Прыжок в секунду

Иного здесь не дано, венец здешнего творения – неестественная смерть.

Побольше и пострашнее. Для других. При этом – собственную шкуру сохраняя. Жизнь за счет смерти. В общем, как и всегда-везде, во всех мирах и реальностях. Но здесь, что ни говори, совсем уж не продохнуть от тварей, жаждущих содрать шкуру с жертвы и сожрать добычу с потрохами, косточек не оставив.

Сейчас, сейчас, морда… Я сжал в кулаке гранату. От тигры меня отделяла дистанция в тридцать метров, всего-ничего. Можно бросать в принципе, и все же я не торопился… Единственному в обозримой округе человеку ведь некого смешить, кроме самого себя. Не спеша монстра надо уделать. Так, чтобы наверняка. Запас гранат в арсенале почти иссяк, каждая из них бесценна. Точнее, каждая по цене моей жизни.

Тигра не двигалась. Устрашительные у твари клычищи, каждый с половину меня длиной, и покрыты смердящей зеленоватой слизью. У-уэ-эх, клацали они под щупальцами. Угрожали.

«Ну иди. Иди, иди сюда… кошечка… – ласково приговаривал я мысленно, – ну давай, подползай же… сука рыбоглазая… вот он я, разумный, прыгай и жри…»

Она не двигалась тем не менее. Приглашение переваривала, видать. Я вынужденно ждал. От напряжения слезились глаза, ужасно ныла спина. За Рубежом, показываясь на мгновение сквозь окно, солнышко обливало теплыми лучами живительного света зеленеющее море травы. Ветерок шевелил кроны небольшой дубовой рощицы, вольготно разбросавшей стволы метрах в двухстах, правее березовой… Метрах в двухстах, которые мне никогда не преодолеть, никогда в оставшейся жизни не пройти…

Никогда.

Слово-то какое беспощадное. Как смертный приговор… А здесь, по эту сторону, заканчивался свет и надвигалась тьма. Ужасная тридцатичасовая ночь ЗОНЫ, когда на охоту выходят красные твари, похожие на помесь тиранозауруса рекса и жирафы с гибкой, как щупальце осьминога, шеей. Самые большие и трудноуязвимые зверопотамы изведанной нами части территории. Некоронованные короли района, так сказать…

Тигра наконец оборвала паузу и прыгнула, и я отточенным, натренированным движением руки метнул ей в пасть гранату. Прямиком в разверстый треугольный провал, усеянный клыками и окаймленный бахромой полосатых колбасок… Глупая скотина, кабы не разевала она «варежку», прыгая на жертву, гораздо больше с ней приходилось бы возиться. Но ежели этой дурэпе лысой так угодно облегчать мне задачу – пожалуйста! Я-то не гордый, еще и спасибо скажу за то, что хлебало мне подставляет, как по заказу…

Уже падал я в окопную траншею, когда раздался взрыв, и по моей спине пребольно проскакали куски мокрого тяжелого мяса. Жрать эту вонючую «протоплазму», надо заметить, лучше не стоит, разве что с большущей голодухи…

Что и требовалось доказать. Глупая злобная тварь. Я – человек.

Я – умнее.

Граната с начинкой из экстрагированного данзола – это тебе не хлопушка новогодняя…

Потом я долго собирал то, что осталось от тигры, тонны три мяса и всяческой требухи, и с наслаждением швырял в сторону Рубежа. Вспышки озаряли полукруг внутри Частокола, и я грустно улыбался. Единственная повседневная польза от испепеляюще-жаркой серости Рубежа – уничтожение мусора и бытовых отходов. Хоть какая-то.

Но еще печальнее я улыбнулся, когда один кус мяса, тянущий кило на пять весом, попал в прыжковую секунду, точнехонько в промежуток между щелчками, и внезапно оказался там, за Рубежом. Да уж, что ни говори, заслал я подарочек сам себе. А вдруг прыгать все же решусь и прыгну, и получится у меня-таки перепрыгнуть смерть, улыбнется мне Удача… и сразу же – в разлагающуюся тухлятину придется приземлиться после успешного прыжк…

Я резко оборвал эти мысли. Ишь ты, чего удумал! Нашел о чем мечтать, блин горелый. Эх, если бы мне только удалось перепрыгнуть! Прямехонько в то гнилое мясо харей уткнулся бы и горячо поблагодарил… бы… вот-вот, опять это сослагательное «бы», ч-черт бы его подрал!..

Расправившись с останками тигры, прежде чем залезть в Бункер, я неторопливо обходил свой Дом. Теперь уже воистину мой, а не наш.

тридцать три=двенадцать=сорок семь=четыре=пять…»

– Фе-е, какая вони-ища! – брезгливо скривившись, выдохнула девушка.

– Поверь мне, это не самое величайшее из зол мироздания, – отозвался мужчина. – Хотя, конечно, ароматец здесь еще тот.

Скитальцы очутились посреди грандиозной свалки. Скопление отходов жизнедеятельности техногенной цивилизации поражало своей чудовищной колоссальностью. Визуально оно переходило чуть ли не в бесконечность… Лишь где-то вдали, у самого горизонта, просматривалось нечто вроде высокой насыпи, поверх которой тянулась дорожная трасса. Призрачные силуэты зданий, напоминавшие городскую застройку, возвышались за ней.

Вселенская помойка ужасала. Помойка гипнотизировала. Казалось, еще немного – и она, подобно зыбучим пескам, затянет в свои зловонные недра неосторожного зеваку…

И смрад. Никакими словами не передаваемый «сборник» запахов разлагающейся органики, сероводорода, метана и прочих углеводородов. Выдержать эту атаку мог только подготовленный организм… И то выдерживать недолго.

– Налюбовалась пейзажем? – спросил Большой спутницу. – Валим отсюда.

Обмотав вокруг рта и носа тряпицы, они двинулись в дальнейший путь. Ежесекундно рискуя провалиться сквозь нагромождения хлама, напороться ногой на что-то острое или же свалиться бездыханными от помоечной вони, путники резво пересекали эту «пересеченную» в буквальном и переносном смыслах местность. Черный комбинезон и кожаная куртка мужчины покрылись пятнами, походная одежда девушки выглядела не лучше.

Чвяк-чвяк. Скрип-скрип. Бух-бух. Топ-топ.

– Как только представится возможность, обзаведусь каким-нибудь крепким плащом ниже колен длиной, его-то полегче отчищать от всякой дряни, – проворчал мужчина.

И снова чвяк-чвяк. Скрип-скрип. Бух-бух. Топ-топ.

– Прислушайся-ка, – вдруг обратился к девушке Большой. – Что слышишь?

– Наши шаги-и, – выдохнула девушка. – Слушай, давай потом поговорим, ладно? Как выберемся отсюда…

– Хорошо, – согласился мужчина. – Потом так потом… А жизнь проходит мимо. Прислушайся все же. Ведь это она с нами разговаривает на своем языке. А мы и не замечаем, не обращаем внимания, все потом, потом, позже, не сейчас. А потом… Дьявольщина! Потом, говорю, поздно будет.

Девушка посмотрела на своего ведущего, как на умалишенного. А тот все продолжал разглагольствовать, по всей видимости, совершенно не обращая внимания на царящий дух вселенского тлена.

– И вообще, зачем нам куда-то идти, к чему-то стремится? Э? Если можно поселиться тут, на окраине этого океана элементов цивилизации… Да шучу, шучу. Но, согласись, есть тут некая своя философия… Ух ты, корпус от старого фольксвагеновского «жука»! Сюда бы археологическую экспедицию…

– Сомневаюсь, что это навалили нормальные люди, – мрачно пробурчала Маленькая.

– Какая ты недобрая! Неужто у вас там не было чего-то подобного?

– Нет!

– Сильно сомневаюсь. Конечно, не настолько эпичных размеров, но подобная прелесть есть в каждом населенном пунк-те. А кое-где, пожалуй, и здешнему пейзажу-натюрморту фору даст. Мда-а. Не свалковед ты, милая, и не свалколюб. Эх ты…

– Не… кто?! Да ты сам ненормальный… свалкер какой-то! Восторгаешься подобной гадостью, поешь ей дифирамбы, приплетаешь какую-то идиотскую философию и вообще…

– Уникум?

– Да! Никто в мире не разделяет подобных взглядов! Даже бродяги относятся к подобным местам… э-э, сугубо утилитарно.

– Отсталые у тебя воззрения! Вот я сейчас поведаю тебе о Воронцове, директоре московской свалки из старого доброго сериала про знатоков, и…

И в этот миг Большой осекся, не закончив высказывания. Судя по выражению ее лица, младшая спутница находилась уже на грани взрыва и продолжать в подобном ключе было чревато. Прекратив донимать ведомую, мужчина прибавил шагу. Глядя себе под ноги, он принялся насвистывать мотив «El condor pasa», в переводе больше известный как «Полет кондора», хотя в оригинале это название скорее обозначало кондора «идущего». Очень символичное для сложившейся ситуации название.