Во власти девантара

Ксерн подошел ближе и незаметно подал знак четверым воинам из лейб-гвардии королевы. При помощи копий они опустили в яму тончайшее полотно из сотканного феями шелка и накрыли им тело короля. Затем подошли еще двое стражников и стали засыпать могилу. Темная земля падала на белое полотно, с каждым комком земли сотканный феями шелк отступал, пока полотно полностью не покрылось землей. Янтарин троллей вспыхнул, и то был последний свет, который показался меж комками земли. Но вскоре исчез и он.

Теперь для Фародина Мандреда не стало. В его жизни была только одна серьезная потеря, от которой ему было еще больнее. Все дети альвов, которые вчера пали в бою, родятся снова, как после любой крупной войны. Но Мандред и другие люди принесли свои жизни в жертву, чтобы выиграть сражение. Это было вполне в духе Мандреда. Отправиться ради друга даже в пещеру троллей!

По щеке Фародина сбежала слеза, когда он вспомнил обо всех приключениях, которые пережил вместе с Мандредом… Начавшиеся во время эльфийской охоты, переросшие в поиски Гийома, мучительный путь через пустыню, освобождение эльфов из крепости троллей и последняя битва за Альвенмарк. Ярл незначительной деревушки стал легендарным родоначальником королевского рода Фьордландии и открыл своему народу тропу в Альвенмарк. Мандред был для фьордландцев тем, чем была первая Юливее для эльфов Валемаса, Венгальф — для карликов, и Эмерелль — для всех детей альвов. Ярл возвращался в Фирнстайн, хотя проходили столетия. Он прожил жизнь потомка альвов и погиб как герой. По щекам Фародина бежали слезы, но если быть до конца честным, то Мандред прожил полную жизнь.

Нурамон никак не мог поверить в смерть Мандреда. Сколько времени он видел мертвое тело друга… Он знал, что его товарищ погиб. Но сейчас ему больше всего хотелось броситься в наполовину засыпанную землей могилу, чтобы откопать товарища. Он не мог даже представить, как уйдет в Другой мир без него. Он был братом по оружию и лучшим другом. А еще эльф никак не мог поверить в то, что для людей со смертью все заканчивается. Они живут в неизвестности, и быть может, именно это и делает их жизнь настолько ценной. Никто не знает, что происходит с душой после смерти. А Мандред достиг большего, чем любой другой человек. Даже среди детей альвов было не много тех, кто мог похвастаться такой жизнью.

За те почти пятьдесят лет, которые Нурамон провел в Фирнстайне, он осознал, сколь глубоко почитают Мандреда фьордландцы. Они видели в нем как великого основателя рода, так и блестящего воина, который никогда не был слишком щепетилен для того, чтобы подтянуть своим потомкам, распевавшим грубые застольные песни. Вспомнил Нурамон и истории женщин при фирнстайнском дворе, которые слышал тогда. Мандред-любовник! При мысли об этом он улыбнулся. Он еще хорошо помнил ту ночь, когда увидел Мандреда впервые. Он слышал, что чужак при дворе Эмерелль окидывал женщин сладострастными взглядами. Поэтому Нурамон был настроен по отношению к Мандреду предвзято, поскольку опасался, что тот станет смотреть так и на Нороэлль. Но едва увидев грубого северянина и услышав, как он говорит, он не удержался… Он с первой минуты испытывал к нему симпатию. И размышляя таким образом, он наблюдал, как могила его друга постепенно заполняется землей.

Закончив свою работу, лейб-гвардейцы королевы отошли. Теперь к могиле подошел Ксерн и раскрыл ладонь. В ней был желудь, и Нурамону вспомнились слова Юливее в ночь перед последней битвой.

Гофмейстер произнес:

— Это желудь Атты Айкъярто. И даже в расцветшем снова Альвенмарке он будет самым старым среди наделенных душой дубов, равно как и Мандред был самым старым человеком Альвенмарка.

Ксерн опустился на колени перед могилой, и его раскидистые рога наклонились. Он рукой вырыл ямку, в которую положил желудь Атты Айкъярто. Затем наполнил ямку землей. Поднявшись, он торжественно произнес:

— Здесь душа старого отца дубов соединится с телом величайшего сына человеческого. В своей мудрости Атта Айкъярто подарил часть своей силы Мандреду, ибо видел он этот далекий день и ведал судьбу сына человеческого. И он знал, что для его души начнется новая жизнь в теле Мандреда. Корни Айкъярто охватят Мандреда и примут в себя то, что осталось от сына человеческого. И возникнет новое существо. И ему будет принадлежать эта поляна. Здешняя звезда альвов теперь будет звездой Мандреда Айкъярто.

Ксерн отошел от могилы и уверенно поглядел на Фародина и Нурамона.

Вперед выступила Эмерелль, взяла за руку молодую королеву Гисхильду и сказала:

— Мандред жил, как дитя альвов, и умер, как один из наших героев. Начиная с него, мы будем теперь считать каждого человека потомком альвов. Ибо даже мудрейшие из нас не ведают тайну человека. Мы не знаем, откуда он пришел и куда уйдет. Однако сердце мое будет радо, если то, что вы, фьордландцы, именуете Златыми Чертогами, не что иное, как лунный свет. И если это правда, то душа Мандреда однажды будет ждать нас всех там, несмотря на то, что ему пришлось оставить здесь свое тело.

У Нурамона снова выступили на глазах слезы. Мысль увидеться с Мандредом в лунном свете тронула его. Он крепко поверил в это. Душа не может так просто исчезнуть. И если почти все дети альвов исчезают в лунном свете, то о наделенных душой деревьях говорили, что они оставляют тела, чтобы уйти в лунный свет. Нурамон поверил в то, что с Мандредом будет то же самое.

Фародин смотрел на то место, где Ксерн зарыл желудь. Они с Нурамоном часто задавались вопросом о том, как магия Атты Айкъярто изменила Мандреда. Теперь, в конце пути, они получили ответ. С того дня, когда он пришел в Альвенмарк, Мандред был связан с Аттой Айкъярто. Теперь его тело соединится с душой Атты Айкъярто.

Королева тронула Фародина и Нурамона за плечи.

— Верные мои друзья, настало время прощаться. Заклинание не стоит на месте, тропы альвов, ведущие в Другой мир, становятся слабее. У вас еще есть время попрощаться со всеми. Идемте! — Эмерелль взяла обоих за руки и провела их через похоронную процессию к центру поляны, где стояли лошади.

Ночью Фародин и Нурамон говорили с Фельбионом и гнедой кобылкой и решили оставить их. Обе лошадки были им верными товарищами и заслужили жизнь в Альвенмарке. Поэтому товарищи сложили вещи, которые хотели взять с собой, в большие льняные сумки, которые можно было удобно переносить на плечах. Теперь они приветливо обратились к животным. К их удивлению, лошади не стали упираться, а то и дело качали головами в сторону Юливее.

— У тебя они будут в надежных руках, — сказал Нурамон, подходя к волшебнице, в то время как Фародин направился к своим родственникам. На эльфийке были красные траурные одежды, по обычаю Валемаса; они были широкого покроя и сшиты из тончайшей материи. — Настала пора прощаться. Ты была мне хорошей сестрой, хотя и провели вместе мы довольно мало времени. Все, что принадлежало мне, теперь твое. Это мое завещание, сестра.

— Я принимаю его с честью, — ответила Юливее, улыбнувшись своей плутоватой улыбкой. — И напишу сагу, «Сагу эльфа Нурамона». Она будет очень льстивой. Это будет долгий рассказ, начиная от твоего рождения и до этого мгновения. А по завершении я прочту ее при дворе. Тогда твои деяния и деяния твоих товарищей будут увековечены.

— Ты еще ребенком умела хорошо рассказывать, — ответил Нурамон.

Та рассмеялась.

— Я вся в своего брата.

Нурамон подумал о дне, когда он впервые встретился с Юливее.

— Я спрашиваю себя, что стало с джинном и хранителями знания.

— Люди уничтожили библиотеку.

Нурамон опустил взгляд.

Юливее обхватила ладонью его подбородок и приподняла ему голову.

— Я тебе рассказывала историю о мужественной Юливее, которая отправилась в путь, чтобы отыскать в Альвенмарке души джиннов и хранителей знания? Рассказывала? Нет? — Она усмехнулась. — Я нашла их всех и привела в Валемас. Мы создали библиотеку там. Древнее знание не утрачено. Однажды они вспомнят свои прежние жизни.

Нурамон обнял ее.