Тест на любовь

— Иржи, дорогой, у меня для тебя сюрприз. — Она подошла к мужу и поцеловала его в щеку. — Завтра отлет.

— Не хочешь ли ты сказать, что намерена снова лететь сама? А как же наша любовь? — Он потянулся к ней тонкими пальцами, перебирая ими в воздухе, изображая, как ее изящные ножки шагают в спальню.

— Нет, милый, мы летим оба. В Штаты. — Она протянула ему конверт с билетами и паспортами.

— В Штаты? Зачем? — Иржи непонимающе смотрел на жену. — Я не планировал лететь туда.

— Но подарок твой там…

— Подарок там? — Иржи недоумевал.

— Тот, о котором ты мечтал всю жизнь. — Ее глаза сияли.

— И кто же нам его приготовил? Там, насколько я помню, мне готовили совсем другие подарки. Но, слава Господу, он уже ничего нам больше не приготовит.

— Он, сам того не зная, приготовил, дорогой Иржи…

— То есть? — Иржи вскинул светлые брови.

— Я, конечно, могла бы тебе раскрыть секрет, но не стану.

— Ирма, немедленно объясни мне! — потребовал муж.

— А ты не рассердишься?

— Ирма, но ты говоришь, это подарок… Почему я должен сердиться? Ничего не понимаю.

— Мы переходим на новый виток. У нас с тобой в Сан-Франциско исследовательский центр.

Он вздрогнул.

— Что ты имеешь в виду?

— Контрольный пакет акций этого центра. Ты будешь заниматься только наукой, я освобождаю тебя от всех административных дел. Ты наймешь всех, кого захочешь. Даже ту девочку из московского онкологического центра, чье выступление тебя так поразило. Помнишь, ты рассказывал? Мы соберем лучшие силы…

— Но как тебе удалось? Это же такие деньги…

— Иржи, ты одержимый человек, но и я в не меньшей степени. Я все это сделала для тебя. Ради тебя я готова на все, ты это знаешь, потому что только благодаря тебе я все еще на этом свете.

— Но, Ирма, это ведь стоит таких денег… Их не могло быть у нас, чтобы купить…

— Вот именно, купить. — В ее глазах раскрылась бездна. — Сейчас не время что-то обсуждать, дорогой. Собирайся. Мы улетаем.

Ирма улыбнулась Иржи еще раз и направилась было к себе в комнату, внутри все дрожало.

— А если не купить… — остановил ее голос Иржи.

И она поняла, что сказала лишнее или с неверной интонацией. Ирма заставила себя снова улыбнуться. Иржи ничего не должен заподозрить. Он не сумеет держаться естественно, на границе могут обратить внимание.

— Погоди, Ирма. Я хочу знать… Ведь Энди Мильнер умер, я сам читал в газете. Там не было ни строки о продаже контрольного пакета, хотя речь шла о его клинике… Погоди, Ирма! — Он лихорадочно пытался за что-то уцепиться. — Так где эти акции?

Неожиданно заданный вопрос застал Ирму врасплох, и она ответила:

— Пока у Салли. — И осеклась.

— У кого? У Салли? У той самой? Его секретарши? Но…

— Иржи, все потом. После. Я тебе объясню, — торопливо говорила Ирма. — Нам надо спешить. Самолет…

— Но это невозможно. Если контрольный пакет у Салли… Да как она завладела им? Она что, убила его?

— О чем ты говоришь! Она его не убивала.

— Но я знаю Энди, контрольный пакет он мог поменять только на жизнь.

Глаза Иржи горели лихорадочным огнем. Его рука потянулась к левой стороне груди. Он пристально посмотрел на жену.

Внутри у Ирмы все дрожало.

Надо успеть. Надо успеть улететь.

Если они постучат, она станет стрелять. Теми же иглами, которую нашли в теле Энди.

Она замерла. Господи, она это смогла? Она ли?

Она сможет все. Ле Мере — какой мастер! Если она доберется до Штатов, она выпишет его… Она даст ему столько идей, что он будет занят до конца жизни.

Глаза Ирмы горели.

— Иржи, ты готов? — крикнула она. — Я собрала твои вещи. Иржи!

Иржи Грубое молчал и медленно оседал на пол. Потом рухнул.

Ирма уставилась на него.

— Иржи, — прошептала она. Он молчал.

— Иржи! — взвизгнула она. — Нет! Ирма похолодела.

— Иржи, не надо. Не оставляй меня одну… Не оставляй…

Она схватила его руку. Рука была ледяная.

27

Ольга ехала по заснеженной дороге, она свернула с Минского шоссе и пробиралась, чиркая брюхом вздыбленный снег, мягкий, но уже слегка прихваченный морозом. Грузовики проложили колею под свою высоту.

Она повернула к домику, вон он, сереет металлическая крыша. Единственное, в чем они не послушались мистера Уиклера, — чем покрыть крышу. Современные условия требовали железа, а не соломы, как он рекомендовал для экзотики.

Снег был чист и бел, он напоминал саван. Как хорошо остаться здесь укрытой этим саваном и все закончить. Ее сердце радостно билось. И ни о чем не надо думать, мучиться, надеяться или чего-то ждать. Все, нет даже любопытства, которое человека привязывает к жизни.

Она затормозила перед поворотом к дому. Придется вылезти и лопатой разгрести. Не надо, чтобы машина сразу бросалась в глаза. Она будет лежать в доме долго, сейчас морозы, и ничего, пускай. Она побудет здесь, где когда-то была по-настоящему счастлива. Наверное, атмосфера счастья, пропитавшая сами стены, еще не выветрилась и не вымерзла. Интересно, Слава хоть когда-то вспоминает о ней?

Когда Ольга отъезжала от дома, Андрей и Слава Воронцов подъезжали к нему. Они уже не раз говорили по телефону.

Андрей долго колебался, рассказать ли Воронцову о том, что на самом деле произошло с Ольгой. В чем он, кстати, больше не сомневался. Он позвонил ему, вернувшись из Праги, и пригласил к себе.

— Итак, Ярослав Николаевич, — сказал Андрей, — я хотел бы с вами поговорить. Нет-нет, не об оружии.

Он отодвинул сверкающую свежесть «браунинга» двенадцатого калибра, который купил недавно и теперь показывал Воронцову.

Воронцов с удовольствием поехал к Широкову посмотреть новинку в коллекции. Они выпили коньячку, поклонниками которого оказались оба, и закусили.

— Да, образец прекрасный, — хвалил Воронцов. — Отличная машина! — Он снова кивнул на ружье. — Кстати, чем больше я смотрю на него, тем больше соглашаюсь с вами — оружие очень похоже на женщину. Пропорции, изящество. А какая талия… — Он усмехнулся. — А уж норовистое!

Широков довольно рассмеялся.

— Вы правы, Ярослав Николаевич. И добавлю — в женщине так же трудно разобраться, как в оружии.

— Да, до сих пор не понимаю, почему Ольга так со мной поступила. Так обидно. Я ее очень любил и люблю до сих пор.

Андрей отпил немного из рюмки и пристально посмотрел на Славу.

— Скажи мне, Воронцов, ты все еще хочешь с ней быть?

— О чем ты спрашиваешь, Андрей? Больше всего на свете.

— Но ты хочешь быть с ней почему? Потому что она нравится тебе как женщина? Ты хочешь иметь семью и много детей?

— Господи, какие дети, о чем ты говоришь. Я просто хочу быть с ней. Я понял удивительную вещь — без ее взгляда на мир, без ее взгляда на меня, на мое существование, на мое дело… я просто потерялся. Мне ничего не интересно. Хотя дела мои идут хорошо. — Он пожал плечами. — С ней я чувствовал себя творцом, а теперь я просто зарабатываю деньги. Мне это нравится, да. Но из моей жизни ушел какой-то восторг. Зачем я все это делаю? Мне этого мало. Я хочу ее.

— Воронцов, я могу тебе помочь. Но придется раскрыть один секрет. Я его вычислил. Она дала тебе отставку только по одной причине. Она не хотела сделать тебя несчастным.

— Меня? Несчастным? Она? — Воронцов ошарашенно посмотрел на Широкова. — Ты шутишь. Я носил ее на руках. Мы плакали от счастья, когда были вместе. Ты не представляешь, что это было такое. Она — феномен. У меня никогда не было такой женщины. Никогда. А как мы встретились! Это просто невероятно. Дорожный роман…

Андрей взглянул из полутемного угла на Славу и тихо сказал:

— У американцев это называется «химия». Ты наверняка никогда не читал дамских романов, там об этом написано. — Воронцов рассмеялся. — Но я могу совершенно ответственно сказать — да, действительно, в организме двоих происходит особая химическая реакция. Физиология, ничего от головы не зависит. — Он нарочито беспомощно пожал плечами.