Мориарти. Последняя глава

— Давай, выходи, — прохрипел один, когда кэб наконец остановился.

— Вылезай, хитрюга, — проворчал ему в ухо другой. — Шевелись, задница испанская.

Кэб качнулся на рессорах. Лошадь заржала.

Дэниел услышал, как открылась дверца, почувствовал приток холодного ночного воздуха и ощутил сильный толчок в спину. Вывалившись из коляски, он споткнулся, упал и больно ударился лицом о тротуар да еще порвал при этом брюки и ободрал коленки.

Его без всяких церемоний поставили на ноги, завели за спину руки и потащили по каменным ступенькам в дом. Дэниел уже видел свет и чувствовал тепло. Сквозь тяжелый, едкий запах мешка пробилось что-то женское: запах пудры, пота и чего-то более грубого, откровенного. Бордель, подумал он и тут же, словно кто-то прочитал его мысли, получил смачный удар в лицо. Откуда-то сверху долетел женский смех — нервный, пронзительный, безрадостный.

Снова вверх по лестнице. Он не успевал переставлять ноги, спотыкался о ступеньки. Его протащили через площадку… потом лестница резко повернула… Руки заломили вверх, и боль пронзила лопатки десятками иголок. Кто-то пнул под правое колено, и он едва не свалился.

Сначала с головы сорвали мешок. Потом стащили «Ольстер». Содрали сюртук и рубашку. Полураздетый, избитый, с заплывшими глазами, он пытался разглядеть что-нибудь, но ничего не видел. Судя по всему, его привели в почти пустую мансардную комнату с двумя слуховыми оконцами справа. В дальнем, самом темном, углу двигались неясные тени. Помещение освещали две тусклые свечи, стоявшие на ящиках возле длинной, узкой ванны, заполненной почти до краев водой, напоминавшей почему-то Северное море в бурю.

Дэниела снова взяли за руки — один повыше локтя, почти у плеча, другой за запястье. Чье-то дыхание коснулось затылка, еще две руки сжали его голову и резко наклонили…

Он окунулся, не успев даже набрать в легкие воздуху.

Вырваться было невозможно. Уже через минуту легкие готовы были разорваться, кровь стучала в голову и грохотала в ушах. Мир отступил, сжался до потребности в глотке воздуха.

Так же неожиданно, как опустили, его подняли, вырвали из воды.

— Хорошо, — произнес незнакомый голос. — Теперь ты знаешь, что будет, если заартачишься. Пару дней назад к тебе в Хокстон приезжал профессор Мориарти. Ты принял его за возницу, Харкнесса, который когда-то обслуживал Профессора, но то был он сам. Тебя отвезли в дом возле Вестминстера. Так или нет?

— Так. — Дэниел все еще не мог отдышаться. Боль в груди и потребность в воздухе перекрывали все остальное.

— Чего он хотел, Дэниел? Ты скажешь мне это или я утоплю тебя. Без шуток. Ты для меня — ничто, пустое место.

Словно в подтверждение этих слов, его снова окунули в ванну, и он снова бился, пытался вывернуться, а легкие горели от нехватки воздуха.

Дэниел почти не сомневался, что собеседник — Беспечный Джек, которого он успел разглядеть в спальне отеля перед тем, как его взяли.

В криминальном сообществе Беспечный Джек был человеком известным, умным, с хорошими связями, и относиться к нему следовало серьезно. К тому же он был барристером и баронетом. Свою фамилию он произносил медленно, с ударением на первый слог — Ай-делл. Вот почему все называли его Беспечным Джеком.[12]

Титул баронета достался ему по наследству, от отца, Родерика Айделла, профессионального солдата, отличившегося в сражении под Инкерманом, третьей великой битве Крымской войны. Вскоре после Балаклавы и знаменитого наступления легкой бригады в ночь 4 ноября 1854 года майор Родерик Айделл из 68-го Даремского полка легкой пехоты провел разведку на высотах Инкермана и доложил вражескую диспозицию своему командиру, сэру Джорджу Каткарту.[13] Потом, уже в ходе сражения, Айделл спас жизнь сыну одного высокопоставленного придворного, благодаря чему, собственно, и получил титул баронета, ставший важной прибавкой к миллионам, заработанным на работорговле. Строго говоря, миллионы Айделла, существовавшие, по большей части, в воображении завистников, ушли на содержание поместья в Хертфордшире и городского дома на Бедфорд-сквер, уже при покупке обошедшегося сэру Родерику в кругленькую сумму, а ко времени его смерти в 1892 году обветшавшего и запущенного настолько, что наследство Джека — титул, дома, земля, долги и прочее — было скорее бременем чем благом; некоторые даже говорили, что Джеку Айделлу, собственно, ничего другого и не оставалось, как только свернуть на кривую дорожку, что, как утверждали остроумцы, он сделал еще тогда, когда поступил в барристеры.

Самые разные мысли и образы пронеслись в голове Дэниела Карбонардо, когда его, трясущегося, хватающего ртом воздух, снова подняли над ванной. Хрипя, мотая головой, вглядывался он в темный угол комнаты, где укрылся его главный мучитель.

— Что он хотел от тебя, Дэниел? Чего хотел Профессор? Он дал тебе какие-то распоряжения? Если дал, то какие?

— Да. — Воздуха в измученных легких хватило только на одно короткое слово. — Да. Он дал мне… поручение.

— Расскажи, и я, может быть, не стану больше окунать тебя в воду.

И Карбонардо рассказал. Рассказал все. Что ему поручили отправиться в отель. Разузнать, надолго ли остановилась миссис Джеймс. Выведать, в какой комнате.

— Миссис Джеймс? — Голос определенно принадлежал Беспечному Джеку. Дэниел уже почти видел его — стоит около кровати с этой своей волчьей ухмылочкой.

«Привет, Дэниел, надо поговорить».

— Так она сама назвалась.

— Кто?

— Сам знаешь, кто.

Почти неуловимая пауза… А потом его снова схватили, сунули в воду, и вот он уже опять бьется, как рыба, хрипит, дерется за жизнь. В этот раз получилось даже хуже. Вдобавок ко всему прочему Дэниел еще и обмочился. В конце, когда воздуху не осталось ни капли, он не выдержал, хлебнул воды и зашелся кашлем. Перед глазами поплыл красный туман…

И тьма.

— Это тебе урок, юноша. Не надо разыгрывать передо мной старого солдата. — Голос Беспечного Джека напоминал скрип мельничного жернова.

Дэниела вырвало проглоченной водой. Съежившиеся легкие задергались.

— Кто такая эта миссис Джеймс? Говори все. Рассказывай, что знаешь. И только правду.

— Миссис Джеймс — это Сэл Ходжес. Женщина, что приглядывает за девочками Мориарти. За всеми его борделями.

— И много у него таких заведений?

— С десяток в Вест-Энде и еще несколько поменьше в разных районах. Их называют домами шестипенсового греха. В основном в пригородах.

— Вот как? Думаю, ему бы стоило посчитать получше. Слишком долго Профессор отсутствовал. А когда кота нет, мыши… Ну, ты же сам понимаешь.

Неподалеку кто-то хихикнул.

Отца Джека все называли Айделлом Деревенщиной из-за его красной физиономии, рубленой, словно он шел за плугом, его особой походки и постоянно разинутого рта. В комическом журнале «Панч» на него однажды даже поместили карикатуру с такой подписью: «Айделл Деревенщина ловит мух, разговаривая с батраками». Рисунок изображал Родерика Айделла разглагольствующим перед группой увлеченно внимающих ему политиков. Сын, Джек, во многом пошел в отца и, в частности, умело напускал на себя глуповатый вид, притворяясь недалеким простаком. На деле же он был, конечно, шустрым, как веник, и опасным, как потревоженная гадюка.

— Если увидишься с Мориарти — чего я бы тебе не советовал, — скажи, пусть приглядится получше к своим гнездам порока. Далеко не все они делятся с ним прибылями. Времена теперь другие. Ладно, Дэнни. Чего он хотел от миссис Джеймс?

— Профессор подозревает, что у него под боком завелся предатель, что кто-то выдает врагам информацию о нем самом и его планах.

— И что? При чем тут Сэл Ходжес? Они же с ней не разлей вода.

— Не знаю. Есть у него какие-то подозрения. Будто бы Сэл знает имя предателя.

Она знает. Она назовет имя. Это кто-то из троих или Спир.

12

Фамилия Джека (Idell) произносится почти как и прозвище «Беспечный» (Idle).

13

В том сражении сэр Джордж Каткарт был убит, а солдаты 68-го, демонстрируя образец коллективной доблести, сбросили свои серые шинели и сражались в красных мундирах. — Примеч. автора.