Испытание веры

Только летел он прочь от огненной горы. Не всегда направо — значит верно.

Пытаться развернуться Иеро не стал. И без того неизвестно, насколько хватит его ментальной энергии. На четверть лье? половину? Где уж фигуры выписывать. Но потом он понял, что направление полета выбрал единственно верно. Ну, чтобы он делал там, у горы? Искал выход? В окружении лемутов? Они бы нашли его скорее, нежели он выход. И что это за выход? Как его распознать?

Полет его лежал мимо залитого светом добытного городка. Тень — там или пустилась вслед за своими слугами?

Проверять он не решился. Если Тень не глупа — а думать о ней, как о глупом существе, у него не было никаких оснований — то два-три ревуна непременно ждут его у домика старика.

И потому он полетел дальше.

Впереди заблестела озерная гладь. Ах, да, Эдем Камляски!

Он летел над самой водой, еще немного — и коснется ее. Что тогда?

А ничего. Замочил ноги, вот и все. Воды ему было по колено — силы покинули Иеро у самого берега.

Дно каменистое. Он шел, раздумывая, что за звери водятся в местном Эдеме Может, такие, перед которыми ревуны — милые шалунишки?

В Яви — очень может быть. Но не каждая монструозия может попасть в Навь. Только обладающая достаточной ментальной мощью.

Опять в голову пришла несвоевременная мысль: монструозии мира Красного Песка, выходит, не безмозглые.

На берегу он присел на валун. Вода теплая, да мокрая. Не простудиться бы. Интересно, что есть простуда в Нави, и как она отражается в Яви?

Видно, мозг требовал передышки, потому вместо мыслей важных подсовывал всяческую ерунду. Поле, он не даром обходится.

Край неба никак не серел. А пора бы утру и наступить. Сколько ж можно в потемках блуждать.

Наивная надежда — что вместе со тьмою исчезнет и Тень. Даже если исчезнет, волосатые ревуны останутся.

Он прислушался. Кажется, оторвался. Здесь-то они искать его будут в последнюю очередь.

На фоне отдалившейся горы Иеро видел ветви деревьев. Вот еще одна загадка — почему в Нави есть деревья? Они что, разумные?

А почему бы и нет?

Интересно, если мы будем знать, что клен, сосна или бук разумны, перестанем ли мы рубить деревья на дрова, строить из низ дома, изготавливать мебель? А если перестанем, то что, придется сидеть на полу в холодных каменных жилищах? Топить, положим, можно торфом. Или углем. Опять же валежник. Разумный валежник — до такого додуматься трудно Каменный же дом в чем-то и не уступает деревянному. Дело привычки. А вот мебель… Астик из Мира Красного Песка, вот что спасет нас.

Жаль, что у него нет Метателя, подумалось вдруг. Иеро опять прислушался, понимая, что «вдруг» зачастую есть сигнал подсознания.

Долгое время он не слышал ничего — шум ветра, рокот огненной горы, плеск воды в озере в счет не шли. Затем пробилось: шаги. Но не тяжелые шаги волосатых ревунов. А легкие, летящие.

Рэт-лемуты?

Сколько же их, слуг Нечистого? И куда ему бежать теперь?

Меч был по-прежнему остер и тверд. Значило это, что старик жив, раз живо его создание? Или просто настолько крепко задумал старик, что вымысел пережил создателя?

Надежней бы и ему научиться. Было бы время.

А вот времени, похоже, оставалось немного. Шаги приближались.

Но шел один человек. Вернее, одна пара ног.

Не руби сплеча, учил величайший Лек-Сий. Хорошо, что вспомнилось ко времени. Захватить и допросить, а зарубить можно и потом.

Иеро начал беспокоиться — не пройдет ли рэт-лемут мимо. Лучше смерть в бою, чем смерть от страха.

Он прислушался — на этот раз к себе. Страха не было. Нехорошо. Недооценивать врага перед боем — первый шаг к поражению. Второй — переоценивать.

Шаги ближе и ближе. Ну, сейчас!

Это был не рэт-лемут. И не волосатый ревун.

— Надежда?

Перед ним стояла внучка старика, Надежда.

— Меня послал дядюшка, — сказала она.

— Что с ним? Жив?

— Нет, — она удивилась, — как можно? Волосатые ревуны его зарубили.

— Но… — Иеро смутило отсутствие признаков горя на лице внучки. Бессердечная? Бездушная?

— На восстановление понадобится время.

— На восстановление чего?

— Дядюшки. А вы ждать не можете. Поэтому он и послал меня.

— Мертвый?

— Дядюшка не мертвый и не живой.

— Как это?

Девушка не ответила, лишь заморгала. Глазищи — то, глазищи! Пламя огненной горы плясало в них, и казалось — они светятся изнутри.

А и страшно — горящие красные глаза.

— Зачем он послал тебя? — Иеро перевел взгляд за спину девушки.

— Чтобы я провела тебя к выходу.

— Понятно… — все-таки старик его не бросил. Через внучку, а отпустит. Лучше бы не звал. Спал бы он на своем ложе. Или летал над Но-Омом. Один. — Мы… Мы полетим?

— Полетим, — согласно кивнула Надежда. — Ты уже научился, я знаю.

— Откуда? Видела?

— Сейчас вижу.

Интересно, в чем эта видимость проявляется? И всякому ли видна, или только ей, неведомой внучке неведомого старика?

— Тогда… Тогда сейчас?

— Нет. Синь-звезда еще не взошла. Она поможет полету. Без нее тяжело, особенно тебе.

Иеро обрадовался, хотя радоваться было совершенно нечему. Пребывание здесь таило опасность. Нет, не таило, выказывало совершенно откровенно. Убираться надо, и поскорее! Неужели он подвергает себя риску только потому, что ему нравится Надежда? Вот она, ловушка молодости, о которой столько предупреждали в семинарии. Свойство естественное, но сколько от него помех общественному служению!

— А волосатые ревуны? Ты не знаешь, где они?

— Охраняют пути к выходу. Ищут тебя. В поселке. В каменоломне. У огненных Гор, — отвечала Надежда коротко, скупо, и потому он не решился расспросить, что за каменоломня такая. Да и не надо ему это знать. Зато другое надо.

— Кто их послал, волосатых ревунов?

— С'Финкесс. Его тоже создал дядюшка. Только С'Финкесс был создан в плохое время, оттого и сам вышел плохим. Он восстал, а дядюшке уничтожать его жалко. Так и живем…

— Ты говоришь — тоже. А кого он еще создал? — Иеро обеспокоился, уж не мания ли величия у дядюшки. Что, если и свет, и тьму, и гадов и рыб — всех он, дядюшка.

— Меня.

Возразить нечего.

— Но С'финкнесс — что, сын твоего дядюшки? Или внук?

— Он — его копия. Точно, как дядюшка. Только бралась копия в дурную минуту. А С'финкнесс наделал копий с себя, и теперь они все на одно лицо. Лоны.

О лонах Иеро знал понаслышке — Универсальная Кандианская Церковь считала творение копий актом запретным, богохульственным, и семинаристы не учили ни заклинаний, ни деталей процесса.

Выходит — темные Мастера — это лоны дядюшки? Потому-то все они на одно лицо!

Но мастер С'Видлер не очень-то напоминал своего создателя. Хотя — он ошибся, употребив слово «все». Возможно, лишь некоторые из Темных Мастеров были Лонами дядюшки С'Мирна. Причем — разного возраста!

Он посмотрел на небо, ища Синь-Звезду. Но небо было плотным, непросветным. поди, и солнцу-то не пробиться, где уж Синь-Звезде.

Быть может, на нее сердцем смотрят, не глазами.

Молчать было неловко, но неловко только ему. Девушка же безмятежно стояла рядом, смотря вдаль, на озеро. Вроде бодрствует, а вроде и спит. Спящая красавица.

Он услышал шум. Теперь он был иной — к нему крались.

Иеро встрепенулся, готовясь к схватке.

— Это всего лишь волосатые ревуны, — сказала девушка, успокаивая.

— Скоро… Скоро взойдет Синь-Звезда?

— Да.

Что значит «да»? Через склянку? Четверти склянки — и то хватит, чтобы ревуны приступили к пиршеству.

Ну, нет, он им запросто не дастся. Меч хорош, и сам он неплох. С одним-двумя справится.

Их было трое. Волосатые ревуны среди лемутов отличались наибольшей свирепостью. И свирепость подкреплялась жестоким, беспощадным умом и могучей, почти несокрушимой силою.

Все надежды Иеро были в слове «почти».

Меч против моргенштерна? Штука спорная. В чьих руках меч, вот что важно.

Но меч против трех моргенштернов…