Перекресток

Зима была еще в разгаре, но было очевидно, что весной надо ждать полномасштабного краха режима. Возможно, при этом он и удержится. Но ему будет нанесена смертельная рана, после которой может быть только агония. Короткая или долгая, вопрос в сущности, второстепенный.

Интеллектуал в последнюю неделю много ходил на лыжах, по часу в день качал пресс в тесной деревенской горнице и почти каждый день ходил в баню. Колол для нее и для печки массу дров, да носил постоянно воду из колодца. Он все же привык в отношении воды и тепла жить по-городскому. Вот и приходилось имитировать работу водопровода. Но и то хорошо, хоть какое-то занятие.

Ибо делать было решительно нечего. Он на своем личном опыте поверил, как может быть нечего делать полководцу в решающий момент сражения. Все резервы введены в бой, и уже не он, а его бойцы на переднем крае определяют победу. Он сделал свое дело, он создал наилучшие условия для боя, он завел свои колонны в тыл и фланг врага, его разведка под его личным руководством выявила все, что надо. И он может разве только встать в строй простым пехотинцем.

Впрочем, все эти представления были из книг о войнах Средневековья и Нового времени. Наверное, сейчас не так. А может, и тогда было не так. Но вот у него именно так.

Падал пушистый легкий снег, и было не холодно. Белорусская зима не в пример мягче ярославской. Лес за заснеженным полем был уже частью Чернобыльской зоны отчуждения. Но Интеллектуал не боялся радиации. «Мне детей не делать, – сказал он однажды приехавшему к нему Алхимику. – А ты уматывай побыстрее.»

Алхимик был у него сейчас вроде начальника группы офицеров связи. Он приезжал раз в три дня из ближайшего райцентра, где он оборудовал центр связи, а, проще сказать, сидел с тремя десятками мобильных и парой спутниковых телефонов и целой кучей помощников.

Вообще-то, наверное, и Интеллектуала, и Алхимика, и всю их группу в Белоруссии можно было накрыть за день. Они болтались там больше трех месяцев, и, хотя накупили массу конспиративных квартир, по которым регулярно перемещались, российские спецслужбы могли бы их выявить. Тем более что Сварожичи в этих делах оставались дилетантами.

Но этого не происходило. Объяснение могло быть только одно. Белорусские спецслужбы прикрывали их от российских коллег. Ибо путинская Россия давно и откровенно взяла курс на удушение свободной от чеченцев и жидов Белоруссии. И Президент Белой Руси, как любовно называл страну своего нынешнего пребывания Интеллектуал, отплатил своему кремлевскому врагу по полной программе.

Их руками, в конечном итоге. Но и то сказать, как много приличных людей и здоровых сил достал этот двуличный подлый Кремль. И все радуются пожару, который сейчас полыхает под задницей у российских чинуш и полицаев.

Примерно так думал Интеллектуал, сидя в предбаннике, находясь в настроении расслабленном и успокоенном. Он был требователен к себе. «Не опуститься, не стать шкурой, не уподобиться ИМ, – примерно так говорил он себе каждый день этого бездельного периода. – Но я же не прожираю средства проекта, я же не шикую за счет соратников! Я не предаюсь оргиям, когда кто-то из наших страдает в застенках, а кто-то, уже непосредственно рискуя жизнью, пробирается на очередной оружейный склад.»

В соседней хате жили пятеро охранников из бывших белорусских афганцев. Их порекомендовал Интеллектуалу его добрый знакомый, бывший зам командира разведроты у генерала Рохлина. Теперь эти ребята получали по белорусским меркам бешеные деньги, хотя служба их была весьма проста. В деревне, кроме них, жила еще одна бабка. И все. А со стороны чернобыльской зоны вообще никого не было.

Белорусы относились к чернобыльскому соседству спокойно. Они сами были далеко не мальчиками, и все годы жили не так далеко от этой зоны. И ничего, – как говорил, смеясь, Коля Нестереня, румяный здоровяк, командовавший группой охраны.

В деревню вела только одна дорога, которая вилась по брошенному полю, просматриваемая вплоть до горизонта.

Вечерело. Интеллектуал вышел из бани в валенках на босу ногу, трусах и старом полушубке, надетом на голое тело. К бане быстро шел Нестереня в зимнем камуфляже, с автоматом и в заполненном всяческим стреляющим железом разгрузочном жилете. Его ребята стояли у своей хаты тоже в полной боевой готовности.

– Иваныч, никого не ждешь? – спросил он.

– Нет, а что?

– Да, катит тут к нам какой-то УАЗик. Может, грохнем для ясности, а потом как-нибудь отбуксируем в зону?

– А где он?

– Да там, – он указал на дорогу, по которой с трудом преодолевая снежные завалы, медленно катил зеленый УАЗ. До деревни оставалось меньше километра.

– Останови у околицы и спроси, чего надо. Если ко мне, пропусти одного, остальные пусть сидят под прицелом. Я сейчас.

Интеллектуал быстро пошел в избу. Оделся примерно так, как Нестереня. Хотя признал сам про себя, что, несмотря на спортивность и от природы боевой вид, был он в этом одеянии похож на клоуна. Ну, может, самую малость, но все же. Впрочем, он всегда был к себе самокритичен.

Он сел у стола.

В комнату вошел в сопровождении Нестерени человек вполне городского вида в пальто, хороших зимних полусапожках и меховой шапке. Пальто было распахнуто, шарф свободно свисал вниз. Было видно, что человек одет в строгий костюм с рубашкой и галстуком.

– Зачем такой официальный вид, товарищ генерал, – спросил Интеллектуал Бориса Петровича. А это был именно он.

– Вот так, Вячеслав Иванович, интеллигентные люди становятся курбаши! Вы все критикуете азиатов и кавказцев, а чем вы лучше в этом нелепом для вас одеянии?

– Я так нелеп в этом камуфляже?

– Не очень, я видал людей, которым он идет в гораздо меньшей степени. Но сейчас не о том. Я один, с шофером. Пусть ваша охрана пустит его погреться.

– Сожалею. Я не профессионал и могу компенсировать свой дилетантизм только повышенной бдительностью. Пусть сидит в машине. Коля, если выйдет, глушите без предупреждения.

Не выходя из двери, все также держа пришедшего на мушке, Нестереня передал команду кому-то за дверью.

– Присаживайтесь, генерал.

– Спасибо, профессор. Но, говорю как профессионал, это игрушки.

– Согласен, генерал. Но не хочется расслабляться. Может быть, уже через месяц это станет образом жизни. Знаете, я где-то читал, что самые большие потери в транспортных ротах в начале войны были за счет шоферов, которые по гражданской привычке так и не научились сразу останавливаться только под деревьями. Господствующая в воздухе немецкая авиация щелкала их как орехи на открытых местах.

– Много читали военной литературы?

– В полку была чудная библиотека, а на дежурствах зимой совершенно нечего делать.

– Я к вам по делу.

– Иного и не предполагал.

– Зря. Мне бы хотелось поговорить и просто так.

– Надеюсь, в другой раз нам это удастся. Но все же, удовлетворите любопытство, как вы меня нашли?

– Помогли белорусские коллеги, но предупредили, что если с вами что-нибудь случиться, я из республики не выйду. Так что, все ваши предосторожности – просто игры дилетантов.

– Спасибо им. Я предполагал, что они мне симпатизируют. Но я действительно дилетант. А вот Коля и его друзья служили у генерала Рохлина в разведроте, когда он командовал полком. Но вы убили Рохлина… – Он поднял руку, останавливая реплику собеседника. – Не вы, но убийство организовал некий мистер «Х», который был тогда у Ельцина в администрации ответственным за деликатные дела. Вы не подскажете, какую должность сейчас занимает этот господин?

– Это клевета.

– Мы не у судейских. Я ничего никому не доказываю. Но я строю свое поведение исходя из того, во что я верю.

– Жаль, такое настроение осложняет наш разговор.

– Нисколько. Я с трудом, но научился не руководствоваться эмоциями в важных делах. Так что вы хотите предложить на этот раз от имени выдвиженца господина Ельцина?