Страница 4 из 12
Алешка и Степа не провожали его. Держа брата за руку, Алешка стоял в тени штабеля и дожидался, когда можно будет подойти к диспетчеру.
А диспетчером на Бежицкой пристани служила девушка лет семнадцати. Не будь у нее форменного кителя да ледериновой папки для бумаг, вполне можно было бы принять ее за школьницу. Пока она говорила с капитаном, то держалась официально, сухо и смотрела кругом даже с какой-то подозрительностью. Но вскоре капитан отошел, его место занял молоденький матрос, и тут во мгновение ока диспетчер исчез, осталась на пристани краснеющая, совсем юная девочка-школьница — уже как будто и без кителя своего и без казенной папки… Она рада была встрече с молоденьким матросом, не скрывала этого, смеялась его словам, смеялась и просто так, когда он взглядывал на нее с ленивой благосклонностью. Буксир ушел вверх по реке, а девушка долго еще смотрела ему вслед, на зажегшиеся огни, на стихающие волны, все в щепках и мазутных полосах. И возвращалась она в дежурку с тою же улыбкой, словно бы отпечатавшейся на ее лице и отгородившей ее от всего вокруг.
Алеша спросил, когда будет следующий рейс в город.
— В город рейсов пока не будет, — ответила девушка сквозь улыбку. — Сплав. Пойдет обратно «Грозный», но когда — неизвестно.
Девушка вряд ли сознавала, кто ее спрашивает. Если бы посмотреть сейчас ее глазами, то стало бы видно, что Алешка, сам того не подозревая, вдруг сделался похожим на молоденького матроса. И не только Алешка — удаляющийся буксир был похож на молоденького матроса, длинный сарай с надписью «Не курить» был похож на молоденького матроса, штабеля бревен, дежурка, лесотаска, березы на обрыве, кусты, облака, восходящая луна — все было похоже на молоденького матроса. Так видела девушка. Наверное, только начальник пристани остался бы в ее глазах начальником пристани, хотя — кто знает? — может, и он чуть-чуть бы помолодел. Но начальника пристани уже не было на работе, а значит, ничего сейчас не было в мире, кроме молоденького матроса. И девушка прошла мимо Алешки и Степы, не заметив их.
Они присели на влажное, в мягкой шкуре бревно.
— Почему мы слезли? — спросил Степа. — Куда мы пойдем? — спросил Степа, но Алешка молчал, и только чувствовалось, как дрожит его рука, сжимающая Степину ладонь.
Алешка сейчас раздумывал, что делать; ему было страшно, но уже не так, как на буксире, когда он впервые испугался. Тот страх был подталкивающим, нетерпеливым, он требовал действий, а теперь же наступил унылый, какой-то безнадежный страх, при котором и двигаться-то не хотелось. Алешка не мог рассказать о случившемся брату, да, наверное, не нашлось бы сейчас никого, кому Алешка по правде рассказал бы о своих мыслях. И все-таки он разговаривал — с самим собою; два человека говорили сейчас в нем: тот, прежний, уверенный и смелый парень, имевший в запасе пароль, надеющийся на постоянную удачу, — в общем Алешка-большой, и теперешний, напуганный, растерянный Алешка-маленький.
«Почему ты, балда, не пошел к капитану и не попросил его помочь?» — спрашивал Алешка-большой.
«Я не хотел, чтобы надо мной смеялись… — отвечал Алешка-маленький. — Пришлось бы рассказывать и о деньгах и о билетах. Узнали бы отец с матерью…»
«Чепуха! В конце концов можно было соврать, наплести капитану с три короба! Был бы повод потом посмеяться!»
«Мне не хотелось ему врать. Не знаю, с чего это. Я бы не смог. Мне было и погано и стыдно…»
«Тебе и раньше бывало стыдно. Подумаешь, велика беда! Стыд глаза не ест… Про него можно забыть и чувствовать себя прекрасно».
«Не знаю… — отвечал Алешка-маленький. — Не мог я врать капитану. Ты лучше скажи, что нам теперь делать? Посоветуй!»
«Какие тут советы… Мне есть хочется!» — сказал Алешка-большой, захныкал и вдруг тоже стал маленьким.
Степа увидел Мальчика издалека, когда тот еще поднимался вверх по штабелю бревен, словно по лестнице. Было непонятно, откуда этот Мальчик взялся. Может, он вышел прямо из воды, так же как иной раз тихо и беззвучно выходят люди из ночного тумана, плывущего по оврагу?
На Мальчике была драная рубаха, драные штаны и резиновые китайские кеды.
— Дай две копейки, на пузе спляшу! — сказал Мальчик.
— Иди ты, знаешь… — хмуро огрызнулся Алешка.
— А пожрать чего-нибудь есть?
— Сами хотим.
— А вы чьи?
— Мы от Кузьмина. В город едем.
— От какого это Кузьмина?
Мальчик, оказывается, не знал фамилии Кузьмина! Степа до сих пор был убежден, что эту фамилию знают все: стоило старшему брату произнести ее, как незнакомые люди сразу становились знакомыми. А Мальчик не знал! Наверное, он и в самом деле вышел из воды… Даже Алешка не нашелся, что ответить ему.
— А ты сам чей? — спросил Алешка.
— Я ничей, — гордо сказал Мальчик.
— Как ничей?!
— Я цыган, — сказал Мальчик. — Я сам по себе. Кочую. — Он высморкался и посмотрел на Алешку со Степой свысока.
— Куда кочуешь? — не понял Алешка.
— Вообще. Сегодня я из Двориков кочую. А завтра буду дальше куда-нибудь кочевать.
— Зачем? — восхитился Степа.
— Ну, — сказал Мальчик. — Не понимаете? Кочевать — это сила! Будь здоров. А то послезавтра уже в школу погнали бы. Ты, длинный, учишься?
— Ага.
— А я нет! — с торжеством сказал Мальчик. — Я сам по себе. Годика два покочую, а после сдам экзамены… этим, как его… ну, в общем сразу. А то скука. Не могу я, душа рвется на волю. Хотите, вам погадаю? Все скажу: чего было, чего есть, чего будет и какая для вас написана судьба!
— Валяй! — сказал Алешка, а Степа раскрыл глаза и даже дышать перестал — так это было интересно.
— Хотя нет, — вдруг сказал Мальчик. — Фиг. Надо ручку позолотить.
— Чего?
— Заплатить надо. Бесплатно нельзя гадать. Не положено!
— Серьезно, у нас нет ничего, — сказал Алешка. — Нам в город, а тут ни буксиры, ни катера не ходят. Дурацкое положение. Ты не знаешь, как можно до города добраться?
— Город мне ни к чему, — сказал Мальчик. — Мы, цыгане, все города обходим.
— А переночевать где тут можно?
— Хэ! — сказал Мальчик. — Нашел о чем думать. Я на землю лягу, ветром укроюсь. А вообще, пацаны, тут сено есть у дороги. Айда, костер разожжем, погреемся!
— Туристы на привале, — кисло сказал Алешка. — Романтика!.. Ну, пошли, ничего не поделаешь… Как хоть зовут-то тебя?
— Меня? Хм… Никак. У нас свои имена, — ответил Мальчик. — Тебе и не выговорить.
Они разожгли костер невдалеке от стогов сена и улеглись возле огня, такого теплого и домашнего, что сразу стало уютно в этом ночном, туманном, простывающем поле.
Почти рядом с ними пролегала пустая белая дорога; ее полотно чуть блестело не то каплями росы, не то слюдою в раздробленной щебенке. За дорогой черно и плотно стояли кусты, еще дальше начинался березовый лес, казавшийся коричнево-синим. И все это было освещено желтой дымной луною, уже поднявшейся в небо. Лунный свет не давал тени, только все предметы — и стога, и деревья, и каждая травинка на земле — были обведены мерцающим фосфорическим контуром, как иногда бывает перед грозой.
Цыганенок вскоре уснул, прямо в середине разговора, не успев кончить какую-то фразу. Во сне он улыбался и взбрыкивал китайскими кедами: наверно, продолжал кочевать. Но Алешка не привык спать на земле, укрывшись ветром, сон не приходил к нему. Долго не засыпал и Степа: вертелся на сене, шептал что-то, затем спросил, отчего у капитана «Грозного» такие шрамы и что такое война. Алешка ответил коротко. По существу, он думал о том же, хотя и вспоминал сейчас как будто иное: ту причину, по которой отец задержался в поселке.
Отец не смог проводить их до города потому, что сегодня утром в лесу подорвался на мине трактор. Как обычно, утром с лесосеки вывозили «хлысты» — длинные бревна с необрезанными макушками. Трактор взваливал себе на спину пачку «хлыстов» и тащил их волоком на речной берег. Это была старая знакомая работа, и никто не подозревал, что на лесной делянке, исхоженной ногами лесорубов, искромсанной гусеницами тракторов, могла прятаться в земле мина. А она лежала там, — ржавая, с истончившимся корпусом, но сохранившая все-таки силу взрыва. Она ждала в земле долго — текли годы, зарастала поляна, бывшая когда-то вражеским минным полем, поднимались деревья и закрывали ее своей тенью. И вышло так, что мина дождалась. Ей было все равно, кто нажал на взрыватель: танк, трактор или грузовик, и чьи теперь эти танки, тракторы или грузовики. Ей было все равно, она дождалась-таки. И утром хлопнул на делянке взрыв, загорелся трелевочный трактор, водитель его был ранен. Вот это несчастье и задержало отца в поселке.