Испытание веры

Нужно бы попробовать, каков меч в деле, да неудобно — при шамане. Да еще в комнате. Поэтому он просто приспособил ножны под себя, подогнав ремни, и повесил его за спину.

Ноги шли нехотя, но шаман не торопился, шел степенно, как и подобает мудрецу. Он что, пешим пришел? Как мало ему известно о Людях Льда…

Нет, не пешим — у края поселка их поджидал паренек, державший на поводу лорса. Какой-то низкорослый лорс, и пропорции тела иные. А копыта, напротив, широкие. Верно, северный вид.

Паренек пропустил Иеро с шаманом вперед, а сам пошел сзади. Ну да, он его видел у Людей Льда, когда приходил туда с Роном.

Иеро подумал о Роне, и бодрость, появившаяся было то ли от воздуха, то ли от ходьбы, исчезла.

И сразу стало тяжело. Дойдет ли он до цели? Обидно будет опозориться.

Шаман остановился. Никакой медальон, никакое статис-поле не скроют бледность лица, одышку и пот. Рано он вскочил.

— Здесь, — сказал шаман.

— Здесь — что, мудрый Шугадан-Оглы? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Иеро.

— Очаг молчания.

— Благодарю, мудрый Шугадан-Оглы… — как и хватило сил сказать.

— Мой человек проводит тебя домой. А я пойду, — шаман повернулся и зашагал прочь. У Людей Льда свои представления о приличии. Уходя — уходи.

Паренек подвел к Иеро лорса. Лорс встал на колени — то еще зрелище. А иначе Иеро сам бы и не забрался бы в седло.

Паренек молча повел животное в поселок. К концу пути Иеро чувствовал себя получше — и соскочил на землю довольно-таки ловко. Не упал.

И в дом вошел самостоятельно, и опять не упал. И до ложа дошел, а что лег сразу, то ложе на то и предназначено — лежать на нем.

Он слышал, как удаляются прочь лорс и круглолицый паренек. Нет, понял он, дело тут не в особой чуткости ушей. Дом выстроен так, что служит большим ухом, вот и слышно шаги всякого приходящего. И уходящего.

Умно построил дом пер Кельвин. Если статис-поле заглушает ментальные звуки, следовательно, нужно усилить звуки физические. Пионерское поселение не позволяет благодушествовать — вдруг подкрадется враг?

Но все-таки враг сумел прокрасться к перу Кельвину и к Рону. Как? Стоп-стоп-стоп, как сказал бы наставник. Не торопись Иеро, не делай поспешных заключений. Почему это он решил, что враг подкрался незаметно? Потому, что не было следов борьбы? Но все равно, врагу трудно застигнуть врасплох и опытного священника, и уж тем более Рона, знавшего о смерти в этом доме. А вот другу застигнуть врасплох легко. Врагу под маскою друга. Обыкновенному поселенцу, которого ни пер Кельвин, ни Рон врагом не считает. Человеку, к которому спокойно поворачиваешься спиной. Человеку, к которому спиной может повернуться и он, Иеро.

Он представил, как поворачивается лицом к безликой фигуре. Повернулся — и на шею накинули веревку!

Нет, не сходится. Он бы не стал спокойно стоять. Попытался бы наступить каблуком на ногу противнику. Ударить локтем в живот. Нагнуться и ухватить за ногу — в семинарии их учили защищаться. Конечно, никакой уверенности в том, что он — или пер Кельвин — отбились бы от противника, не было. Но были бы, обязательно были бы следы борьбы. Та же веревка истерла бы шею во многих местах. А у Рона полоса аккуратная, он сам видел. А если нет следов борьбы — не было и самой борьбы. Точнее, — поклон в сторону Аббата Демеро, не было следов физической борьбы.

Иеро лежал и размышлял. Слабость ушла, пот высох, и только сердце колотилось в груди тяжелым кузнечным молотом, отзываясь в висках молотками подмастерьев.

Он проделал дыхательные упражнения, унимая и сердце, и разыгравшуюся фантазию. «Не пугай себя криком», говорил величайший Лек-Сий. Сердце должно быть горячим, руки чистыми, а голове полагалось оставаться холодной — как гласило другое изречение великого мудреца. Стала ли холоднее голова Иеро он не знал — «нельзя измерить собою себя», но молоты в висках перестук прекратили.

Он полежал, опрашивая каждый орган, способ, которым он пренебрег сразу после того, как очнулся. Сухожилия и мышцы требовали разминки, сердце — умеренности в ближайший день или два, но в остальном проверка показала, что он, Иеро, парень хоть куда. И прошла проверка куда лучше, чем на занятиях в семинарии. Все ведь всерьез, а это заставляет быть куда собраннее, ответственнее.

Лежать больше не хотелось. Належался. И он начал разминать мышцы и сухожилия, применяя древнее искусство целительных рук. Лучше всего исцелять руками другого, но и себя можно, пусть и не полностью. Пальцами он сначала легонько гладил кожу, затем принимался за мышцы — сначала легонечко разминал, а потом брался всерьез. Здесь была своя система, несоблюдение правил могло больше навредить, но Иеро выполнял все неукоснительно, без спешки и небрежения. Если музыкант настраивает лютню, чтобы сыграть мелодию простую, то священник должен еще тщательнее настроить свое тело, потому что играть на нем будет иной музыкант…

Но как не был поглощен занятием Иеро, он опять услышал шаги. Хотя не услышать их было бы мудрено, шли люди степенные, уверенные с том, что их ждут и ждут с радостью. Искусство различать человека по походке не было обязательной дисциплиной, но Иеро провел не одну склянку со старым киллменом, набираясь от него уму-разуму. Приходилось, ежели ментальным слухом обижен.

Иеро встал с ложа, пригладил волосы, надел скинутые было одежды.

— Я слышал, вы, Пер Иеро, провожали шамана? Не слишком ли много чести колдуну круглолицых? Нет, нет, я совершенно не хочу вмешиваться в ваши дела, но вы уж позаботьтесь о собственном здоровье, пожалуйста, полежите денек-другой — достопочтенный Хармсдоннер говорил озабоченно, с укоризною. Киллмен же Брасье смотрел на Иеро, скорее, с одобрением.

— Благодарю за заботу, достопочтенный Хармсдоннер. Я бы и полежал, да мудрый Шугадан-Оглы захотел поднести нашему поселению дар по случаю избавления озера от Сайрена. Не отказываться же. Я пока еще недостаточно хорошо знаю склад ума людей Льда и их обычаи. Вдруг мудрый Шугадан-Оглы обиделся бы, да и передумал открывать тайную залежь рашшина? Я не мог пойти на такой риск, вот и пришлось посчитать себя здоровым. К счастью, состояние мое не так уж и скверно, хотя, признаюсь, денек-другой я действительно буду вынужден пренебречь своими обязанностями, во всяком случае, частично.

— Ничего, пер Иеро, одно сознание того, что вы выздоравливаете, вселяет в поселенцев бодрость и уверенность. Они гордятся вами, — услышав о залежи рашшина, достопочтенный Хармсдоннер преобразился. Смесь довольства и нетерпения проступили на его лице. — Это место… Оно недалеко, пер Иеро?

— Совсем недалеко, достопочтенный Хармсдоннер. По направлению к стоянке Людей Льда, чуть в стороне. Там два валуна, и если от них сделать пятьдесят шагов…. Нет, там много валунов, путаница получится. Лучше я его покажу, если хотите.

— Нет. Не сегодня, пер Иеро, — вступил в разговор Брасье. — Новая залежь рашшина — штука заманчивая, но никуда она за ночь не убежит. Да и завтра не убежит тоже.

— Ждать не стоит, — Иеро выглянул в окошко. Солнце спускалось к горизонту. Сам горизонт был не виден — в том месте растительность была высокой и густой. — Мало ли что… Если привести лорса…

— Нет, нет, — возразил достопочтенный Хармсдоннер. — Действительно, поздно. Кстати, сегодня солнце впервые за это лето уйдет с небосклона. Ненадолго, а все ж… И мы хотим поговорить насчет этого.

— Насчет захода солнца? — удивился Иеро.

— Насчет того, что с ним связано, — мрачно ответил старшина поселения Но-Ом. — Но пусть капитан Брасье расскажет, у него это лучше выходит.

— Да… Я расскажу, если это вас не утомит, пер Иеро.

— Меня это нисколько не утомит, капитан Брасье. Слушать — не говорить.

— Год назад у нас стали исчезать люди. Выходили пройтись из барака в барак, или еще куда-нибудь в пределах поселения — и больше не возвращались. Первым исчез рудокоп Альгор, молодой, крепкий парень. Он вышел прогуляться с девушкой. Свой барак покинул, но к женскому бараку так и не пришел. Я со своими людьми осмотрел каждый кустик, перевернул каждый камешек. Поверьте моему опыту, пер Иеро, скрыть тело непросто, особенно здесь, где земля холодна. Мы увеличили количество патрулей, запретили покидать границы поселения, о каждом подозрительном происшествии велено было докладывать по команде. Через четверть луны пропал другой рудокоп. В бараке он сказал, что хочет поговорить с кем-нибудь из стражей Границы. Пошел к казарме — и не дошел. Исчез.