Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 38



Говорят, все это время Александр Вавилович улыбался – радостно и безмятежно. А когда главарь, наконец, сдох, и он сам заметно сдал. В одно мгновение словно бы уменьшился в размерах, жуткая улыбка сползла с лица, в глазах застыла дикая, терзающая боль, а ноги подкосились.

Обратный путь он проделала на руках сопровождавших бойцов. Говорят, никто из этой маленькой группы, устроившей рукотворное правосудие ни словом не обмолвились по этому поводу своему начальству. Хотя, последнее все равно пронюхало о случившемся. Но самое удивительное, что никаких санкций, кроме устного выговора, не последовало. Александра Вавиловича миновала даже эта участь…

Потому что, его уже настигла гораздо более страшная…

Наверно, именно поэтому, его даже не стали выгонять или переводить с привычного места работы. У Организации был свой принцип – ставить во главе отделов, бюро и отделений только целеустремленных и проверенных людей. Таких, у которых было что-то еще – помимо холодного дома, куда можно было бы вернуться после изнуряющей своим однообразием, работы. Государство, в лице напыщенных лидеров, слишком боялось за свое дальнейшее существование, а, потому, и приставляла к каждой семье занимавшего высокое положение человека, охрану. Потому что в любой нужный момент ласковая охрана за прилежную службу могла резко смениться на чудовищное наказание за малейшую оплошность.

С одной стороны – охраняемые ценой жизни отряда или подразделения. А с другой – находящиеся в бетонной ловушке – заложники…

Само собой, такие люди будут работать, словно одержимые за одну только идею о прекрасном будущем для своих любимых…

А вот, Александру Вавиловичу после ужасного происшествия не сказали ни слова. Шеф все так же продолжал ходить на работу, требовать, проверять и печатать никому не нужные пачки отчетов о проделанной работе его отдела. Пожалуй, означать это могло либо окончательную поломку прогнившей и проржавевшей государственной машины. Либо…

Либо, признание всех ранних заслуг шефа. В конце-концов, именно его отдел был инициатором создания защитных каркасов вокруг Столпов. В переговорах с армией – на вопросах расположения караулов и гарнизонов, он так же принимал участие.

Алекс негромко кашлянул. Александр Вавилович вздрогнул и его взгляд, направленный за горизонт стал более осмысленным. Затем, он наклонил голову и со вздохом отошел от окна.

– Здравствуйте, Александр Вавилович.

– И вы здравствуйте, Гарин. Как обстоят дела с возможными вариантами устранения ядерной угрозы? – голос шефа был настолько безжизненным, что даже звучал однотонно. Ни эмоций, ни интонаций…

Алекс отвел взгляд.

– Так я и знал – опять ничего. Да за что вам деньги платят? Если честно, я не понимаю – зачем только таких тупиц защищает госу… – шеф запнулся и его губы дрогнули. Выгнулись, словно к уголкам рта его поднесли два пальца и опустили их вниз.

Словно, кукла плачет…

Александр Вавилович тяжело опустился на стул и взял в руки карандаш. Отбивая странный, но отчего-то знакомый ритм, он посмотрел на Алекса. Однако, последнему показалось, что взгляд шефа направлен в какую-то недосягаемую для простых людей, даль.

А карандаш все отбивал незамысловатый, повторяющийся ритм.

Три длинных, один короткий, три длинных…

Три длинных, один короткий, три длинных…

Спасите наши души…

Три длинных, один короткий, три длинных…

Три длинных, один короткий, три длинных…

Пожалуйста, ну хоть кто-нибудь, спасите наши умирающие в жуткой агонии души!

– Я знаю один вариант…как вы говорите, устранения ядерной угрозы.

Шеф моргнул и прищурившись, оглядел Алекса, будто вообще впервые того увидел.





– Так какой же?

– Для того чтобы уничтожить угрозу, достаточно уничтожить и сами ракеты. Одновременно. Нужно только найти ту, взрыв которой позволит вызвать эффект домино…

Карандаш резко замер, а в глазах шефа появился огонек интереса. Плечи расправились, а он сам подался вперед.

– Как такое возможно?

– Довольно просто…насколько я помню, скоро пройдет запланированный осмотр ракеты на предмет изменения толщины льда. Нужно просто обеспечить как можно меньшее присутствие нежелательных лиц. А дальше – дело за малым…

– И кто же это осуществит? – шеф облизал пересохшие губы.

– Вы, Александр Вавилович, только вы…

Сухой треск сломанного карандаша, казалось, был слышан даже в самых отдаленных уголках земного шара…

Скеллу мучили странные предчувствия скорой опасности. Пока еще не оформившиеся в настоящую паранойю, но уже следующие за ним по пятам и не дающие думать ни о чем другом, кроме неизвестной проблемы.

Не смотря на то, что это было в какой-то степени нелепо, Скелла вовсе не пытался отогнать от себя непонятные ощущения. Напротив, пытался в них разобраться. Однако, выходило еще хуже – сознание бунтарски восставало и отказывалось анализировать происходящее.

Такое же чувство было у него пятнадцать лет назад – в тот самый момент, когда в нескольких сотнях метров от изумленного молодого человека пролетела ракета. Средства оповещения населения вопили на разные тона и голоса. Визжали, подгоняли и, даже просто, можно сказать, скучно, монотонно предупреждали…

Скелла несся по направлению районного бомбоубежища. Старого, покрытого сетями трещин и мха, сооружения, с ведущий в непроглядную глубину, широкой лестницей из длинных и высоких ступеней.

Однако же, Скелла не успевал. Слишком много времени он потратил на сборы и звонки – предупреждение знакомых и родственников. И в тот момент, как на уровне его расширенных от ужаса, глаз пролетела оставляющая после себя едва заметный дымный след, ракета…внутри у бедного юноши уже все взорвалось…

Скелла явственно почувствовал, как его тело теряет массу, разум плавится и все вокруг – в том числе и он сам – превращается в пустоту. Единую, повсеместную, обволакивающую и не существующую…

И в тот момент, когда из-под земли вдруг выросли длинные ледяные столбы. Которые, словно лианы, сначала мягко поймали, а, затем, намертво оплели ракету…в тот момент и пришло подобное чувство…

Ликование, безумный восторг, радость, счастье – искреннее и настолько яркое, что не стыдно было даже разреветься…

Сводящая с ума ярость, бешенство и бессильная злоба. Ненависть, выжигающая даже спасительную пустоту. А еще, боль…

Скелла отлично помнил тот момент – стрелки часов для него навсегда застыли на шести часах и сорока двух минутах утра.

С того самого момента, на протяжении всех пятнадцати минувших лет, в это время он просыпался и в это же – ложился. А снились ему страшные, выворачивающие все происходящее наизнанку, сны.

Скелла ненавидел эти сны и, даже, несколько раз старался не спать вообще. Но в назначенное время у него перед глазами вставала закованная в ледяную броню ракета, а юноша вновь переживал тот, наполненный ужасом, отчаяньем и пустотой, момент и…терял сознание. Просыпался же он опять в то же время – то есть, ровно через двенадцать часов – в сорок две минуты седьмого, вечера. Именно поэтому и устроился работать в Патрульный Гарнизон Северного Столпа в ночную смену. Там в обязанности Скеллы и его напарника – Арнисом – входило патрулирование назначенных участков, находившихся в непосредственной близости от ракеты…

Исправно проверив территорию и убедившись в том, что никакой опасности нет, Скелла сдал рацию и оружие вечно хмурому и невысыпающемуся сменщику Олегу. Очень хотелось, чтобы вместе с винтовкой в его руки перешло бы и изматывающее чувство опасности, однако, этого, к сожалению, не случилось.

Ощущение лишь усиливалось, а время безжалостно ускоряло ход – оставался всего час на то, чтобы успеть добраться до дома. Иначе, Скелла потеряет сознание прямо тут…

И в этот момент Скелла заметил, как к главному караулу Столпа подошла небольшая группа людей. Шедший впереди с ходу развернул какую-то бумагу и передал ее начальнику караула. Последний, даже не глядя на нее, сложил лист в четверо и грубо затолкал ее неизвестному в карман куртки.