Страница 86 из 88
А вот диалог Власова с Дмитрием Ефимовичем Закутным.
Власов. Я хотел бы внести некоторые поправки в показания Закутно-го. Он показал, что по указаниям Минаева вступил в комитет с целью контролирования его работы. Между тем он ничего не сказал о том, что именно он завербовал в комитет до 60 процентов членов этого комитета, и, в частности, из состава интеллигенции, которой я лично не располагал.
Закутный. Я не отрицаю показаний Власова.
Да, мы видим по этим цитатам из стенограммы процесса, что велико было напряжение, в котором находились подсудимые… Но вместе с тем они ведут себя вполне корректно. Не срываются на оскорбления друг друга…
И вдруг сразу: подонки… охвостье…
Чем был вызван этот слом, произошедший в тот промежуток времени, которые, обозначено в стенограмме как демонстрация фильмов, объяснить невозможно…
Хотя мистическое объяснение, конечно, найти нетрудно.
Весь процесс строился как воспоминание Власова себя прежнего. Ему как бы показывали его, а он смотрел на себя и узнавал или не узнавал.
Да… Это он… И это тоже он… Да, проявил малодушие… Да, запутался…
По дорогам войны, по тюремным коридорам блуждала душа генерала Власова и пыталась найти дорогу…
Самому Власову эта дорога уже была найдена и определена.
Дорога к виселице, которую — в судебном зале слышно было, как стучат топоры! — уже выстроили для него в тюремном дворе…
Глава шестая
Процесс шел к концу. После перерыва, который задержался на двадцать минут, в 18 часов 20 минут В.В. Ульрих зачитал определение суда об отклонении ходатайств Благовещенского, заявленных в начале судебного заседания.
— Судебное следствие по делу окончено,-объявил он. — Каждому из подсудимых предоставляется последнее слово.
Первым встал Власов.
— Содеянные мной преступления велики, и ожидаю за них суровую кару,-сказал он. — Первое грехопадение — сдача в плен. Но я не только полностью раскаялся, правда, поздно, но на суде и следствии старался как можно яснее выявить всю шайку. Ожидаю жесточайшую кару.
— Хочу продолжить, на чем остановился в показаниях,-заявил Малышкин. — Я оказался в числе злейших врагов Советской власти. Во мне не оказалось должной твердости, настоящего нутра, преданности тому делу, которому я раньше служил. Сейчас не могу объяснить, что сыграло решающую роль в преступлении, которому нет имени. Я пошел против общественного и государственного советского строя. Я дал все показания, я ничего не скрыл, я все изложил. Умирать, конечно, неохота. Но после всего, что мной сделано, как смотреть в глаза людям? Жду сурового приговора.
Столь же немногословны и суровы к себе были Трухин, Благовещенский, Мальцев…
Трухин. Я изложил всю гадость, мерзость, гнусность моего падения начиная с 1941 года. Нет имени преступлениям, которые я совершил. Я сознался во всем. Я сделал бесконечно много гадостей и поэтому жду и готов вынести любой приговор.
Благовещенский. Я признаю себя виновным в изменнической деятельности и готов принять любое наказание.
Мальцев. Все ясно, я не смею рассчитывать на помилование, скажу только, что до 1938 года все шло нормально, а потом началось падение. Мысль самая гнусная, обида на Советскую власть за недоверие, которое я стал ощущать после моего ареста. Я просился в армию, мне отказывали. Обидевшись на Советскую власть, я дошел до настоящего состояния. Умереть бы, но с толком — вот что мне хотелось бы на сегодняшний день.
Жиленков вспомнил о том, что он бывший партработник.
— Если суд найдет возможным, чтобы использовать мою жизнь, то я готов загладить мою вину чем угодно и в любых условиях,-заявил он.
Закутный сказал, что он «еще не безнадежно потерян для своей Родины».
— Прошу дать мне возможность умереть честным человеком, а не врагом своего государства.
— Я честно рассказал о всех своих преступлениях, за которые любое наказание советского правосудия приму как должное,-сказал Бунячен-ко. — Но все же прошу сохранить мне жизнь, любой самый тяжелый труд для меня будет большим счастьем.
— Я опозорил честную советскую семью. Опозорил своих родителей, честных русских людей, своих предков. Что можно ожидать после этого?-заявил Зверев. — Я плавал в фашистском власовском омуте и этой грязью выпачкан, вымазан. Но, граждане судьи, еще в апреле я начал от [308] этой грязи отдаляться… Сейчас, если можно выразиться, чувствую себя чистым человеком. Прошу дать мне возможность искупить вину честным трудом. Прошу прощения у советского народа за мои злодеяния. Дайте мне возможность умереть как солдату, а если нельзя сохранить мне жизнь, то прошу приговора о расстреле.
— Тяжко и страшно умирать изменником своей Родины,-сказал Меандров. — Еще раз прошу сохранить мне жизнь и дать возможность в любых условиях искупить свою вину перед Родиной.
— Граждане судьи, после всех гнусных преступлений не нахожу слов в свое оправдание,-заявил Корбуков. — Прошу учесть чистосердечность признаний и искреннее осуждение мною моих преступлений.
Последнему дали слово Шатову…
— Я простой деревенский парень и дошел до высокого поста. Я анализировал, что меня привело к подлейшим преступлениям. Трусость, идиотизм, подлость-вот истоки. Я осуждаю полностью все, что сделал. Прошу учесть, что я приехал в СССР по своему желанию, я решил сам принести свою голову, я знал, что, если враг не сдается, его уничтожают. Я рассчитывал на помилование, на честную смерть на своей Родине. Я чистосердечно рассказал все.
Когда он кончил говорить, шел восьмой час вечера. В 19 часов 08 минут В.В. Ульрих объявил, что суд удаляется на совещание для вынесения приговора.
Совещание это длилось семь часов и уже глубоко за полночь, в 2 часа 02 минуты, огласили приговор.
Совершенно секретно
ПРИГОВОР
СОЮЗА СОВЕТСКИХ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ РЕСПУБЛИК
в составе:
Председательствующего — генерал-полковника юстиции УЛЬРИХА В.В.
Членов— генерал-майора юстиции КАРАВАЙКОВА Ф.Ф. и полковника юстиции ДАНИЛОВА Г.Н.
В закрытом судебном заседании, в гор. Москве, 30, 31 июля и 1 августа 1946 года, рассмотрела дело по обвинению:
1. б. заместителя командующего войсками Волховского фронта и командующего 2-й Ударной армией — генерал-лейтенанта ВЛАСОВА Андрея Андреевича, 1801 г.р., уроженца деревни Ломакино, Гагинского района, Горьковской области, русского, бывшего члена ВКП(б);
2. б. начальника штаба 19-й армии — генерал-майора МАЛЫШКИНА Василия Федоровича, 1896 г.р., уроженца Марковского рудника Сталинской области, русского, бывшего члена ВКП(б);
3. б. члена Военного совета 32-й армии — бригадного комиссара ЖИЛЕНКОВА Георгия Николаевича, 1910 г.р., уроженца г. Воронежа, русского, бывшего члена ВКП(б);
4. б. начальника штаба Северо-Западного фронта — генерал-майора ТРУХИНА Федора Ивановича, уроженца г. Костромы, русского, беспартийного;
5. б. начальника Военно-Морского училища ПВО в г. Либаве — генерал-майора береговой службы БЛАГОВЕЩЕНСКОГО Ивана Алексеевича, 1893 г.р., уроженца г. Юрьевец Ивановской области, русского, бывшего члена ВКП(б);
6. б. командира 21-го стрелкового корпуса ЗАКУТНОГО Дмитрия Ефимовича, 1897 г.р., уроженца г. Зимовники Ростовской области, русского, бывшего члена ВКП(б);
7. б. начальника санатория Аэрофлота в г. Ялте — полковника запаса МАЛЬЦЕВА Виктора Ивановича, 1895 г.р., уроженца г. Гусь-Хрустальный Ивановской области, русского;
8. б. командира 59-й стрелковой бригады — полковника БУНЯЧЕНКО Сергея Кузьмича, 1902 г.р., уроженца села Коровякова Глушковското района Курской области, украинца, бывшего члена ВКП(б);
9. б. командира 350-й стрелковой дивизии — полковника ЗВЕРЕВА Григория Александровича, 1900 г.р., уроженца г. Ворошиловска, русского, бывшего члена ВКП(б);