Ночь без конца

Что ж, вернемся к рассказу о наших мерзких деяниях.

То, что мы сделали с Хестер, круто изменило наши жизни. Начну с того, что это было просто невероятно волнующе, как в сексуальном, так и во всех прочих отношениях. Острее ощущений, чем в тот день, я еще не испытывал. Остальные ребята тоже чувствовали нечто подобное. Я знаю, потому что мы это обсуждали. И не раз. Да что там говорить, все разговоры были только об этом.

Но к восторгу примешивалось какое-то болезненное чувство. Оно преследовало всех нас. Отчасти оно было вызвано страхом быть пойманными и осужденными за убийство. Впрочем, в тринадцать лет особенно страшного от калифорнийских законов ждать не приходилось. Ну, от силы пару лет в колонии для несовершеннолетних. Но от одной мысли о том, что все узнают, как мы поступили с Хестер, у меня все внутри опускалось. А о папе с мамой я уже и не говорю — это было бы просто невыносимо.

Если в мы стащили в магазине пластинку или курнули травки, это еще куда ни шло. Но тут дело гораздо серьезнее, и это могло основательно испортить нам будущее.

Ни в газетах, ни по телевизору о Хестер не было ни слова. По школе пошел слух, что она сбежала из дому. Год назад такое уже случалось, и тогда она исчезла почти на целый месяц, так что никто не заподозрил неладное.

Это было хорошей новостью. Но мы опасались, что все могло измениться, если найдут ее тело. В первую неделю после убийства Томми ежедневно проверял, не пропал ли труп с того места, где он был брошен, и пытался нас успокоить, заверяя, что никто его никогда не обнаружит, потому что это, мол, невозможно.

— Но даже если это произойдет, — объявил он в тот четверг, — у копов не будет ни малейшего основания полагать, что мы имеем к этому какое-либо отношение.

— Но она лежит на твоей земле, — указал я, — и что, если мы оставили на ней свои отпечатки?

— На коже нельзя оставить отпечатки, — заявил он.

— А ты уверен?

— Ну… я точно не знаю, но…

На следующий день к обеду у Томми для нас были новости.

— После школы ходил в библиотеку и пролистал несколько книг по судебно-медицинской экспертизе, — он сморщил нос. — Боже правый, а я и не подозревал. Все хуже, чем я предполагал. Если копы найдут Хестер, у них на нас может оказаться столько, что сразу и не перечислишь: сколько нас было, группы нашей крови, цвет волос, рост и вес, не говоря уже о том, что они могут узнать о нашей одежде и обуви.

— И это по ее телу? — брезгливо поморщил нос Ковбой.

— Ага, представь себе. Плюс то, что даст осмотр места преступления.

Неожиданно меня затошнило.

Да и Ковбой с Пескарем позеленели.

— Ну и что делать? — не выдержал Пескарь.

— Пустяки, — успокоил Томми.

Целые сутки в сводящем с ума ожидании пустяком, однако, не показались. В субботу утром папа подвез меня к дому Томми. Назвав себя в домофон у центральных ворот, он въехал в открывшиеся ворота и довез меня до самого дома. На прощанье потрепал мои волосы.

— Не скучай, приятель, — напутствовал он, — если не будешь успевать к обеду, позвони.

Когда все были в сборе, Томми выдал нам пару лопат, кирку и грабли и повел прямиком к Хестер.

Боже, во что она превратилась. А какой смрад.

Не буду описывать, чтобы никого не стошнило.

Наша задача заключалась в том, чтобы зарыть тело.

Но это оказалось не так легко, как мы себе представляли. И хотя рыли по очереди, устали зверски.

Томми работал наравне со всеми, но почему-то все время злился. Казалось, у него не было других слов, кроме: «недостаточно глубоко», «надо глубже», «глубже, глубже».

Когда Томми наконец решил, что уже достаточно глубоко, я оказался на дне могилы.

— Подровняй немного дно, — сказал он мне.

Но, когда я наклонился, чтобы ковырнуть пару раз лопатой, эти сукины дети сбросили на меня Хестер. Как смешно. Им так точно.

Она свалилась мне на спину и сбила с ног. А вонь! Еще она была склизкой, словно кожа превратилась в липкий гной. Хорошо это или плохо, но я был совершенно голый (из-за жары и чтобы не испачкаться от рытья могилы). Иначе Хестер безнадежно испортила бы мою одежду. Но это значило, что между ней и мной не оказалось ничего. Можно представить себе что-нибудь отвратительнее?

Сбросить ее вот так на меня — это еще надо было додуматься. Друзья у меня оказались с чувством юмора. Хотя в тот момент мне, в общем, было не до смеха. Я долго не мог из-под нее выкарабкаться. Ее руки и ноги оплелись вокруг меня так, словно она не хотела меня отпускать. Когда же наконец мне удалось выползти, она перевалилась на спину, а колени разъехались в стороны и уперлись в стенки ямы.

— Трахни меня еще раз, — услышал я, и чуть не обмер от страха, сразу не сообразив, что это произнес Томми. Он, Ковбой и Пескарь стояли над краем могилы и любовались зрелищем.

Затем я пулей выскочил из ямы.

— Шутники вы, однако, — выкрикнул я. — Почему бы кому-нибудь еще не попрощаться с… — И я бросился в атаку, что явилось для них полнейшей неожиданностью. Прежде чем они сообразили, в чем дело, я успел столкнуть Пескаря в могилу. Томми увернулся и отбежал в сторону. Ковбой предпочел отбиваться. Мы стали бороться, но он был гораздо сильнее и скоро положил меня на лопатки. И хотя я не смог скинуть его вниз, все же изрядно вывалял его в грязи.

Только Томми вышел сухим из воды.

Всегда выходил.

Пескарь наконец выкарабкался из могилы. Весь измазанный, но с улыбкой до ушей. Собрав вещи Хестер, мы пошвыряли их в яму. После этого засыпали яму землей, притрусили сверху листьями и ветками, так чтобы это место ничем не выделялось на окружающем фоне.

Затем Томми напомнил нам о гильзе от пули, выпущенной Пескарем. Нельзя, мол, ее здесь оставлять. И мы обшарили все вокруг. Наконец через полчаса я ее нашел.

Томми сунул ее в туфлю.

— Избавлюсь от нее позднее Главное, чтобы ее не обнаружили возле тела. Возможно, выброшу в мусорный ящик в школе. Или еще куда.

Когда перед уходом мы стали собирать инструменты, он остановил нас.

— Постойте. Надо сделать еще одну вещь. Идите сюда.

Томми протянул руки в стороны, как это делают, когда хотят взяться за руки и образовать круг.

Мы последовали его примеру.

— Пока Хестер лежит там, куда мы ее положили, никто не посмеет до нас дотронуться, — торжественно произнес он.

— Ты имеешь в виду копов? — спросил Пескарь.

— Да, и копов. Суть в том, что никто не найдет ее, если не будет знать, где искать. А они не узнают, если не разболтает один из нас.

И все мы тут же пообещали, что никогда не проболтаемся.

— Надо принести клятву, — предложил Томми. Это ни у кого не вызвало возражений.

— Повторяйте за мной, — начал он. — Я, Томас Бэкстер…

Мы назвали свои имена. В дальнейшем после каждой фразы Томми останавливался и ждал, пока мы произнесем свои слова. Моя клятва звучала так:

— Я, Саймон Квёрт, полноправный и постоянный член общества краллов-убийц (здесь я впервые узнал наше название, хотя знал книгу, из которой оно было позаимствовано), настоящим под угрозой собственной смерти и смерти всей моей семьи клянусь никогда не выдавать секреты клуба ни одной живой душе. Я также клянусь пожертвовать собственной жизнью, чтобы помешать копам взять меня живым. Я также клянусь убить любого своего товарища-кралла, нарушившего эту клятву, а также его мать, отца, сестру, и брата, и собаку, если они у него есть. Аминь.

Несколько раз я чуть не расхохотался, в том числе, когда дошло до слова «аминь», но сдержался, потому что Томми, по всей видимости, относился к этому вполне серьезно.

Наверное, всю ночь не спал, чтобы придумать такое.

На сей раз струи из шланга показалось недостаточно, чтобы избавиться от ароматов Хестер, и мы пошли в дом. Томми ограничился лишь мытьем рук. Все остальные по одному подолгу стояли под горячим душем, пока он ходил за нашими вещами.

Какое это блаженство — вновь оказаться чистым и одетым! Собравшись в комнате Томми, мы жевали чипсы и запивали их пепси. По словам Томми, после того, как мы закопали тело и все прочее, у копов не осталось никаких шансов повесить на нас то, что мы сделали с Хестер.