Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 61 из 80

Земля с облегчением сказала: да, конечно, правильно. Умученная троица расползлась по спальникам. Дежурить не стали — Рожнов поклялся, что сигнализация теперь будет орать как резаная, или пусть зарежут его.

— И все-таки где кувалда? — спросил Шульте, зевая.

— Вы будете смеяться, командир, — сказал Рожнов. — Вчера она летала за мной весь день и пыталась стукнуть. Поэтому я закрепил ее в спускаемом.

— Пусть Чарли ею там убьется, — буркнул Кучкин себе под нос.

— Ничего смешного, — возразил Шульте. — Это очень хорошо, и я доволен. Все на месте, мы ничего не потеряли… Значит, на платформе снова порядок. Благодарю. Приятных сновидений.

Начальник экспедиции отключился мгновенно. Русские, напротив, долго ворочались, просили друг у друга транквилизатор, вычисляли, кому ближе до аптечки, спорили, как делить упаковку — по-братски или поровну, — и за этим делом безо всяких таблеток впали-таки в дрему.

Через шесть часов все трое одновременно проснулись и увидели своего американского коллегу.

Потом явилась Железная Дева.

Рожнов на орбите ни разу не чувствовал себя по-настоящему выспавшимся. И снов не видел. А тут ему впервые нечто пригрезилось, но он не успел толком разглядеть, что именно. И открыл глаза, очень злой на Аллена. Чарли вроде бы не шумел, просто его заждались и сразу почувствовали.

Астронавт выглядел чрезвычайно виновато, что, впрочем, не мешало ему интенсивно жевать. В одной руке он держал тубу с паштетом, в другой — поилку с соком.

— Вот гляжу и поражаюсь — ведь это летчик-истребитель… — лениво протянул Кучкин. — Подумать страшно. Летает и истребляет, летает и истребляет… Фу! Доброе утро, коллега. Мне такие картины снились, просто восторг. Просыпаюсь — и вот.

— Доброе утро, — кивнул Рожнов. — Дома хуже бывает: проснулся, в зеркало глянул, а там типичный кретин в типичных обстоятельствах. Тут, на платформе, вставать интереснее — и обстоятельства нештатные, и кретин из НАСА. Ну, каковы наши планы? Я держу, ты молотишь? Только чур не до крови, лови ее потом по отсекам…

— Здравствуйте, — сказал Аллен невнятно. — Я приношу вам свои извинения.

— Нет, ты только представь, как он истребляет! — обратился Кучкин к Рожнову, демонстративно не обращая внимания на астронавта.

— Что ни подсунь, истребит! Знаешь, давай и вправду набьем ему морду! За все сразу! За Фолкленды, за Гренаду, за Балканы, за соколов Хусейна!

— Фолкленды-то при чем? А Хусейн вообще козел. Ну его.

— Тогда за Вьетнам! — предложил Кучкин.

— А вот за Вьетнам я согласен. И за то, что со вторым фронтом тянули, и за интервенцию в восемнадцатом году. А кто Че Геваре руки оттяпал?!

— И нашу Аляску прикарманил!

— Блин! — заорал вдруг Рожнов. — Они же Леннона убили!

Аллен сносно понимал по-русски и издевательство терпел стоически — жуя, но когда дошло до Леннона, бедняга просто окаменел. Сразу бросилось в глаза, до чего астронавт побледнел и осунулся — страшнее, чем остальные трое.

— Доброе утро, господа, — очень вовремя сказал Шульте.

— Коллеги! — взмолился Аллен. — Я не знаю, что со мной случилось! Все это время я был в депрессии. В настоящей глубокой депрессии. Не хотел двигаться. Не хотел есть и пить. Не хотел жить. Понимаете? Как только закрылся люк, я словно умер. Это было ужасно! Мне стало легче около часа назад. Тогда я немедленно вернулся к вам. Простите.

— «Сорри», «сорри», — передразнил Кучкин.

— Вы недостаточно опытны, господин Аллен, мы должны были учитывать это, — произнес Шульте холодно. — Мы напугали вас и оставили без поддержки в трудную минуту. Мы виноваты. Простите вы нас.

Аллен посмотрел на начальника экспедиции так, будто тот ни за что, ни про что опрокинул ему на голову ведро помоев.

— Вот таким он мне очень нравится, — заметил Кучкин. — Красавец. Слышите, Чарли? Мне нравятся слезы в ваших глазах. Расскажите нам про депрессию. Я серьезно.

— Это было ужасно. Я внезапно испытал острое желание спрятаться, — пробормотал Аллен. — Впервые в жизни. Спрятаться, закрыться. Было невозможно преодолеть это. А когда спрятался — началась депрессия…





— Вы могли бы залезть в спальный мешок, — предположил Рожнов. — Головой вперед. Мы бы поняли.

Аллен выронил еду и закрыл руками лицо.

— Мы беспокоились за вас, — сказал Рожнов. — Очень. Все это время.

— Да, — поддержал Кучкин. — Мы спрашивали — почему Чарли не улетел? Может, ему очень плохо? Финально плохо?

— Я не мог улететь… — простонал Аллен. — То есть даже не хотел. Мне просто надо было спрятаться. Я закрыл люк, сел в кресло и… исчез. Перестал существовать. Это было ужасно! Сейчас мне кажется, это был сон. Кошмарный сон. Не представляю, как я мог это сделать!

— В следующий раз, — сказал Рожнов, — мы сами засунем вас в мешок. Головой вперед.

— Следующего раза не произойдет! — отрезал Шульте. — У нас нет для этого запасных частей. Мы будем вынуждены оставить платформу. Кстати, «Оса» теперь задержится. Это позволит нам закончить текущие работы без спешки и получить больше времени на личные программы. Хорошо, не правда ли?..

Рожнов подумал, что на станции, которой больше не доверяешь, хорошо только с ума сходить, но промолчал.

Кучкин хотел объяснить, как Аллену повезло, что биг рашен хам-мер оказался заперт в «Союзе», но не вспомнил достаточно убедительных английских слов и тоже промолчал.

Аллен хотел сказать, чтобы на него не обращали внимания, потому что он больше не тот Чарли, с которым все дружили и работали, а какой-то совсем другой Чарли, и бросил товарищей в беде третий Чарли, вообще чужой… В итоге он ничего не сказал, потому что даже мысленно запутался.

А Шульте подумал, что раз проснулись, надо жить дальше. Жить и работать.

— Итак… Кто первый в туалет? — спросил он.

— Первый — командир! — заявил Кучкин. — Командир всегда первый. Везде. На белом коне.

— И с кувалдой. Признайтесь, господин Кучкин, вы ее украли? Мне только сейчас пришло в голову, что я никогда не видел никакой кувалды в ТМ4., Извините, кажется, я выдал вас, докладывая Земле о потерях инструмента. Клянусь, не хотел.

— Расслабьтесь. Хорошая вещь? Я знаю, почему она вам так нравится.

— Коллеги, если вы намерены поболтать, тогда я пошел, — сообщил Рожнов, выбираясь из спальника.

— Дуй. Пусть идет, да, командир? Так вот, кувалда вам нравится, потому что это ваша мифология. Бог Тор. Я прав? Не смейтесь. Это еще психология. Вы берете кувалду в руки, и э-э… нечувственно?.. Нет. В общем, часть вашего сознания понимает: вот именно та штука, которую должен иметь реальный немец. Вы не думаете, что вы могучий Тор, но чувствуете себя богом. И вы счастливы. Знаете, я подарю ее вам. После всего. Если посмотреть научно, это не кувалда, а просто биг рашен хаммер. Но это хаммер, который был в космосе! Три раза.

— Три раза?! — поразился Шульте. Слушая вдохновенный монолог Кучкина, он усмехался, а тут у немца глаза полезли на лоб.

— Ну… Мужик без кувалды не мужик, — скромно заметил Кучкин.

— Я понял, не переводите. А вы пробовали посчитать, каких денег ваш хаммер стоит теперь, после трех подъемов на орбиту? Он же золотой.

— Хм… Я как-то не думал об этом.

— Три килограмма? Четыре?

— Три. Оптимальная масса для монтажа и демонтажа всяких… устройств, которые тут есть. А вы решили, я могу взять в космос бесполезную вещь?

— О, нет, я же видел ее в деле! Но вы посчитайте! Три кило множим на три подъема — это девять килограммов! Почти сто тысяч долларов!

Кучкин глубоко задумался. Шульте с интересом наблюдал, как у русского пилота идет работа мысли.

На Аллена, скорчившегося в углу, оба старались не смотреть.

Как и Рожнов, они едва-едва свыклись с мыслью, что находятся на станции, которой больше нет доверия. Родная, своими руками собранная, любимая до последней заклепочки «лунная платформа» — третий подъем у Кучкина, по второму у Рожнова и Шульте — попробовала их убить, причем самым коварным и эффективным способом. Для полного счастья не хватало провести тут полгода бок о бок с коллегой, тоже пытавшимся убить их.