Страница 23 из 90
Наказание за сдачу живым слишком суровое.
Умрет вся твоя семья. Родители, жена, дети. Подружка, если ты еще не женат.
В моем случае они убьют мою невесту, Лизу, моих сестер, Сэнди и Дору, возможно, их мужей, Стива и Гарри, и почти наверняка мою племянницу Сью и племянников Рэнди и Дэна.
Думаете, это чересчур, да?
На то и рассчитано. Чтобы заставить нас умереть в случае необходимости.
Впрочем, чтобы вы успокоились, скажу, что до этого еще не доходило.
Пока достаточно было угрозы.
Потому что никто не сомневается, что они это сделают. Причем с большой радостью. А кому, как не тебе самому, знать, на что они способны и какое при этом получают удовольствие (потому что ты и сам принимал в этом участие), так что от одной мысли о том, что объектом их экзерсисов может стать твоя мать, подружка или ребенок, волосы встают дыбом. Лучше умереть самому, чем позволить тем, кого ты любишь, испытать хоть малую толику этих ужасов.
Билл Петерсон единственный из нашего окружения, перед кем встал этот выбор.
Это произошло несколько лет назад, в Нью-Мехико. Всем нам удалось смотаться, а Билла поймали. Его загнали в тупик, и он потерял оружие. Так что копы просто надели на него наручники и зачитали ему его права. Я тогда затаился на противоположной стороне улицы и видел, как его сажали в машину. Мне стало его жалко. Но в глубине души я надеялся, что он не решится принести себя в жертву. Потому что, если бы он сдрейфил, мне бы пришлось заняться его сестричкой, Донной. А этого я страстно хотел уже давно.
Но Билл сделал правильный выбор. Когда в участке они сняли с него наручники, чтобы взять отпечатки пальцев, он словно обезумел. Бросился на полицейского, и его, естественно, тут же изрешетили пулями.
После его смерти я много времени проводил с Донной. Утешал и все такое. Завязалась дружба, и скоро я начал ее трахать. Хотя удовольствие — ниже среднего. Так оно почти всегда. Если нет всего остального — просто тоска.
Так или иначе, но Билл был единственным из нас, кому довелось, так сказать, испить всю горечь.
Становиться вторым у меня не было ни малейшего желания.
А это означает, что я должен держаться подальше от копов.
От исчезновения «Крайслера» Хиллари мои перспективы на будущее не становились радужнее.
Сидя на диване, я перебирал в уме все возможности. Их было не густо: можно было попытаться уйти пешком, вызвать такси или угнать соседский автомобиль.
Любой из этих вариантов, впрочем, был сопряжен с большим риском.
Если уходить на своих двоих, то я буду на виду слишком долгое время. Меня многие увидят. Со мной, вероятно, кто-то даже попытается заговорить. С близкого расстояния кто-нибудь даже сможет заметить, что я не женщина. Так что пеший вариант исключался — слишком много случайностей.
У таксиста тоже было бы слишком много времени, чтобы меня разглядеть. А рано или поздно копы бы его вычислили и спросили обо мне Конечно, я мог бы его порешить, доехав куда мне надо. Среди белого дня в Лос-Анджелесе? Нет уж, спасибо.
Если бы я попытался угнать машину, кто-нибудь мог бы донести в полицию. Тем более что угон автомобилей — это не мой стиль. Нет. Может, позвонить вместо этого соседям, представиться сестрой Хиллари, проникнуть в дом и пустить немного крови? Уехать затем на машине как положено — с ключом в зажигании. Но снова риск намного превышал выигрыш. Когда идешь в чужой дом с мыслью об убийстве, ты ступаешь на минное поле. Никогда не знаешь, сколько народу там может оказаться и как они себя поведут в минуту смертельной опасности. Одно дело, когда нас шесть или восемь. Совсем другое, когда ты один-одинешенек.
Так что, по правде сказать, у меня вовсе не было никакого более или менее безопасного плана действий.
И мои инстинкты приказывали мне не рыпаться. Рано или поздно Бенедикт вывернет руль своего «Ягуара» на подъездную аллею после напряженного трудового дня. Когда он войдет в дом, я его прирежу, возьму ключи и поеду любоваться закатом.
Такой у меня был план.
Другого пока нет.
Я все еще в ожидании.
Решив остаться, я переключил внимание на другие вопросы, не имеющие ничего общего с побегом. Прежде всего я попытался найти сегодняшний выпуск «Таймс». Безуспешно. Газета, должно быть, исчезла вмести с «Крайслером» Хиллари.
Так что я сварил себе кофе и сварганил небольшой завтрак: яичницу с ветчиной и позаимствовал у хозяйки сдобную булочку. За завтраком я решил послушать радио.
В новостях последнего часа был репортаж о событиях прошлой ночи. Да еще какой репортаж.
Смысл его сводился к следующему: прошлой ночью ближе к утру сгорело два дома в квартале Авалон-Хиллз Лос-Анджелеса. Трагедия унесла четыре жизни. В одном доме погибло сразу трое. Семья из шести человек, проживавшая в другом доме, в это время отдыхала за городом, так что единственной жертвой пожара стала престарелая мать владельца дома. По словам репортера, на место трагедии выехала следственно-оперативная группа. Прорабатывается версия об умышленном поджоге.
И ни слова о двух оставшихся в живых детях.
Ни слова об убийстве.
Ни слова о нас.
Сначала я подумал, что дети, может быть, ничего не рассказали Но такого не могло быть. Иначе откуда репортер мог узнать о погибших? Без подачи подростков никто бы так сразу не стал утверждать, что прошлой ночью в обоих домах были люди.
Ведь Том с компанией не оставили тел Такого просто не могло быть Хотя сам при этом и не присутствовал, я твердо знал, что тела они увезли. Так что детишки все рассказали, это однозначно Вероятно, разболтали все, что видели. Копы, должно быть, предпочли пока не предавать правду огласке. Может, решили, что, если обыватели узнают о банде психопатов, вламывающихся в дома и устраивающих там зверскую резню, начнется паника? А может, хотят придержать факты до того момента, когда нас поймают.
Или, может, детям не поверили. А кто поверит в невероятную историю о том, что в таком респектабельном районе Лос-Анджелеса орудует шайка полуголых бритых мужиков с ножами, копьями, топорами и саблями? Копы могли даже подумать, что дети все это выдумали в свое оправдание. Может, считают, что именно дети подожгли эти дома.
Если копы уже успели обшарить пепелища и не нашли ни одного трупа, они вообще могли зайти в тупик.
С другой стороны, они могли поверить каждому слову детей, а средствам массовой информации сообщить искаженную версию событий с целью защиты свидетелей. Кто станет объявлять во всеуслышание о том, что есть свидетели массового убийства. Тем более когда убийцы разгуливают на свободе. Кто хочет сохранить жизнь свидетелям, такого не сделает.
Как знать? Все возможно.
Впрочем, я все же сделал из выпуска новостей два действительно важных вывода. Во-первых, в них не призывали остерегаться лысых маньяков. Во-вторых, имени девочки не сообщали.
Хотя из них я и не узнал, как ее зовут, но и мои дружки были не в лучшем положении.
Время от времени я прерываю запись этих мемуаров, чтобы послушать различные радио— и телестанции. Но вместо того, чтобы обрастать новыми подробностями по мере поступления новой информации (куда же подевались пронырливые репортеры?), репортажи становятся все короче и короче. Странно и очень подозрительно. Впечатление такое, словно по каким-то причинам историю эту решили спустить на тормозах.
Всего несколько минут назад в пятичасовом выпуске новостей канала KNBC сообщили только о том, что в паре домов в фешенебельном районе Авалон-Хиллз произошел пожар, в результате которого погибло четверо.
Что ж, спасибо и за то, что совсем не упоминаются ни мальчишка, ни девчонка. И за то, что ни слова о кровавой бойне или о банде беспощадных головорезов.
Это хорошо, но одновременно и плохо.
У меня все еще есть шанс добраться до девчонки первым.
Если Бенедикт когда-нибудь вернется с его чертовой работы!
Я решил посидеть здесь до девяти. Если к тому времени он не появится, что ж, видно, не судьба. Тогда «адьёз» этому дому. Пойду вызывать такси.