Окольцованная птица

Странное дело, но она до сих пор помнит, хотя прошло достаточно много времени, собственное удивление от того, что не испытала ничего, никакого волнения или печали. Она не задала ему ни одного вопроса, не сказала ему: «Прощай», не спросила: «Мы не увидимся снова?» Она молча взглянула на него через стекло дверцы, включила двигатель, нажала педаль газа, и машина плавно тронулась. Она даже не рванула машину с места, как обычно бывает от возбуждения. Выходит, она была совершенно спокойна.

Ульяна не раз задавала себе вопрос: почему это расставание, столь неожиданное, ничуть не задело ее? Их тела, она точно знала, еще не надоели друг другу. Потом, однажды ночью, лежа без сна в полнолуние и глядя на серый свет за окном, она поняла: тело ее было сыто, а чувства никогда не включались. Их отношения походили на лунный свет — светло, но не греет. Не солнце. Может, и правда только любовь похожа на солнечный свет?

Но, как поняла Ульяна, до сих пор она не испытывала обжигающего света любви. Но всем ли это дано? Она не знала. Хотела узнать, поэтому решила больше не поддаваться только требованию тела. Теперь она собиралась дождаться чувств.

— Ну как? — вторглась в ее мысли Надюша. — По-моему вполне можно ожидать международного скандала. На птичьей конференции дамочки тебя просто возненавидят. Потому что эта юбка пройдет под девизом «Мужчины Франции, Англии, Италии — объединяйтесь вокруг женщины из России!». Снимай! Все. Отшиваю, и забирай.

— Я твоя должница, Надюша.

— Безусловно, — серьезно кивнула она. — Только я, и больше никто, будет крестной матерью твоего первого ребенка.

— Которого я рожу от иностранного донора. Интересно, он уже сдал свою пробирку в специальный банк? Шутка, шутка! — Она замахала руками, увидев выражение лица Надюши.

— Фу, ну и шуточки у тебя! Сомыч мне рассказывал про твои глупости. Некоторые насмотрятся дурацких картин по видаку, а потом вообразят себе черт знает что. Даже не хочу слушать. О чем ты говоришь? Ты взгляни на себя. Такую юбку захочется с тебя снять нормальному мужику. А ты про каких-то доноров.

— Скажешь тоже, — порозовела Ульяна, — юбку снять. Да кто им разрешит… Это моя юбка! — засмеялась она.

— Снимай, она пока моя. Я должна ее закончить. Между прочим, имей в виду, эта юбка не простая. Она…

— Шелковая, сама вижу.

— Ладно, ты еще не доросла. Вернешься — поговорим.

— Я еще не уехала.

— Уедешь. Сомов мне сказан, что пришли все бумаги. Даже паспорт готов.

— Ага. Они и билет прислали. Рейс, между прочим, не Аэрофлота, а британской компании.

— Отлично. В прежней жизни я полетала на гастроли. Куда нас только не носило — в Европу, в Азию, — говорила Надюша, опуская юбку на стол. — Ты ведь знаешь, что я исполняла характерные танцы у Моисеева сразу после училища? Я скажу тебе совершенно честно и откровенно: сервис отличался как небо от земли.

— Здорово, ты объехала весь свет, — с завистью в голосе сказала Ульяна.

— Не скрою, здорово. — Она вздохнула. — Только век танцора короток. Самое трудное знаешь что? Вовремя понять это. Слава Богу, мне хватило мозгов. — Надежда выпрямилась. — Я поняла, что не хочу ждать, когда меня отправят в отстой, и перешла в костюмеры. Меня всегда тянуло шить. Поэтому еще десяток лет я была в ансамбле. А потом меня отловил Сомыч. Но эту историю ты сама знаешь. — Она помолчала. — Бывает такое в жизни. Кстати, вот еще одно подтверждение того, что ничего не случается просто так. Помнишь, я приехала на похороны его жены, которая приходилась мне двоюродной сестрой, с которой мы не виделись с детства? А мы, татары, очень дружные. Когда я узнала, что она умерла, я захотела с ней проститься. — Она улыбнулась, и Ульяна заметила печальные складки вокруг рта. — Сомычу она была хорошей женой. Я тоже его люблю, — закончила она, казалось бы, совсем о другом.

— Я тебе завидую, Надюша. Ты можешь полюбить мужчину.

— А ты нет, что ли? У тебя сколько было поклонников…

— Я не любила их. Так, дань телу. Я не отказывала ему. Я считала, что оно тоже имеет право на свою порцию удовольствия. — Ульяна пожала плечами.

— Хорошо, что сейчас на это смотрят не так, как раньше. Но, я тебе скажу, у каждого человека есть где-то свой человек.

— Только не говори мне про две половинки, которые… — Ульяна сморщила нос, будто от одной мысли услышать столь тривиальную фразу, ей стало дурно.

— Неужели ты считаешь меня такой замшелой? Каждый человек — отдельный человек, никакая не половинка. Просто можно и надо, я считаю, найти себе самую лучшую компанию, в которой уютно, приятно, надежно. Скажи честно, признайся себе, если бы у тебя был нормальный муж, не просто мужчина, но и единомышленник, друг, тебе не было бы сейчас так тягостно из-за твоего долга. Какая-то часть груза лежала бы и на нем. Быть замужем за нормальным человеком — это удобно, в конце концов.

— Но ты за это должна расплачиваться. Принимать его условия…

— Как за все в жизни. Но ты можешь выставить тоже свои условия. Брак — это договор, если угодно. Договор двух нормальных личностей. Не зря теперь даже у нас заключают брачные контракты, как на Западе. Ты остаешься независимой, если прервешь договор. Если захочешь. Знаешь, я сама не думала, что такая вещь позволяет себя чувствовать иначе. Я помню, когда я думала развестись с первым мужем, меня пугало, а как мы разведемся чисто технически? Кому — что? Мы были небедные оба, ты сама понимаешь. От тоже танцевал, ездил. Я должна тебе сказать, того, через что я прошла, никому не пожелаю. — Складки вокруг рта Надюши стали еще глубже. — А с брачным контрактом ты не чувствуешь себя в кабале у другого, более сильного, причем, заметь, уже не партнера, а противника.

— Ты хочешь сказать, что и у тебя с Сомычем есть брачный контракт?

— Да, — сказала Надя и посмотрела на Ульяну, у которой глаза откровенно полезли на лоб.

— Он такой продвинутый? Надюша засмеялась:

— А ты думала, что если ему пятьдесят два, то он уже одной ногой не здесь? — Она покрутила головой. — Не-ет, дорогуша, он еще в силе, причем у него сибирская закваска, он будет и через двадцать лет как огурчик. Это я тебе говорю. А контракт мы заключили, потому что у него есть сын от первого брака, у меня дочь. Кое-что я сумела наплясать за свою жизнь, он кое-что тоже… настрелял. — Она засмеялась. — Случись что — мало ли в жизни поворотов? — я не хотела бы никаких тяжб.

— Ты… не уверена в нем?

— Даже в себе нельзя быть до конца уверенной, — сказала Надюша, сдвигая юбку на край стола. — Кофе или чай?

— Нет, спасибо, ничего. — Ульяна покачала головой, застегивая молнию на джинсах.

— Люди меняются неожиданно для себя. От состояния души, здоровья, окружающей среды, от возраста, от… кислотного дождя, например.

— Ну ты и язва, Надюша.

— Просто этот пример для тебя самый доходчивый. Посмотри, в кого ты превратилась после этого чертова дождя!

— Я? — Ульяна пожала плечами. — Неужели изменилась?

— Да ты ни о чем другом не думаешь, кроме как об этом да о том, как расплатиться с кредитом.

— Но я должна…

— Должна. Но чтобы не зациклиться и не спятить, тебе надо отвлечься. Посмотреть на все со стороны. Хорошо, что эта окольцованная птица досталась тебе. Это знак, ей-богу.

— Знак? Но какой?

— Не знаю какой, но знак. Ты вообще могла не подстрелить птицу с кольцом. А если и с кольцом, то не с таким старым. Насколько я поняла, на конференцию созывают тех, кто добыл именно птиц с кольцами того года, как твое?

— Да, ты права.

— Еще бы не права! Сомыч разъяснил все очень подробно и доступно. Он тоже рад за тебя. Расслабься наконец.

— Я попробую. Спасибо за примерку.

— На следующую приглашу. А теперь прощай. Приступаю к исполнению своих прямых обязанностей жены. Сегодня я собираюсь удивить Сомыча.

— Чем?

— Раковым супом. Деревенские мальчишки принесли, я им джинсы как-то подшивала. Раки отменные. Кстати, если есть желание провести вечер с семейной парой, приходи. Будет вкусно, обещаю.