Страница 25 из 60
Всё дальнейшее произошло настолько стремительно, что глаз не ухватил деталей случившегося. Бежавшая через дорогу цыганка и высекавший подковами искры громадный всхрапывающий жеребец встретились на середине улицы. Кучер не смог сдержать стремительного разбега; конь сбил гадалку широкой грудью, подмял, прошёлся по бессильно упавшему телу всеми четырьмя копытами; и коляска замерла, упершись задними колёсами в смятую человеческую фигуру в цветастой юбке – передние перекатились через сбитую женщину.
Закричали люди. Кучер ошалело крутил головой (то, что он вдребезги пьян, было заметно даже издали), разинув рот и выпучив осоловевшие глаза. Кто-то из седоков замысловато выругался и полез за кошельком, сетуя на прерванное развлечение и надеясь по привычке уладить неприятность деньгами.
Андрей с Наташей и сами не заметили, как оказались рядом с остановившейся коляской – первыми из всех прохожих. Цыганка лежала под колесом лицом вверх, какая-то нелепая, словно сломанная кукла. Глаза её уже остекленели, а из уголка губ на шею и грудь сбегала тонкая кровяная струйка. Наташа зажала рот ладошкой, давя невольный вскрик.
К месту происшествия спешил, придерживая левой рукой шашку, ражий городовой, и на лице его ясно читалось предвкушение мзды.
До дома Наташи молодые люди добрались в молчании, и даже их прощальный поцелуй отдавал горечью. Между мичманом и девушкой поселилась тень тайны, и от тайны этой веяло холодом, которого юность не понимала и не принимала.
На прорыв двинулись все лучшие силы Тихоокеанской эскадры – шесть броненосцев и четыре крейсера (кроме «Баяна», незадолго до этого повреждённого при подрыве на мине). У Того было восемь тяжёлых кораблей (четыре броненосца и четыре броненосных крейсера) и значительное количество лёгких крейсеров и миноносцев. Однако по непонятному замыслу японского адмирала в бою участвовал лишь первый броненосный отряд из шести единиц (броненосцы «Микаса», «Асахи», «Фудзи», «Сикисима» и броненосные крейсера «Кассуга» и «Ниссин»). Остальные корабли блокадного флота во время боя держались вне сферы огневого контакта и на ход и исход сражения никак не влияли. У Витгефта имелись реальные шансы на успех – противник обладал большим эскадренным ходом, однако в дуэли шесть против шести у русских было преимущество в тяжёлой артиллерии.
…Эскадра вытягивалась на внешний рейд и выстраивалась там мучительно медленно, словно человек, всячески оттягивающий предстоящую ему донельзя неприятную процедуру. Начав движение в пять часов утра, русские корабли вышли в открытое море только около девяти.
Адмирал Витгефт сидел в кресле на мостике «Цесаревича» и сумрачно разглядывал кильватерный строй своей эскадры. Он молчал, и вообще атмосфера на флагманском корабле царила такая, словно все дружно собрались на собственные похороны.
Противник появился на горизонте в половине двенадцатого, когда Порт-Артур остался уже далеко позади. Броненосцы адмирала Того двигались на пересечку курса русской эскадры и открыли огонь с предельной дистанции в двадцать минут первого. Первые тяжёлые снаряды пророкотали над волнами и подняли первые водяные столбы. Когда дистанция сократилась, русские линейные корабли ответили, и вскоре вся боевая линия непрерывно полыхала вспышками орудийных залпов.
Первый период боя оказался суматошным и беспорядочным. На «Цесаревиче» несколько раз меняли курс, обходя некие плавающие предметы, принятые за мины. Того, пытавшийся охватить голову русской эскадры для концентрации огня по флагману, принял эволюции русских за хитрый маневр, предназначенный для прорыва под кормой его броненосного отряда, засуетился, перемудрил сам себя и в результате развернул строй своих кораблей и начал расходиться с Тихоокеанской эскадрой контркурсами. И разошёлся.
Оказавшиеся под интенсивным обстрелом концевые русские крейсера не стали состязаться с противником в артиллерийской мощи, а просто отвернули и выскочили из-под огня. Длившийся около двух часов бой оборвался.
Ни один из кораблей Витгефта не получил сколько-нибудь значительных повреждений, а путь во Владивосток был открыт. Правда, пользуясь преимуществом в скорости хода, японцы, насилуя машины своих кораблей, через два часа настигли противника, но бой всё-таки шёл на равных. Обе стороны засыпали друг друга снарядами, сосредоточив огонь на флагманских кораблях (в ходе боя «Цесаревич» получил девятнадцать попаданий, тогда как в «Микаса» русским удалось влепить двадцать два крупных снаряда). Но…
До сих пор остаётся загадкой, почему Витгефт со штабом находился на открытом верхнем мостике «Цесаревича» вместо того, чтобы укрыться за бронёй боевой рубки – ведь такое диктовала простая логика. Приписываемое ему выражение: «Не всё ли равно, где умирать…» кажется несколько странным. Ну не будет идущий в сечу латник снимать доспехи и оставаться в одной полотняной рубахе – это же просто нелепо! И тем не менее…
Здесь, на мостике, его и настиг двенадцатидюймовый фугасный снаряд, искрошивший и самого адмирала, и его штабных. Почти в то же время русский снаряд врезался в палубный настил «Микаса» перед входом в боевую рубку и завертелся, словно пытаясь прогрызть палубу. Адмирал Того, замерший у просвета боевой рубки, остановившимися глазами следил за ворочавшимся в нескольких шагах от него трёхсоткилограммовым чудовищем, готовым вот-вот обернуться вихрем всеуничтожающего пламени. Но снаряд повертелся и затих – не взорвавшись. Случайность, каких немало происходит и на войне, и вообще в жизни…
«Цесаревич» же некоторое время спустя (через полчаса после гибели Витгефта) получил в боевую рубку ещё один крупнокалиберный снаряд, осколками которого был ранен командир броненосца капитан 1-го ранга Иванов и заклинен рулевой привод. Броненосец покатился влево, приведя в смятение весь строй русской эскадры. На нём был поднят сигнал о передаче командования младшему флагману Ухтомскому на «Пересвете», но тот не сумел должным образом этот сигнал отрепетовать. Снасти на «Пересвете» были повреждены, что делало невозможным поднятие обычного флажного сигнала, а прикреплённые к поручням мостика флаги остались незамеченными с других кораблей эскадры. Радиотелеграфом же никто не догадался воспользоваться, равно как и не попытался известить эскадру о передаче командования любым другим возможным способом. Снова случайность…
Бой был проигран русскими, хотя Тихоокеанская эскадра не только не понесла потерь, но даже не имела непоправимых повреждений, а адмирал Того уже отдал приказ японскому флоту отходить в Сасебо.
Не спас положение и отчаянный бросок третьего флагмана, контр-адмирала Рейценштейна, поднявшего на крейсере «Аскольд» сигнал: «Следовать за мной!» и устремившегося на прорыв. За «Аскольдом» последовал только «Новик», оба корабля прорезали строй японских крейсеров и пропали в темнеющем море. Броненосцы же этот сигнал игнорировали и продолжали беспорядочным стадом отступать к Порт-Артуру, никем не управляемые. Тем не менее, они отбили суматошные ночные минные атаки японцев и добрались до своей гавани – до последней гавани. Под покровом ночи «Цесаревич», «Диана» и несколько миноносцев, отделившись от эскадры, дошли до нейтральных портов, где и благополучно разоружились до конца войны: «Цесаревич» с тремя миноносцами в Циндао, «Аскольд» и «Грозовой» – в Шанхае, «Диана» – в Сайгоне. Китайский нейтралитет не спас от захвата японцами в Чжифу миноносец «Решительный» – прав тот, кто сильнее. Геройский «Новик» (единственный корабль, попытавшийся всё-таки достичь Владивостока) добрался до Сахалина, там был настигнут противником и затоплен своей командой после отчаянного боя близ Корсаковского поста.
Вышедший навстречу порт-артурской эскадре со случайным опозданием – «Громобой» не был готов к выходу из-за разобранных для профилактического ремонта машин – отряд владивостокских крейсеров 1 августа перехватила эскадра вице-адмирала Камимуры. После жестокого многочасового сражения с превосходящим противником русские корабли вернулись во Владивосток, но только два из трёх: растерзанный снарядами «Рюрик» остался на дне Корейского пролива. У японцев потерь не было. Интересна одна мелочь: русские более крупные и высокобортные океанские крейсера имели бы преимущество над своими противниками в эффективности артиллерийского огня при сильном волнении. В бою 1 августа море было идеально спокойным.