Златоборье

— Муу! Даша сначала не поняла.

— Муу-у! — позвала Королева.

— Цветы! — вспомнила Даша дедушкин наказ.

Цветы росли среди берёз. Золотые, мохнатые, как шмели, чаши с ладонь.

— Наверное, это и есть сон-трава, — решила Даша и сорвала три цветка, потом ещё три и ещё один. Больше жалко было. Дедушка не сказал, сколько ему надо.

Травка за травкой, по шажку, по другому вышла Даша за Королевой к Маковеевне. На луг с колокольчиками. Солнце уж на закат отправилось. Села Даша посидеть, да прилегла. Её и сморило.

Приснился Даше колокольчик. Раззвенелся, расшалился. И почему-то вздумалось ему в зеркало поглядеться. Зеркал оказалось великое множество. И в каждом звонил, уменьшаясь и отдаляясь, свой колокольчик. Веселились колокольчики, веселились, да вдруг раздался хруст стекла: по зеркалам ступа топала.

Проснулась Даша и не поймет: где она, откуда взялись зеркала, что за ступа такая?

А ступа — вот она! Наяву! Старуха в ступе носатая, косматая.

Даша раз протерла глаза… Нет, не сон. Мчится по-над лугом Белый Конь, а ступа за ним с боку на бок переваливается. Тяжелая ступа, тряская. Белый Конь играючи от погони уходит.

Распалилась старуха, пестом оземь стукнула. И вместо ступы явился боров с клыками. Вскочила старуха борову на спину, и задрожала земля от бешеного топота.

Заметался Белый Конь, так и сыплются из-под копыт со звонами срубленные головки колокольчиков.

— Королева! — взмолилась Даша. — Спаси Белого Коня.

— Му-у-у! — замычала Королева на всё Златоборье.

Остановилась старуха. Одним глазом — на Белого Коня, другим — на корову. К Королеве повернула. Было ли Даше страшно, нет ли — не о себе думала.

— Не трогай нашу Королеву! — закричала, загораживая корову.

И что за наваждение? Перед Дашей — бабка Завидуха.

— Чего? — уж такая глухая.

— Здравствуйте, бабушка! — поздоровалась Даша.

— Здравствуй, внученька. Поросёнок у меня убежал, не видела? — И руками притворно всплеснула. — Да вот же он!

Борова с щетиной и в помине нет, а есть розовый поросёнок. Подол бабкиной юбки жуёт, похрюкивает.

— Ах, негодник! — осерчала Завидуха. — А ну лети домой!

Поросёнок тотчас поднялся в воздух, сверкнул на Дашу красными глазками и улетел.

— Молочка бы попить! — сказала бабка Завидуха.

Королева копытом землю роет, рога выставила.

— Пойдёмте к сторожке! — предложила Даша. — Я корову подою, молока процежу.

— Нужно мне цеженое! Я бы и так обошлась! — рассердилась бабка Завидуха. — Что это у тебя за цветы?

— Сон-трава.

— Дурная трава. Брось скорее!

— Это для дедушки.

— И дедушка твой травы этой не лучше. Фу! Фу! — И прочь пошла.

А Даша поскорее погнала Королеву к сторожке. Не оглядываясь. За спиной пищало по-мышиному и скреблось по-крысиному, ветром тянуло холодным, как из погреба Никудин Ниоткудович сон-траве обрадовался.

— Где насобирала?

— Напротив Алатырь-камня.

— Молодец! — похвалил дедушка: — Хороших цветов набрала, сильных. Подоим корову — и за дело.

— Дедушка, скажи, в Златоборье Баба Яга водится? — Не хотелось Даше о здешних жителях! Спрашивать, но боялась она за Королеву, за Белого Коня.

Никудин Ниоткудович улыбнулся.

— Люби Златоборье таким, какое есть. Ну, а коли что, скажи: «нет тебя в помине и не было». И отстанут.

СОРОКАКОПЫТИЦА

Даша проснулась среди ночи. И почему-то подумала о Белом Коне. Хотела заспать тревогу, да совсем проснулась. Тихонько встала с постели и увидела кринку молока на столе. Даша, сама не зная зачем, взяла кринку и вышла на крыльцо.

Над Златоборьем стояла полная луна. Всё успокоилось на земле. Слышно было, как льется Семиструйный ручей, как ворочаются в гнездах непоседливые сороки на Сорочьей сосне. Хвоя сверкала, весь бор сверкал, и всякая трава светилась.

Даша окончательно пришла в себя и теперь не могла понять, зачем она взяла кринку. Хотела поставить на крыльцо, но тут с озера потянуло сквозняком, и Даше почудилось среди парного летнего тумана скрытное нехорошее движение.

«Молоко мне еще пригодится», — подумала Даша. На всякий случай отворила дверь в сторожку — если кричать-то придётся! — и пошла через луг, поглядывая под ноги. Молоко из кринки и расплескать недолго.

Даше было хорошо под такой светлой, ясной луной. Всему Златоборью было хорошо. На тропинку из росной травы вышло семейство ежей и, подняв мордочки, взирало на светило. Даша, чтоб не помешать ежам, обошла их стороной.

Вдруг совсем где-то близко застонал от вечной своей тоски Белый Конь. Сердце у Даши замерло и встрепенулось. Она прибавила шагу и осторожности! Со сна Даша забыла надеть башмаки и теперь похвалила себя за забывчивость. Босой человек ходит бесшумно.

Вот он, Семиструйный ручей. Даша затаилась. Ей было слышно как перекатываются по дну песчинки. Но где же Белый Конь? И обмерла! Белый Конь стоял над водою вниз по ручью… в десяти шагах!

Всё светилось и сияло под полной луной, всё, да только на Белом Коне и лунный свет гас.

Конь стоял в воздухе, по его телу бежала дрожь, как рябь по ручью. Конь тревожно прядал ушами, тянулся мордой к луне, но у него и на зов не хватило воли. Уронил голову. Может, отражение своё искал у себя под копытами? Отражения не было! Конь наклонился ещё ниже, видимо, пожелал напиться.

И тогда. Даша опустила в ручей кринку и опрокинула её. Ручей понёс молоко в сторону Белого Коня. Конь потянул забелённую воду в себя и принялся пить.

И вот тут-то над Дашиной головой ухнуло, как из пустой бочки, и стало темно. Луну закрыла полуночница сова.

Даша уронила кринку и оглянулась, да как вовремя! Из леса на всех сорока копытах мчалась на неё невероятная, вытянутая, как телеграфный столб, с троящейся мордой, с клыками из ушей, уж такая колдовская свинья, хуже не бывает.

Даша хотела крикнуть слова, каким учил дедушка, но в голове было пусто.

— Мама! — пискнула Даша, отступая в воду. И в это мгновение, поднимая фонтаны брызг, мимо неё бросился на свинью Белый Конь. Он ударил чудовище копытами, отпрыгнул в сторону и ещё ударил.

Не помня себя, Даша бросилась по лесу к сторожке и очнулась уж под одеялом, дрожа и стуча зубами от испуга и холода.

Утром Даша без утайки рассказала Никудину Ниоткудовичу о ночном приключении. Дедушка изумился, но тому, о чём Даша и не подумала.

— Говоришь, Конь брызги поднял?

— Целую бурю! — воскликнула Даша и прикусила язычок.

Она вспомнила — Белый Конь разгуливал не по водам, а над водами.

— Интересные дела! — сказал дедушка, закидывая ружьё за спину. — Ты, Даша, сегодня в избе похозяйничай. За Королеву не беспокойся, я в лесу буду. И вот тебе мой строгий наказ: назубок выучи нашу златоборскую присказку: «Нет тебя в помине и не было».

И трусцой, трусцой — в ту сторону, где свинья-сороконожка на Дашу кинулась.

СТАРОРУССКОЕ ЛЕСНИЧЕСТВО

Никудин Ниоткудович сидел за столом и надписывал адрес на конверте.

— Давай-ка, внучка, поужинаем и отнесём письмо в лесничество. Надо, чтоб письмо поскорее дошло… Очень мне не понравился сороконогий боров.

— А письмо кому?

— Ученому человеку Ною Соломонычу. Это, Даша, большой друг Златоборья.

Они поели и отправились в путь. Лесничий Велимир Велимирович сидел возле открытого окна и пил чай.

Никудин Ниоткудович и Даша опустили письмо в почтовый ящик и, подумав, дали ещё и телеграмму. Дедушка и внучка отправились было восвояси. Тут их и окликнул Велимир Велимирович.

— Никулин Ниоткудовнч, заходите чаёвничать!

— Благодарствую, Велимир Велимирович! Недосуг. У нас Королева недоена.