Страница 46 из 51
— Никита! Что я слышу? Зачем ты говоришь о своей кончине в космосе? Разве нет у тебя друзей на Земле?! Мы доберемся до звезд и вызволим тебя!
— Доберетесь? Без космолета не доберешься.
— Люди острова Солнца уже многое могут. Волновые станции построены! Приступаем к плавающей волновой станции с передачей энергии на сушу электромагнитными волнами, как от твоего тягового модуля. Уже задумались над проектом космолета. Ведь его мой отец, командир Крылов, когда-то проектировал для нашего рейса.
— Верю, верю. Благо для веры доказательств не требуется.
— Мы тебе докажем. Но что ты хочешь доказать? На что намекаешь в своем сонете, говоря о ликующем человечестве?
— Тогда повесь свои уши на гвоздь внимания и вооружись письменными принадлежностями. Разговор будет длинный.
— Я готова, готова, Никита, родной мой!
И Никита вкратце поведал о своей вдохновенной работе: о пентаграмме Терешина — Авинского; об альфаметрике с универсальным углом ос, который встречается во всех естественных образованиях непосредственно или в кратном виде: наконец, о вытекающем из всего этого МОДУЛЕ ВСЕЛЕННОЙ, приложимом ко всему сущему.
И казалось ему, что говорит он не только с Надей, но и с женщиной-ученым из инопланетного подземелья. И образы двух женщин слились у него в одно любимое существо, перед которым Никита раскрывал свою душу.
— Не зря, не зря провел ты космическим отшельником все эти годы! — воскликнула Надя. — Ты напишешь книгу и будешь диктовать ее мне во время каждого сеанса связи. Мы издадим ее на Земле, и на обложке будет написано: «НИКИТА ВЯЗОВ» и цифра «11», с подзаголовком: «Модуль Вселенной». — И она продолжала увлеченно: — Один экземпляр мы обязательно отвезем в Город Руин, который, кстати сказать, стараниями командира Бережного из руин поднимается. И мы с ним и с Эльмой поднимем твою книгу на верхний этаж Дома до неба и водрузим ее в древний книжный шкаф «доисторической библиотеки».
— Книга в шкафу, да еще на семьдесят втором этаже — это здорово! Но дело не только в книге. Я ведь в сонете про клад Земли говорил.
— Да, да! Что ты имел в виду? — заинтересованно спросила Надя.
— Пентаграмма, с которой я начал, обладала удивительными свойствами. Я подумал, а что, если представить ее в трех измерениях? И получил занятную фигуру «пентоид» — наверное, его надо назвать авеноидом в честь его первооткрывателя, Авинского. Эта фигура, как я подозревал, должна была обладать не меньшими определяющими свойствами, чем двухмерная пентаграмма.
— И что же? — торопила Надя.
— Долго я мучился. Тот же Авинский, древний ученый, подсказал. Знал я, что он геолог и не мог пройти мимо того, что на нашу Землю можно наложить в виде скелета ПЕНТОИД. И в каждом узле его будет наибольшее напряжение, и именно там должны находиться важнейшие залежи ископаемых богатств: руд, нефти, газа. И попробовал я приложить пентоид-«авеноид» к былой географической карте, вернее глобусу земному, и представь себе…
— Не мучь, не мучь! Что получилось?
— Полное совпадение узлов пентоида с наибольшими скоплениями ископаемых богатств Земли, известных в нашем прошлом.
— Теперь география планеты изменилась…
— Тем важнее найти новые месторождения в узлах пентоида.
— И ты сделал это?
— Как сумел. На этот раз тебе придется меня проверять. За стадом быков дело не станет. На руду выменяем!
— Вот это да! — обрадовалась Надя. — Давай исходные данные, я сейчас же займусь этим. Ведь мы обогатим наших потомков!
— Для новой географии используйте снимки, которые мы делали со звездолета, облетая вокруг Земли.
— Галлей сохранил их. Никита, ты гений!
— Ну вот еще! Я прочитал тебе, кого в зеркале увидел. Словом, гений от безделья.
— Ну не скажи! Отец гордился бы тобой, как гордимся мы все! Наш Никитенок, или Никитий, как его теперь зовут, мечтает о подвиге зрелости, когда он повторит плавание Колумба, чтобы еще раз открыть Америку. И я ему подскажу, где находятся там узлы твоего пентоида и где он найдет не золотые россыпи Эльдорадо, а куда большие богатства для современного человечества. Они уже плавают под парусами на искусственном горном озере волновой гидростанции, где плотина носит имя нашего Галлея, но не в память того, что его засыпало камнями во время разведки, а за его предложение использовать особенности тех мест и взрывами вызывать камнепады, которые быстро объединятся в плотину. Так и произошло. Хотя Вася и хромает с тех пор.
— С такой головой, как у него, ноги — дело второе. Как бы я хотел похромать рядом с вами.
— Теперь уже недолго! Не зря, не зря мы вернулись на Землю!
— Ну, я еще пока не вернулся. Живу в чащобе звездной, брожу по тропинкам памяти и даже грешу поэзией, хоть и не по годам, казалось бы.
— Возраст человека определяется не сединой, а способностью что-то искать, мыслить, делать других счастливыми.
— На это отвечу двумя строчками одного из своих сонетов.
— Ну конечно! Другим я тебя и не представляю.
— Так как? — спросил на прощание Никита. — Бороду сбривать или нет?
Надя рассмеялась в ответ.
И этот ее смех, как показалось Никите, рассыпался в звездных потоках, среди которых он висел в материальной, но не ощутимой пустоте, несказанно счастливый…
Послесловие к третьей части
Если слова мои спор вызовут, значит, я не зря высказался.
Она спросила своего исполненного важности собеседника, привычно прихорашиваясь перед зеркальцем:
— И что же вы скажете?
— Прежде всего, выражу благодарность автору.
— Вот как? Это с вашим-то скептицизмом?
— Благодарность за то, что он свел нас.
— Допустим, как вы любите говорить. И только за это? — не без лукавства спросила она.
— Еще за то, что он рассказал кое-что интересное для нас с вами.
— Откуда вы знаете, что меня интересует?
— Предполагаю, что суть открытий Вязова, сделанных в космосе, вам небезразлична.
— В его судьбе меня, как женщину, интересует другое. Вы ошиблись. Уверена, что его «открытие» — выдумка автора.
— Кажется, мы поменялись ролями. Оказывается, писатель в открытиях Вязова ничего не выдумал.
— Вот как? — равнодушно произнесла она.
— Когда он принял меня, я попросил его рассказать о Терешине и Авинском, реальных или выдуманных.
— И что же?
— Александр Петрович позволил мне включить магнитофон.
— И у вас с собой эта запись? Что же вы молчите, невозможный человек! — в нетерпении воскликнула она.
— Тогда слушайте.
И они услышали голос писателя.
«В конце апреля 1973 года, возвращаясь домой, я обнаружил в своем почтовом ящике тетрадь, исписанную каллиграфическим почерком, но без подписи. Это был математический анализ плана древнейшего сооружения Стоунхенджа. Будучи действительным членом Московского общества испытателей природы, я попытался было обсудить эту рукопись на секции физики, однако из-за ее анонимности обсуждение не состоялось. Девятого же мая, в День Победы, в моем почтовом ящике оказалась вторая тетрадь с продолжением работы: помимо пентаграммы, построенной на вписанном в окружность одиннадцатиугольнике, показывалась ее универсальность. По-видимому, об этом знали древние. Так, на одной из знаменитых картин Дюрера наряду с другими магическими символами изображена пентаграмма. А в конце мая появилась и третья тетрадь, где речь шла уже о едином модуле (108) для микро- и макромира. А на следующее утро раздался телефонный звонок. Неизвестный признавался, что это он написал о Стоунхендже, и спросил: „Неужели это ерунда?“ Я ответил, что ознакомил с его работой крупного ученого, заслуженного деятеля науки и техники профессора Михаила Михайловича Протодьяконова, и ему проблема показалась серьезной. Тогда неизвестный попросил разрешения посетить меня. Это было в разгар интереса к „летающим тарелкам“, когда я вместе с покойным своим другом Феликсом Юрьевичем Зигелем, был зам. председателя недолго просуществовавшего Комитета по неопознанным летающим объектам. Мне были знакомы множество „фактов“ и „наблюдений“ НЛО контакта людей с их пилотами (в США), с описаниями и рисунками маленьких человечков в скафандрах, вполне человекоподобных. Можно понять мое состояние, когда я, услышав звонок и открыв входную дверь, увидел перед собой человечка ростом метр с небольшим, „вполне человекообразного“, не карлика, не лилипута, а просто пропорционально уменьшенного. Он назвался Валентином Фроловичем Терешиным, офицером в отставке, а ныне программистом ЭВМ. Я удивился, вспомнив, что в армию людей ростом менее полутора метров не берут, и усомнился в своем глазомере. Мы тотчас поехали к профессору Протодьяконову, в ту пору заместителю директора Института физики Земли Академии наук СССР. Когда Михаил Михайлович стал проверять выводы Терешина, применяя тригонометрию, то, к удивлению нашему, выяснилось, что исследователь Стоунхенджа о тригонометрии понятия не имеет. На мой вопрос на обратном пути: „Как это может быть?“ — Терешин загадочно ответил, что все написанное им в тетради внушено ему теми, кто находится около Земли. Он показался мне странным: отклонил предложение Протодьяконова работать над проблемой Стоунхенджа в его лаборатории на должности инженера, оставшись, как потом выяснилось, бойцом охраны подземных складов под Новым Арбатом. Однажды он принес мне „оду о числе „пи““; позже в журнале „Наука и жизнь“ была опубликована его статья, написанная в соавторстве с Протодьяконовым о неизвестном прежде методе вычисления архимедова числа.