Прыжок в секунду

За спиной водителя, в кормовой части длинной узкой кабины, на продольной скамье устроилась его спутница, худенькая и невысокая. Походная одежда не сумела полностью скрыть изящную, стройную женскую фигурку, но одеяло, которым она укуталась, превратило ее в бесформенный куль. Несмотря на то что сейчас за бортом, снаружи, было светло и в джунглях царила неслабая жара – пассажирка мерзла. А может быть, спутницу водителя лихорадило.

Когда мужчина коротко произнес: «Поехали», – и отпустил тормоза, она высунула лицо из шерстяных складок и прокомментировала: «Давно пора».

– Формула «тише едешь, дальше будешь», Маленькая, для нас теперь не пословица предков, а девиз на щите. Хотя точней будет сказать, на лобовой броне, ха. – Водитель ухмыльнулся, хотя в глазах его даже искорки веселья не блеснуло, и добавил: – Мы в танке.

– Я сделаю надпись на футболке, Большой, – пробормотала пассажирка. – Только бы мы когда-нибудь добрались до магазина, где они продаются…

Колесно-гусеничный монстр, подминая под днище кустарниковые заросли, с рыком пополз вперед.

Начиная путь.

Ни он, ни она не оглянулись, чтобы в последний раз уловить зрачками последнюю секунду прошлого, оставленную позади.

Так обычно поступают не потому, что оно надоело до тошноты и от него воротит. Люди не оглядываются, чтобы не сглазить. Мудрые предки также наставляют, что если позволить себе оглянуться и пожалеть – дороги не будет, оборвется, едва начавшись. Эти двое решились двинуться с места, переменить судьбу, и впереди их не ждало ничего, кроме страха неизвестности. Не стоило к нему плюсовать и страх совершенной ошибки.

Пока неизвестность не превратится в определенность, никому не дано знать, был сделанный выбор правильным или совсем наоборот.

…Мужчина, названный Большим, спросил:

– Согрелась? Не слабо тебя трясло.

– Это не от холода. Нервное, кажется. – Его спутница Маленькая уже стояла позади кресла водителя, крепко вцепившись кулачками в край спинки. – Сейчас лучше. Внутри кабины не то, что там…

– Я тебя предупреждал! Шляться по «зеленке» – удовольствие сомнительное. Даром я, что ли, сидел дома, носа не показывая без крайней нужды. Но ты молодчина, справилась… Ха, наверное, сказался новоприобретенный опыт экстремального выживания.

– Все шутишь… Даже не представляю, каким чудом тогда уцелела. Старалась не вспоминать, а сейчас как вспомню, так…

– Так и вздрогну, у нас говорят. Еще бы! Вот поэтому тебя и перетрясло не по-детски.

Водитель достал из внутреннего кармана куртки плоскую никелированную фляжку и через плечо, не оборачиваясь, протянул емкость спутнице.

– Глотни. Специально берег, для торжественного случая.

– Это что? – Пассажирка, пошатываясь в такт движению «танка», отцепила правую ладонь от края кресла и взяла флягу, но смотрела на нее с недоверием. – Ты же говорил, что спиртного не осталось ни капли.

– Если бы не сказал так, его и не осталось бы, – проворчал Большой. – Эта штука мне досталась в наследство. Тот, кто завещал, строго-настрого наказал, чтобы по случаю освобожде…

– Где ты его увидел? – перебила Маленькая. – Мы всего-навсего нашли средство передвижения, которое оказалось не мертвым. Повезло, не спорю, что это случилось раньше, чем я умерла от усталости и страха…

– Первый шаг, он трудный самый. Страх в себе побороть сложнее, чем внешний страх. Монстра можно пристрелить, взорвать или зарезать, ловушку или искривление почуять и обойти, а вот чем и как ты достанешь ту дрожащую тварь, которая притаилась внутри, и…

– Давай без философствования, ладно?! Я сама не прочь самокопанием заняться, ты уже знаешь это, но сейчас надо смотреть вперед и высматривать будущих монстров, а не поминать прошлых.

Пассажирка встала поустойчивее, чтобы ненароком не свалиться от очередного рывка, и отцепила от кресельной спинки вторую ладонь. Решительно отвинтила крышечку фляги, поднесла горлышко ко рту и, запрокинув голову, глотнула содержимого.

Шумно выдохнула, перевела дух, ошалело покрутила головой и сообщила:

– Настоящий скотч!

– Кто бы сомневался, вспоминая бывшего владельца. Держись! – Водитель вовремя притормозил, чтобы обогнуть скальный обломок на пару сотен тонн весом, неведомо как очутившийся в гуще зарослей и внезапно возникший чуть ли не перед колесами, и спутница поспешно схватилась за спинку кресла. – Ладно уж. Действительно, что это я разболтался? Еще минутка, и начнется веселье. Вот сейчас эта… э-э, маскировочная лесополоса кончится, выберемся и сразу окажемся на виду у всех.

– У кого?! Что за зверь такой – «всех»…

– О, это самый грозный зверь! У всех, кому не лень видеть и реагировать. Там открытая полоса, я знаю, и нам ее не обогнуть, по густой чаще на такой железяке далеко не уедешь, завязнем в дебрях! Или нарвемся! И без того судьбу искусили по полной программе, ни одной серьезной твари не встретилось… А по пустырю газанем на полном вперед, надеюсь, и проскочим! Ты на всякий пожарный рюкзак надень и оружие под рукой держи…

– На всякий какой?!

Рычание мотора, подстегнутого водителем, усилилось, и обоим приходилось уже почти кричать, чтобы услышать друг друга.

– На случай, если она спохватится! Вот обратит, зараза, внимание на наши телодвижения…

В этот момент самодельный, но вполне обороноспособный и мобильный «танк» выскочил на опушку массива «тропического» леса. В гуще которого и был внезапно найден двумя людьми, чудом уцелевшими в смертельно опасных дебрях этих самых джунглей.

И – началось!

=1=

«…восемь=шесть=две=шесть=две=три=

семь=тринадцать=двадцать=восемь=

сорок девять=восемь=три=две=пять=

Не знаю, сколько уже смен тьмы и света, то есть подобий суток, провел здесь. Точно так же я не имею понятия, сколько времени провели здесь мы… Все еще по привычке думаю «мы», хотя остался здесь совершенно один. В полном смысле один-одинешенек! Две тьмы-света тому назад Рубеж попытался перепрыгнуть Эл, и я лишился последнего товарища. Подобно всем прочим, что раньше его пытались преодолеть Рубеж, Эл исчез в ослепительной вспышке. И я остался один.

Один… Да, один на один с проклятым Счетчиком, по-прежнему бесстрастно отсчитывающим все те же безжалостные секунды. Один на один с машинальным безостановочным речитативом моей мысленной «считалочки», что рабски вторит непостижимому ритму пульсаций Рубежа. Пульсу, который улавливает и отображает Счетчик… две=шесть=девять=восемь=три… У-у-у, ч-черт его раздер-ри!..

Эти сдвоенные щелчки обозначают «прыжковые секунды», как мы их назвали. И они сводят меня с ума. Подобно тому как уже свели с ума всех остальных людей из нашей группы. Я стараюсь, изо всех остатков сил стараюсь не поддаваться соблазну, но ведь и остальные точно так же старались…

Их больше нет.

Нет их, нет, нет! Все, кроме меня, прыгнули, стремясь угодить в паузу. Желая угадать, когда в проеме Рубежа исчезает смертоносный клубящийся туман и на мгновение образуется чистое «окно» выхода.

Интервалы между паузами-окнами – и об этом нам стало известно благодаря Счетчику – длятся от двух до пятидесяти секунд. Проверено. «Мины есть!» – пошутил бы я, но шутить по адресу Рубежа меня абсолютно не тянет. Эл и Брайю соорудили нечто вроде датчика. Этот самодельный прибор регистрирует периоды прерывания в работе убийственного излучения Рубежа. Или чем он там является на самом деле, этот клубящийся туман в проеме.

Смерть исчезает именно здесь, непосредственно в месте, которое мы назвали Рубежом. Совсем ненадолго, на почти неуловимый миг, но исчезает. Значит, убраться отсюда – можно, без сомнения… Если прыгнуть вовремя.

Вот что ужаснее всего, на самом-то деле! Постоянно иметь перед своими глазами манящий соблазн. Видеть это издевательское напоминание, что шанс освободиться все-таки существует…

Благодаря датчику я имею возможность хоть до самой смерти любоваться бегущими по экрану дисплея цифрами, которые перемежаются парными черточками, похожими на математический знак «равняется». Этот символ графически имитирует сдвоенный щелчок, начало и конец паузы. Между ними промежуток, когда исчезает клубящийся туман. По задумке парней, соорудивших наш Счетчик, он обозначает именно ее, проклятую и вожделенную прыжковую секунду.