Страница 64 из 70
На кого напало неприятельское судно? На полярную станцию или на пост наблюдения и связи? Что за неприятельское судно? И где все это происходит? В районе Югорского Шара, Маточкина Шара или Карских ворот?
Через несколько минут выяснилось, что враг проник в Карское море с севера. Болькен обогнул Новую Землю и вошел в проход между ее оконечностью, мысом Желания и островом Уединения.
Пиратский набег свой он начал с того, что обстрелял нашу зимовку на мысе Желания. Грамотно действовал, не скажешь ничего! Хотел, понимаете ли, отрезать в эфире зимовщиков от Диксона, не позволить им радировать о прорыве в Карское море, чтобы сохранить преимущество, которое давала внезапность нападения.
Но это не удалось, хотя на мысе сгорели жилой дом зимовщиков, дом летчиков, метеостанция, склады, а также некоторые другие подсобные постройки.
В тот же день с моря передано было на Диксон новое важное радиодонесение:
«Вижу крейсер неизвестной национальной принадлежности. Идет без флага.
Накануне встречи с «Шеером» «Сибиряков» вышел из Диксона с новым персоналом и оборудованием для полярной станции на Северной Земле. Не успел он пройти и половины расстояния, как в туманной дымке на встречном курсе возник корабль. Болькен использовал в этом случае тривиальный прием. Заметив «Сибирякова», он развернул свой корабль к нему носом, чтобы «Шеера» нельзя было узнать по силуэту.
Конечно, сам по себе «Сибиряков» не интересовал «Шеера». Немецко-фашистские пираты рассчитывали на неслыханно богатый куш в районе пролива Вилькицкого.
Качарава донес по радио:
«Корабль запросил данные о ледовой обстановке в проливе Вилькицкого. Не отвечаю!»
Стоит, пожалуй, пояснить, что командир «Шеера» Болькен, и это было нам известно, до сих пор не имел ни одного поражения. Прославленный военно-морской ас, один из самых прославленных! Достаточно сказать, что на счету у него числилось двадцать шесть потопленных транспортов! Однако он вместе с тем был и очень осторожен. Привык топить наверняка, понимаете?
Поэтому так важна была для него ледовая обстановка в проливе Вилькицкого. Болькен не собирался рисковать своей репутацией аса, не хотел сломать винты во льдях или, того хуже, постыдно вмерзнуть в них.
Между тем Качарава старался выиграть время.
«Запрашиваю корабль, какой он национальной принадлежности», — радировал он. И вслед за тем:
«На корабле поднят американский флаг!»
Нет, стоит вдуматься в это! Обладая подавляющим военно-морским превосходством, гитлеровцы и тут не обошлись без вероломства!
Диксон немедленно сообщил Качараве:
«Никаких американских судов в данном районе нет и быть не может. Корабль считать вражеским. Действовать по инструкции!»
Инструкции! Но что мог предпринять Качарава, действуя по инструкции?
Здесь я считаю уместным припомнить совет знаменитого французского полководца Тюренна. Отдавая своим офицерам приказания перед битвой, он неизменно добавлял: «Сверх этой диспозиции, господа, советую руководствоваться и собственным здравым смыслом!»
Качарава хорошо понимал, зачем гитлеровцам нужна ледовая обстановка в проливе Вилькицкого. Пират стремился туда, чтобы сорвать «двойной банк», разгромить оба наших каравана, двигающихся навстречу друг другу.
Что же делать? Оповестить Диксон о том, что враг прорвался в Центральную Арктику! И максимально затянуть время! Дать возможность нашим кораблям уйти к кромке льдов и укрыться там! А для этого пожертвовать собой! В данной ситуации единственно в этом заключался здравый смысл, о котором говорил Тюренн. И Качарава принял бой с «Шеером» — неравный до такой степени, что подобных ему еще не знала военно-морская история!
Нет, по вашему лицу я вижу, что вы не уяснили до конца реальное соотношение сил. Не полагаясь на память, возьму со стола справочник.
Итак, данные «Шеера»:
«Новейший тяжелый крейсер, водоизмещением в двенадцать тысяч тонн, скорость хода — двадцать восемь узлов, дальность плавания — девятнадцать тысяч миль, вооружение — шесть двухсотвосьмидесятимиллиметровых орудий, восемь стопятидесятимиллиметровых, шесть стодесятимиллиметровых, восемь тридцатитрехмиллиметровых. Плюс к этому восемь торпедных аппаратов и броня».
Данные «Сибирякова»:
«Старый грузовой пароход ледокольного типа, водоизмещением всего тысяча четыреста тонн, скорость хода не свыше шести с половиной узлов, вооружение — три зенитных семидесятишестимиллиметровых орудия, предназначенных для отражения атак с воздуха».
Величины несопоставимые, не так ли? Да, в любой другой войне, где все решается только численным превосходством или преимуществом в огневой мощи. Но не в Великой Отечественной войне!
Стволы зениток на «Сибирякове» опустились.
Командир «Шеера» очень гордился своей невозмутимостью — так, по крайней мере, сообщает мемуарист-подводник, который командовал десантом в Потаенную. Думаю, однако, что даже этот надменный ас не смог скрыть удивления, когда ему доложили на командирский мостик: русские, вопреки его приказанию, не спускают флаг и не ложатся в дрейф!
Впрочем, Болькен удивился еще больше, увидев в бинокль далекий и невысокий фонтан воды. Русские открыли по «Шееру» огонь! Да что они, белены объелись? Старая грузовая посудина с черепашьим ходом осмеливается обстреливать современный тяжелый военный корабль?
«Дать им! — наверное, сказал Болькен старшему судовому артиллеристу. — Вразумить!»
Но я уже говорил вам, что разум, здравый смысл по-разному проявляются на войне.
Три зенитных орудия против двадцати шести орудий, причем гораздо более крупного калибра! И все-таки Болькен, заметьте, не желал рисковать. Он открыл ответный огонь, держась на дистанции, которая исключала попадание снарядов «Сибирякова» в «Шеера».
«Ну, началась канонада!» — видно, это неуставное выражение невзначай вырвалось у сибиряковского радиста.
Редкий случай проявления чувства в радиодонесениях!
Потом, через длительный промежуток времени:
«Продолжаю бой, судно горит…»
Снаряды «Шеера» последовательно вывели из строя кормовое орудие, потом два носовых. Убиты были многие члены экипажа и пассажиры-полярники, в том числе и женщины. Взорвались бочки с бензином. Но «старая грузовая посудина с черепашьим ходом», как пренебрежительно отозвался о «Сибирякове» Болькен, еще держалась на плаву, упрямо продолжая приковывать к себе внимание гитлеровцев.
Тем временем радист на Диксоне беспрерывно бросал в эфир оповещение:
«Всем, всем, всем! В Карское море проник вражеский рейдер! На таких-то координатах ледокольный пароход «Сибиряков» ведет с ним бой. Всем постам, полярным станциям, советским кораблям, находящимся в плавании! Слушайте наше оповещение! В Карское море проник враг!»
Мы, конечно, сразу передали об этом своим береговым постам.
Вот ради чего погибал «Сибиряков» — ради того, чтобы предупреждение о фашистском рейдере было вовремя принято нашими людьми в Центральной Арктике!
«Продолжаю бой, судно горит!» — таково было последнее донесение с «Сибирякова». Всего четыре отрывистых слова, вырвавшихся будто в агонии!
И связь прервалась! Опять и опять нажимали радисты Диксона на телеграфный ключ, вызывая «Сибирякова» в эфир. Ответа не было.
Впоследствии стало известно, что на «Сибирякове» погибло восемьдесят пять человек, восемнадцать были подобраны гитлеровцами и до конца войны томились в фашистских концлагерях. Лишь одному кочегару — забыл фамилию, а звали его, если не ошибаюсь, Павел — удалось доплыть на шлюпке до маленького необитаемого острова. Там он пробыл в полном одиночестве более месяца, питаясь отрубями — успел вытащить из шлюпки мешок с ними, после чего шлюпку волной унесло в море. Наконец, спустя тридцать шесть дней, кочегара вывезли с острова на самолете.