Страх

— Идемте!

При близком рассмотрении олигарх показался мне ещё комичнее и нелепее, чем выглядел на экране телевизора. А великолепие и красота кабинета лишь подчеркивали его убожество. И глядя прямо и открыто в его маленькие бегающие и насквозь лживые глазки, я подивился: «Неужели же люди, имеющие с ним дело, не видят, что этому прохендею нельзя ни в чем доверять?!» Я бы такому даже личной кошки не доверил — испортит. Определенно.

Но это он для других могущественный олигарх, а для меня — пустое место. Детей мне с ним не крестить, денег мне его не надо, пусть ими подавится, ублюдок, должностей — тоже. И вообще, пошел бы от к такой матери! Чтобы Дима Беркутов стоял перед ним, как бедный родственник? Ну уж нет!

Вальяжной походкой я продефилировал через весь кабинет, сел в кресло за приставным столом и, глядя нагло и открыто на сатрапа, сказал:

— Ну, что скажешь, дядя?

Сосновский конечно же был шокирован моим беспардонным поведением, но вида не подал. Дьявол он на то и дьявол, что умеет скрывать свои чувства.

— Как вас того?… Зовут, ага?… Из головы… Все забываю. — Сухой и неприятный голос олигарха чем-то напоминал стрекот сороки.

— Дмитрием Константиновичем меня, ага.

Но он вновь сделал вид, что не обратил внимания на мою очередную выходку.

— Это конечно… Здравствуйте!

— Здравствуйте!

— И зачем к нам в эту… в столицу?… Пожаловали?… Зачем, Дмитрий э-э-э Константинович?

Это он надо мной, стало быть, издевается. Хочет показать, что я в полной его зависимости, что он хозяин положения, а я так себе, недоразумение какое-то? Дохлый номер, дядя! Не на того напал. Я таких убогих олигархов одной левой.

— Да вот, решил на тебя посмотреть. А то люди говорят: «Демон, демон». Дай, думаю, взгляну, никогда прежде демонов не видел. Любопытно. А теперь вот вижу — никакой ты не демон, а Богом обиженный человек. Даже сочувствие к тебе имею. Как только тебя, такого образину, жена терпит? Моя бы давно сбежала. Факт!

Лицо олигарха пошло красными пятнами, а черные глазки выразили растерянность и недоумение. Он явно не был готов к подобному повороту событий. Это продолжалось около минуты. Но вот его лицо вновь стало умильно-благостным, глазки заблестели веселостью и жизнелюбием. Глядя на меня он сокрушенно покачал головой и укоризненно, но ласково, как разговаривают с непослушным ребенком, проговорил:

— Зачем вы так, Дмитрий э-э-э… Не надо так… Со мной так… Не надо. Я ведь все про вас. — Он похлопал рукой по папке. — Вот тут все… Про вас. Все.

— А что там «все про вас» может быть? Дмитрий Беркутов чист перед законом и людьми, чего бы не сказал о некоторых других субъектах Российской Федерации. По ним, по этим субъектам, давно веревка плачет.

И снова Сосновского на какое-то время заклинило. Но он вновь очень быстро преодолел стопор. Печально улыбнулся и как прежде покачал своей «милой» головкой одноглавого дракона.

— Ну, зачем же. Дмитрий э-э-э… так?… О моих людях так?… Неуважительно? Зачем?… Они тут много чего… Зря вы. Очень того… Любопытно, ага. — Он раскрыл папку и рассматривая её содержимое, меленько захихикал. — Экий вы тут… Герой какой!… Вот бы ваша жена… Посмеялась бы, ага.

Или этот лысый черт блефует, или действительно подготовил мне какую-то подлянку? Но я-то точно знал, что последнее время был чист не только перед законом, но и перед собственной женой.

— Разрешите полюбопытствовать? — Я протянул руку, будто просил у олигарха подачку.

— Это конечно… Это, пожалуйста, ага. — Он передал мне пачку фотографий.

Стоило лишь на них взглянуть, как мне стало так муторно на душе, что захотелось унестись далеко-далеко от всего этого безобразия, от этого хренова олигарха — пародию на человека, от его мерзостей и гнустостей. Но фотографии жгли мне руки и не позволяли сбежать от жуткой действительности.

— Туфта это, начальник! — ошарашено выдавил я из себя, от растерянности употребляя лагерный жаргон.

— Фу, как! — скорчил брезгливую мину Сосновский. — Некрасиво как… Почему же, я извиняюсь… Когда вот они… Фотографии — вот? Это ведь того… Документ, ага. Фиксация, можно сказать… Событий, можно сказать. Зря вы, Дмитрий э-э-э… так-то. Зря.

Я уже и сам понимал, что зря. Крыть мне было нечем. Это называется — приехали! Ни фига, блин, заявочки! Это что же получается?! Если ты даже кристально чист и изнутри и снаружи, так чист, что даже поскрипываешь, как накрахмаленная скатерть, то это ровным счетом ничего не значит. Эти шакалы так тебя вываляют в дерьме, так обольют помоями, что потом век не отмоешься. Определенно. Так вот отчего у меня башка раскалывалась? Они напичкали меня какой-то дрянью и заставили «танцевать» стриптиз. Фотографии были яркими, красочными, впечатляли. На двух из них я в салоне самолета напропалую целовался с хорошенькой стюардессой. На восьми остальных я весь голенький, аки Адам до рождения Евы, в разных позах и положениях был заснят в компании двух пышнотелых девиц. Но больше убеждали даже не эти девицы, а многочисленные синяки и ссадины на моем теле. Все ясно — герой не выдержал пыток, сломался, а теперь утешается в объятиях сладострастных путан. Да-а, дела-а! Дела, как сажа бела. Уверен, что у них и видеокассета есть со всем этим безобразием. Специалисты!

— Очень впечатляет! — вынужден был я согласиться. — Этот тип, — я указал на фотографии, — до того на меня похож, что даже я стал сомневаться — я это или не я?

— Вы это, Дмитрий э-э-э… Вы, ага.

— Нет, смею утверждать, что это не я. У меня на два сантиметра длинней. Я свои размеры знаю. Показать? — Шутка получилась грубой, пошлой и плоской, как коровья лепеха. Я стремительно деградировал прямо на глазах.

— Ну, зачем же того… — брезгливо поморщился олигарх. — Некрасиво это, ага… Нехорошо.

Я молча вернул ему фотографии. Мне стыдно было за себя и за того парня, который на фотографиях. Что они, гады, с ним сделали?! Он так любил свою жену, так ей был предан! Боже, если ты есть, то покарай нечестивцев!

Но как оказалось, это была лишь прелюдия к спекталю под названием: «Маленький капут» или «Бедный мент в пасти у дракона».

Сосновский пошелестел бумагами в папке, вытащил на свет одну из них и стал читать. Читать он научился лучше, чем говорить.

— «Начальнику следственного управления прокуратуры Новосибирской области государственному советнику юстиции 3 класса Иванову С.И. от гражданина Варданяна Алика Ивановича»…

— Не надо, — попросил я, так как боялся, что мое бедное сердце не выдержит такого позора и взорвется.

— Ну, отчего же… Очень того… Любопытно, ага… Как в этом… Как его? Кино… Как в кино. Замечательно!

И чтобы дать выход скопившейся во мне отрицательной энергии, я заорал благим матом:

— Не надо больше кина, начальник! Я это кино уже видел. Ты потом дома бабе своей будешь кино крутить.

Сосновский прекрасно понимал, что я сейчас испытываю и буквально наслаждался минутой торжества.

— Ну, если не хотите… Кино не хотите. Можно того… Послушать можно. — Олигарх нажал на одну из кнопок телефона. — Алик Иванович, ты нам того… То место, ага… Организуй, ага.

И тут я услышал собственный бодрый и самонадеянный голос:

«А как же, Алик Иванович, наша фирма веников не вяжет и, в отличии от вашей, проколов не допускает. За такие проколы нас бы давно выгнали с работы»,

Это был глубочайший нокаут по всем правилам профессионального бокса. Такого со мной ещё не было. Определенно. Я даже не мог придумать себе определения, — все они казались слишком безобидными для меня.

В Центр ушла телеграмма: «Олигарх — Юстасу. Алексу капут. Оказался полным болваном. Присылайте следующего». И это уже никакая не шутка. Болван и есть. Причем, не просто болван, а самонадеянный болван! А такой опасен вдвойне. Его к оперативной работе на пушечный выстрел не надо подпускать. Крутой уокер, крутой уокер! Ха-ха! Крутой кретин! Как же они меня красиво сделали! Молодцы! Раньше мне такого бы и в кошмарном сне не приснилось. А я-то считал, что поймал Варданяна на голый крючок. Дурачина я простофиля! Это он меня на голый крючок поймал. А он-то как раз молодец, разыграл все как по нотам. Они внимательно изучили все мои «подвиги» и поняли, что мужик я нахрапистый и привык все решать кавалерийским наскоком, покажи противник слабину, и я тут же начну его вербовать. На этом они меня и поймали. По существу, я действовал по тому же сценарию, что и на Кавказе. Хитрый лис Сосновский это учел и построил мне большущую фигуру из трех пальцев. Это называется — довыступался! Что же теперь будет? То, что ничего хорошего, это определенно.