Мориарти. Последняя глава

— Посмотрите, сэр? — спросил Спир, но Профессор покачал головой.

— Если ты говоришь, что идеальное, значит, лучше не найти. В понедельник с утра отправляйся к Перри Гуайзеру и пусть займется делом. Мы покупаем. Я хочу перебраться туда как можно скорее. Да, поговори с Гуайзером насчет архитектора.

Спир кивнул.

— Я тут подумал, может, съезжу да поищу Пипа Пейджета, — заметил он небрежно, словно мысль эта только что пришла ему в голову.

Мориарти встрепенулся.

— Ты знаешь, где он?

— Догадываюсь.

— Сделай так, чтобы он тебя не увидел, — распорядился Мориарти.

— Не увидит, сэр.

Вот тут Профессор наконец позволил себе улыбнуться.

— Найди его. Найди и сразу же возвращайся. В любом случае мне нужно, чтобы вы все были здесь завтра с утра. Есть кое-что важное. Я отправлю Уолли известить тех, кого еще не видел, но ты должен быть обязательно. В воскресенье, в восемь утра.

Спир молча кивнул и вышел. У задней двери топтался, покуривая сигарету и согревая дыханием замерзшие руки, Гарри Джадж.

— Покатаемся сегодня, Гарри, — сказал ему Спир. — Уйдем в отшельники.

«Отшельниками» называли себя бродяги, уходившие из города и кочевавшие в сельской местности.

— Куда отправимся?

— В сторону Оксфорда. Поищем одного старого приятеля.

— А как мы туда попадем?

— Поедем на поезде. Часа за два доберемся. Может, и за полтора.

Джадж покачал головой.

— Больно уж они быстрые, эти поезда. Не по мне…

Спир подмигнул и весело заметил, что королеве тоже не понравилась первая поездка на паровозе, но то было полвека назад.

Джадж, однако, остался при своих сомнениях.

— Если б Господь хотел, чтоб мы разъезжали на драндулетах, дал бы нам колеса вместо ног.

Спир снова рассмеялся и сказал, что на обратном пути можно будет взять двуколку.

— Главное, чтобы дороги не занесло. За городом всякое может быть. У них там нет того, что есть у нас, в городе. Там все делается медленно.

Спир заверил его, что опасаться нечего.

— Если застрянем, завалимся в какую-нибудь таверну да пообедаем. Выпьем, согреемся, а уж домой как-нибудь доберемся.

— Это мне больше по вкусу, — согласился Джадж и ухмыльнулся, как человек, который не против небольшого приключения, но не слишком рад, если за ним надо куда-то ехать.

Беспечный Джек был вне себя от гнева.

— Я вырву ему сердце! — объявил он, меряя шагами гостиную в своем доме на Бедфорд-сквер, комнату, которую Билли Джейкобс сравнил с салоном шикующей проститутки. — Пусть знает, что ему здесь делать нечего! Я разорву ему грудь, вырву его черное! Скормлю собакам! — Подкрепляя угрозу, он топнул ногой. — На улице?! Не могу поверить! Меня пытались застрелить! Меня?! Да еще на улице! Когда рядом стояли ни в чем не повинные люди. И стреляли прямо из кэба!

На самом деле комната мало походила на будуар дорогой шлюхи. Просто Айделлы всегда предпочитали яркие тона.

— Успокойся, Джек. — Дэррил Вуд устроился в кресле у камина. — Мы даже не знаем наверняка, что это был он.

— Конечно, он. Я преподал ему урок, показал, кто здесь хозяин, а ему не понравилось. Держу пари, стрелял Карбонардо. Полиция будет в ярости, а от этого никому лучше не станет. Мориарти чересчур самоуверен. Притягивает полицейских, как магнит иголки, а нам это совсем ни к чему.

У себя дома Джек не старался походить на отца и не изображал неуклюжего, простоватого недотепу. На самом деле он был высок и ловок. У него были замашки денди: элегантная походка, светлые, чуть тронутые сединой волосы и холодные серые глаза, от взгляда которых по спине пробегал холодок.

Гордясь тем, что происходит из военной семьи, Джек старался не упоминать о другой, темной, стороне своей родословной. Дед Джека, Роджер Айделл, и прадед, Кимбл, были работорговцами, и именно на доходах от работорговли содержался и дом в Хертфордшире, и поместье, и вся деревушка Айделлуорт, находившаяся милях в пяти от Хитчина. Еще во времена его отца, Ройстера Айделла, все это составляло немалое богатство; его же дед был настоящим магнатом, имевший с полдюжины судов, небольшую частную армию и несколько застав в Африке, разбросанных там сям по Невольничьему берегу, между Котону и Лагосом. Все это ныне обратилось в руины.

Работорговля была у Джека в крови, а истории, которые рассказывал дед, будоражили воображение и не давали умереть мечте. Врожденная жестокость позволяла ему делать с людьми все, что угодно, и не терзаться угрызениями совести. Он относился к ним, как существам низшего порядка. Дэррил Вуд, человек, в равной степени наделенный и умом, и силой, сказал как-то, что если бы Джека пригласили погостить в Букингемском дворце, он всерьез посчитал бы, что обстирывать его должна сама королева. Джек принимал как само собой разумеющееся, что другие должны работать на него, пока не свалятся с ног, и при этом, по возможности, за ничтожную плату.

Некоторые из связанных с морем людей, бывших мальчишками во времена его деда, владели теперь собственными судами и горели желанием поработать на Джека Айделла, пусть его бизнес и не был легальным. Четверо таких дельцов были самыми настоящими пиратами, как ни странно это звучало в начале двадцатого века. В конце 1890-х и начале 1900-х Эбенезер Джефкот, Уильям Ивенс, Корни Требетик и Майкл Тревинар регулярно организовывали экспедиции за живым товаром. Корабли выходили из Портсмута, Плимута, Бристоля и Ливерпуля и шли хорошо знакомым маршрутом в район Лагоса. Не оставались без внимания и другие известные места: Неаполь на итальянском побережье и Дубровник на сербском.

Работорговля, как и многие другие доходные занятия, была вне закона в начале двадцатого века. Как говорил Беспечный Джек, общество заразилось «микробом ханжества». Тем не менее, его капитанам до сих пор удавалось возвращаться в страну с контрабандным грузом. Только мужчин теперь привозили меньше, чем женщин. Повысилась и доставка детей, мальчиков и девочек восьми-девяти лет, а то и меньше. Чернокожих доставляли из всем известных мест в Африке, белых брали в бедных районах Сербии и южных, аграрных областях Италии. Им обещали новую жизнь, и они быстро поддавались на уговоры, поскольку были в большинстве своем сиротами, чему немало способствовали посылаемые Джеком вербовщики. «Оставляйте их без родителей. Пусть видят, что бывает, когда нас злят. Пусть усваивают урок. И не бойтесь крови: пусть знают, как поступят с ними, если не будут делать, что им велят», — такие инструкции он давал своим капитанам.

Используя детей, Джек не мучился сомнениями. Бойкая торговля ими приносила огромную прибыль уже лет пятьдесят назад, и он справедливо полагал, что с тех пор спрос, по крайней мере, не уменьшился. Он хорошо помнил рассказы деда о Хеймаркете 1840-х и 1850-х годов: юные девушки двенадцати (таким был тогда брачный возраст), а то и меньше лет брали мужчин за руку и, пуская в ход все свое очарование, предлагали пойти с ними. Разве с тех пор что-то изменилось? Несомненно, и теперь найдется немало таких, кто с удовольствием отдаст хорошие деньги, чтобы провести время с девочкой двенадцати, одиннадцати и даже десяти лет. Как найдутся и такие, кто заплатит не меньше, а возможно, даже больше, чтобы купить катамита или же развлечься с ним. Все дети, работавшие на Джека в Лондоне, могли считаться экзотическим товаром. Темнокожие определенно попадали в эту категорию, а у его вербовщиков, посещавших Италию и другие места, был наметанный глаз.

Всего лишь на прошлой неделе Эбенезер Джефкот предложил сходить на своем барке, «Полночный поцелуй», в Кадис: «У меня есть там знакомый, обещает послушных цыганочек, юных и готовых за деньги лечь даже под жеребца. Хорошенькие, гибкие, страстные. Вы бы видели, как они танцуют!»

«Отправляйся и привези мне парочку образцов», — ответил Джек.

Конечно, беспечный Джек получал неплохие доходы от пользующегося его защитой уличного бизнеса, от казино, подпольных питейных заведений, торгующим спиртным по ночам, винных лавок и еще многих нелегальных предприятий, как в столице, так и в других больших городах. Но все же наибольшую прибыль приносила детская проституция и торговля детьми — то, отчего у Джеймса Мориарти закипала кровь. Профессор никогда не занимался этой сферой проституции и не имел к ней никакого отношения. Пожалуй, это было единственным преступлением, которое он хотел бы уничтожить, образно говоря, одним залпом.