Последний алхимик

— Почему именно туда? Ты ведь должна обеспечивать безопасность своего предприятия здесь, в Пенсильвании.

Испугавшись своей реакции на внезапную перемену в настроении Франциско, Консуэло отказывалась признаться себе в том, что она только что осознала.

— Но вы говорили, вам надо только знать их местонахождение.

— Законом не возбраняется сообщить мне нечто большее, — сказал Франциско. Он оглянулся — надо было убедиться, что в этой комнате их нет. — Не забывайте — я могу ходатайствовать о вашем повышении, если вы мне поможете. Можете спросить ваше начальство. Спросите у директора АКАЭ.

Она так и сделала. Как только за его спиной закрылась дверь и она собралась с мыслями, она сейчас же связалась с агентством. Глава агентства не только подтвердил то, что она узнала от Франциско, но и приказал ей оказывать ему всяческое содействие, о чем бы он ни просил. Еще он сказал, что очень доволен ее работой.

— Я очень рада, ведь обычно, когда пропадает так много урана, как на нашей станции, принято винить во всем службу безопасности.

— Мы вас очень ценим, мисс Боннер. И не в наших традициях раздавать направо и налево беспочвенные обвинения.

— Но я надеюсь, что почести вы умеете раздавать, ибо мне кажется, я напала на след. Надеюсь, что скоро смогу раскрыть это дело.

— Каким образом?

— Сами увидите.

На следующее утро Консуэло, Римо и Чиун прибыли в Ла-Джоллу. Консуэло никогда не видела, чтобы такие изящные домики были с таким вкусом вписаны в не менее живописный пейзаж. Римо сказал ей, что в Ла-Джолле самый хороший во всей Америке климат. В этом симпатичном маленьком городишке на тихоокеанском побережье всегда весна. Чиун заметил, что тут слишком много белых.

— Было бы лучше, если бы здесь было побольше корейцев, — пояснил он.

— Если бы здесь было больше корейцев, то это место было бы похоже на рыбацкий поселок, — сказал Римо.

— А чем тебе не нравятся рыбацкие поселки?

— Я видел деревню Синанджу. Хотя она тоже находится на берегу моря, там далеко не так приятно, как здесь.

— Пойду наведу справки, — сказала Консуэло. — Здесь у нас первое недостающее звено.

— Валяй, — отозвался Римо.

Вот было бы интересно, подумал он, пожить в этом местечке. Жить в собственном доме, со своей семьей. Иметь свою машину, ставить ее в свой гараж и каждую ночь спать в одной и той же постели.

Такие мысли совершенно не волновали Джеймса Брустера, бывшего работника атомного объекта в Мак-Киспорте, который не так давно вышел на пенсию. Теперь он получал двенадцать тысяч долларов в год.

При такой скромной пенсии, он только что купил за 750 тысяч квартиру в кондоминиуме в Ла-Джолле, в котором все жильцы были, как и он, пенсионеры.

Ипотечная компания недавно связалась с ядерным комбинатом в Мак-Киспорте по поводу довольно крупного кредита. Им был нужен человек, доходы которого по бумагам не превышали бы двенадцати тысяч долларов, тогда, дав ему ссуду, они выводили бы из-под налогообложения полмиллиона.

Джеймс Брустер был тем самым диспетчером, который осуществлял отправку груза урана по маршруту через бульвар Кеннеди в Бейонне. Это была последняя партия из пропавшего топлива. И Джеймс Брустер был для Консуэло Боннер ниточкой к разгадке. Судя по всему, утечка шла именно через него. И сейчас она должна его разыскать.

— Он мой, — сказала Консуэло, когда они вошли в парадное роскошного городского дома. С другой стороны дома доносился шум океана. — Все должно быть законно и совершенно официально. Никакого шума. Вы меня слышите?

— Что она называет шумом? — спросил Чиун, который всегда действовал исключительно бесшумно.

— Она хочет сказать, что в допросе мы помочь не сможем. В этой стране проведение допроса регламентируется законом. Ей нужно получить от него улики, которые могут быть приняты судом, — сказал Римо.

В кондоминиуме было три квартиры. Над одной из кнопок на медной табличке у входа значилась фамилия Брустер. Чиун огляделся по сторонам. Невыразительное жилище, начисто лишенное подлинно корейского уюта.

Чиун пытался осмыслить маловразумительные объяснения Римо.

— Что это такое — улики, которые будут приняты судом? — спросил он, внутренне опасаясь, что оказывается втянутым в непостижимое нечто, которое заставляет американцев вести себя как ненормальные.

— Видишь ли, нельзя, например, добывать улики противозаконными методами. Судья их не примет.

— Даже если то, что ты пытаешься доказать, — правда? — изумился Чиун.

— Неважно, служат ли твои улики установлению истины или нет, как и то, виновен подсудимый или нет. Если ты нарушаешь правила, тогда судья не примет твои улики к рассмотрению.

— Значит, правда никого не интересует? — спросил Чиун.

— Ну, в некотором смысле она всех интересует. Конечно. Но люди ведь должны и от произвола полиции быть защищены. Иначе это будет полицейское государство, диктатура, тирания, — объяснил Римо.

Он мог бы сказать Чиуну и о том, что не что иное, как такое гипертрофированное представление о правосудии и является первопричиной существования всей их организации, но Чиун этого никогда бы не понял. Он просто не хотел этого понять.

— Среди тиранов были и замечательные личности, Римо. Никогда не говори плохо о тиранах. Тираны хорошо платят. История Синанджу знает немало щедрых на похвалу тиранов.

— В этой цивилизации тиранов не жалуют, — сказал Римо.

— Именно поэтому мы и не относим себя к этой цивилизации. Чем вот ты сейчас занимаешься — гоняешься за каким-то украденным металлом, как какой-нибудь сторож на складе? Тирания чтит настоящего ассасина.

— Тшш, — сказала Консуэло и позвонила в дверь.

— Без шума, — передразнил Чиун и поискал глазами какого-нибудь здравомыслящего человека, который мог бы разделить его скептическую оценку происходящего. Естественно, вокруг никого не было — только они с Римо и Консуэло. И как всегда, Чиун оказывался единственным здравомыслящим из всех.

— Кто там? — послышалось из-за двери.

— Здравствуйте, — сказала Консуэло. — Меня зовут Консуэло Бонер, мы приехали из Мак-Киспорта.

— А кто этот странный тип?

— Его зовут Римо, — ответил Чиун.

— Я не его имел в виду, — сказал Брустер.

Чиун оглянулся. В парадном больше никого не было. Но он и так это знал. Чиун посмотрел на свои безупречные ногти, которые свидетельствовали о внутренней утонченности, еще раз мысленно окинул себя взором и убедился в безукоризненности своего внешнего вида. Он и без зеркала знал, что его лицо излучает радость, здоровье и благородство духа.

Да, у этого Брустера явно нелады со зрением — или с мозгами? А может, и с тем и другим сразу.

— Я занят, — сказал Брустер.

Римо скрестил на груди руки. Ему на память пришло его полицейское прошлое. Вне всякого сомнения, есть правила, которых Консуэло должна придерживаться, — ограничения по существу задаваемых вопросов и главное — запрет на угрозы. Он был готов предоставить Консуэло полную свободу действий.

— Я бы просила вас побеседовать с нами.

— Не собираюсь ни с кем беседовать без моего адвоката. Я требую адвоката.

— Мы только хотим задать вам несколько вопросов.

— Никаких вопросов, пока не будет адвоката.

Они остались ждать в подъезде, пока не появился молодой человек лет двадцати пяти. У него были курчавые темные волосы и безумный взгляд. Он с порога обвинил Римо и Чиуна в грубом обращении с его клиентом.

— Но мы находимся в подъезде, а Брустер наверху, у себя в квартире. Как же мы можем обращаться с ним грубо? — поинтересовался Римо.

— Ваша грубость выражается в угрожающей позе, — сказал молодой человек.

На нем был очень дорогой костюм и кроссовки, а лицо имело полное рвения выражение напористого выпускника юридического института. Его звали Барри Голденсон. Он дал Римо свою визитку.

— Мы пришли просто поговорить с вашим клиентом, — сказала Консуэло. — Меня зовут Консуэло Боннер, я начальник службы безопасности на ядерном объекте в Мак-Киспорте. Ваш клиент работал у нас диспетчером. Мы хотели бы кое-что выяснить о некоторых рейсах грузовиков, которые перевозили уран.