАНТ "ИД"
1
По комнате разбросаны осколки графина и листы бумаги. Анатолий Петрович Сукачев полулежит в кресле. Его бледно-голубые глаза остекленели, почти вылезли из орбит и кажутся осколками того же графина, случайно закатившимися в глазницы. В них застыл сверхъестественный ужас перед увиденным в последние мгновения жизни. Это выражение лежит посмертной маской на всем его породистом просторном лице с крупными чертами; густые брови под невысоким лбом, чуть утолщенный нос, рельефно очерченные губы и отлично вылепленный, с "фирменной" ямочкой, подбородок. "Есть лица, которые никогда не теряют значительности, — думает следователь Трофимов. — Но всегда ли она соответствует истинной, как в этом случае?" Он уже знает, что Анатолий Петрович Сукачев был крупным специалистом по микроэлектронике, доктором наук, профессором, автором учебников и научно-популярных книг.
Из прихожей доносится звонок, звучит голос майора Петренко, у него что-то спрашивает испуганный женский голос. Стучат мелкие, быстрые шаги. Следователь готовится к тягостному разговору, подыскивая утешительные слова и в то же время хорошо зная, что их в подобной ситуации просто не существует.
На пороге комнаты встает, задержав с разбега шаг, немолодая женщина в модном платье с вышивкой. Если бы Трофимов не знал, что должна прийти жена Сукачева, он подумал бы: сестра. Годы совместно прожитой жизни наложили явственный отпечаток, и слово "супруги" обрело первозданный смысл в этих двух людях. Правда, у женщины черты лица помельче, но выражают они такую же значительность в оценке себя, "фирменная" ямочка виднеется на подбородке, легкие тени притаились во всосе щек и под нижней губой.
"Почему она вошла с выражением ужаса на лице? — думает следователь. — Чего она так испугалась? Предупредить о случившемся ее должны были на работе. Что ей сказали?.."
Глянув на следователя, словно испрашивая разрешения, женщина подходит к трупу, не притрагиваясь к нему, плачет тихо, как бы покоряясь судьбе, и этот плач воспринимается как дополнение к выражению испуга, все еще не сошедшему с ее лица. Она поднимает глаза на Трофимова, пытаясь сдержать плач, но губы вздрагивают в такт всхлипываниям. А в светлых, как у мужа, глазах стынут льдинки, отчего слезы кажутся неискренними.
"Чего же она боится? Или — кого? Или — за кого?"
— Нашли?
Трофимов понял: она спрашивает об убийце.
— Пока нет, — отвечает, протягивая женщине визитную карточку. — Зайдете, когда сможете. Ваши показания очень важны.
— Смогу и сейчас, если необходимо.
Следователь кивает эксперту — продолжайте осмотр, — а сам выходит с вдовой в соседнюю комнату. Женщина садится на стул, уронив руки, и они как бы сами собой находят место у нее на коленях. Пальцы тормошат носовой платок, складывая его то так, то этак.
— Следователь Трофимов Павел Ефимович.
Она церемонно наклоняет голову:
— Сукачева Елена Васильевна.
— Можете предположить, кто из знакомых покойного способен на такое?
— Почему "из знакомых"?
— Судя по всему, они предварительно спокойно разговаривали. Анатолий Петрович показывал гостю чертежи. Ссора произошла потом.
Елена Васильевна несколько раз отрицательно качает головой, разлетаются пышные, густые волосы, посветлее, чем у мужа.
— Непохоже на Толю. Чаще бывало наоборот. Если кто-нибудь к нему придет злым — уйдет добрым, горюн уйдет утешенным, мрачнюга — веселым. Муж умел с людьми ладить. Его любили все, без исключения, ученики и сотрудники. А знаете, сколько их было?
— Что же, совсем не оставалось недовольных? Обиженных, противников, конкурентов, наконец?
— Как не быть? Бывали. Но Толя умел к любой буке подход найти. Он говорил: злость в человеке если не причину, то хоть причинку имеет. Ее отыскать надобно. Узнать, у кого что болит, у кого что случилось… А при-чинка, как пружинка, распрямляется в обе стороны.
"Да, это не ее слова. Вернее, они стали ее словами так же, как интонации, как выражение значительности, — думает Павел Ефимович, присматриваясь к вдове. — Итак, она утверждает, что у покойного не было врагов. Допустим, она так считала. Но в таком случае, чего же боялась?" Он наклоняется к ней, доверительно спрашивает:
— А среди бук не было ли затаенных?
Он видит по внезапно потемневшему лицу женщины, что попал в самую точку, и поспешно добавляет:
— Говорите, не стесняйтесь, мы не будем его терзать понапрасну, сначала тщательно проверим.
Ее лицо притемнилось еще больше, и взгляд вы-острился.
— Нет, нет, я все сказала. А теперь, извините, пойду к своей сестре. У нее переночую…
Павел Ефимович чувствует, что сказал что-то не так, но исправлять поздно. Он прощается, условившись с Еленой Васильевной, что она ему позвонит через несколько дней.
Все время, пока они разговаривали, у Трофимова оставалось впечатление какого-то тягостного несоответствия слов вдовы и ее состояния. Он знал, что будет терзаться этой недопроявленностью, пока не сформулирует ее в точных и четких выражениях. Но сейчас у него не было для этого ни времени, ни условий.
Кто-то задышал над его ухом. Он поднял голову и встретился взглядом с экспертом.
— Что у вас?
— Сукачев был убит из спортивного пистолета. Мы нашли пулю. Она не повредила кости, попала в нервное сплетение. Он умер от шока.
Трофимов понял, что эксперт недоговаривает, хочет, чтобы он сам о чем-то догадался.
— Прекратите эти игры, Леонтий Степанович. Что еще?
— Пуля была на излете, утратила убойную силу. Стреляли будто бы издали, метров этак с двухсот. Но окно закрыто и стекло цело. Странная пуля, вы не находите?
Следователь кивает поощрительно, и эксперт внимает безмолвному призыву:
— …Сплющена в двух местах. Будто ударялась дважды. Вот гляньте сами. — Он опускает пулю в подставленную ладонь следователя.
Павел Ефимович, покатав пулю на ладони, говорит, словно беседуя с самим собой:
— Деформация могла произойти и до выстрела…
— Исключено. Деформация значительная, пуля не влезла бы в ствол, — откликается эксперт.
Павел Ефимович выжидательно молчит, но эксперт только повторяет с непонятным удовлетворением:
— Странная пуля…
2
— В одном коллективе, как вы выразились, дорогой, с Анатолием Петровичем я был лет восемь. А у нас есть сотрудники, работавшие с ним гораздо дольше. Гораздо!
— И все же я хочу услышать о покойном именно от вас.
Секретарь парткома глубоко и выразительно вздыхает, разводит руками:
— Что же я могу добавить, дорогой, к словам коллег? Вы знакомились с его личным делом, с характеристиками, подписанными, между прочим, и мной. Солидный ученый, знаете, автор множества работ, в том числе и двух фундаментальных. Эдакий зубр, знаете. В своем деле, можно сказать, собаку съел.
— Только ли собаку?
На широком лице с раскосыми восточными глазами появляется лукавая улыбка:
— Ладить с людьми он умел. Но, знаете, чтобы стать зубром, одной травы мало. Приходится, знаете, изредка и мясом питаться, а?
— Мясом коллег?
— И учеников…
— Пожалуйста, поконкретнее.
— Затруднительно, знаете…
Секретарь парткома словно почувствовал, что подумал следователь, и добавляет:
— Заявлений не поступало, одни слухи. А им, знаете, цена невелика.
"Вот почему он уходит от разговора о покойнике".
— Я должен хотя бы предполагать, где следует искать убийцу.
Улыбка не к месту разливается по всему лицу, еще больше сузив глаза и высвечивая морщины:
— Ну, те люди, которых я вам назову, знаете, кандидатами в убийцы не годятся. Это уж точно, дорогой, поверьте.
— И все-таки…