Укразия

Дройд с каждым шагом отставал. Видя, что на него никто не смотрит, он опрометью вбежал на кладбище и, прыгая через кресты и могилы, бежал к другому выходу.

Он торопился к броненосцу «Император Индии».

Он не хотел оставаться в Укразии, не зная того, что Укразия перестала существовать вместе с белыми. Что перестали существовать беззаконие, произвол восточного деспотизма, а что осталась Украина, Красная, которая вскоре покроется сотнями дымящихся фабричных труб.

Дройд бежал без оглядки. Да он и не нужен был стране.

На автомобиле, бешено гоня его, мчался генерал Биллинг и Самарова. Генерал смотрел перепуганными глазами на Пушкинскую улицу, по которой мчались, ехали, бежали остатки буржуазии.

Порт представлял море голов, рук.

Атака сходень пароходов. Английские матросы едва могли отстаивать свои позиции и не пропускали никого.

На поверхности моря плавали картонки, баульчики, чемоданы, шляпы.

Матери теряли, бросали детей и в исступлении бросались в каждую отходящую лодку.

В Александровском парке шла перестрелка между офицерами и рабочими.

Остатки офицерства и армии бежали по Большефонтанской дороге на Румынию.

Биллинг и Самарова, пробираясь через толпу, вбежали на сходни, предъявив пропуска.

У сходней стоял изможденный офицер на костылях. Увидя генерала, он в исступлении выхватил револьвер.

— Вот они. Погубившие все дело родины. Мерзавцы! Выстрел… Но толпа, снова атаковав сходни, смяла стрелявшего.

Порт стали обстреливать сверху, и это еще увеличило панику.

Барлетт сидел в каюте и радостно посасывал свою сигару, чувствуя всеми фибрами тела радость… О, ему уже не нужно таких командировок. С него довольно. И он с удовольствием разглядывал свое лицо в зеркало.

«Император Индии» отошел.

В это время Дройд без шляпы влетел в порт и с размаху бросился в море. Погрузился и, оттолкнув чемодан, яростно поплыл к броненосцу. Догнал лодку и, несмотря на протесты, влез в нее.

Через пять минут Дройд, весь мокрый, вошел, шатаясь, в каюту Барлетта.

— С вас течет вода.

— Я думаю, — сказал Дройд и, став в уголок, старательно выжимал пиджак.

Барлетт раскрыл чемодан.

— Оденьтесь, Дройд.

Барлетт, присев к столу, стал из кармана вынимать сувениры. Раскрыл бумажник и вынул из него колокольчики, донские, а вместе с ними «дамские панталоны», розетку клуба «Голубых фраков».

Барлетт усмехнулся, посмотрев на эту розетку.

«Последнее достижение европейской цивилизации», — подумал он и подбросил розетку на ладони.

Все-таки Укразия научила его иронически относиться к своей жизни в Лондоне.

Бросив розетку, взяв добровольческие деньги, Барлетт вышел из каюты. На минутку вошел в кабинку уборной, где на крючках с надписью «pipifaks» повесил добровольческие деньги.

А потом, разлегшись удобно на койках, Барлетт и Дройд стали с улыбкой вспоминать свою краткую жизнь в Укразии.

— Мне кажется, я набрался материалу по горло, — отвечая своим мыслям, сказал Дройд.

— О, да, «Укразия» даст много денег вам, мистер Дройд. И погрузились в курение.

Насвистывая песенку, по коридору в уборную шел генерал Биллинг. Он был счастлив. Деньги есть. Отчета некому спросить. Бегство. Переворот.

— Амалия и так далее… — и вошел в кабинку. Расстегнул френч и, улыбаясь своей будущей жизни, генерал вспомнил об истории и сразу сообразил, что и он историческая личность.

— Теперь я засяду писать мемуары.

И остолбенел, увидя на крючке добровольческие деньги.

Осторожно снял, разгладил и спрятал в карман. Он был удивлен, почему здесь очутились деньги. Но на всякий случай, пригодятся.

Глава XLIV

Workers of the world, unite!

Везде развевались флаги.

Красные полотнища в синем небе приветствовали мчащуюся по улицам конницу Галайды, идущие отряды бронепоезда «Ильич» и рабочие дружины.

Ветер ласкал знамена, целовал загорелые лица. Ветер свободных полей, лесов, сел, городов весело мчался по улицам.

Радость…

Ветер целовал толпу. Ветер радовался тому, что погибла Укразия, что нет более буферной Украины, что погиб плацдарм для наступления на РСФСР, что за одну ночь родилась новая республика.

Шли толпы рабочих…

Пели «Заповит», пели «Интернационал».

А внизу, в море, черными силуэтами пароходы, отходящие, увозящие с собой всю гниль страны, всю накипь на рабочем организме…

Из порта началась реэвакуация.

По одному, группами возвращались обратно в город не взятые на пароходы… Ждали расстрела…

Но странно — их никто не арестовывал, не убивал и даже на них никто не обращал внимания. Они пошли смелее, и у многих зарождалось чувство благодарности к этим варварам-большевикам.

Мчался ветер но улицам, стуча в окна. Хлопал форточками и звал на улицу тех, кому дорога свобода, кто хочет радоваться вместе с рабочими рождению УССР.

Не Украины, нет, а УССР.

Из тюрьмы бежали Энгер, Катя, двое рабочих и Джон.

Откуда-то мчался броневик, где-то еще выбивавший последние офицерские части.

Стали. Загородили дорогу…

И остановившийся броневик взяли штурмом.

Горбов, Катя, Энгер и Джон влезли на самую крышу и расположились на башне. Рабочие вскочили внутрь.

Помчались в город…

— Жаль, нет знамени…

— Есть, — закричал Джон, — есть… У меня приготовлено, — и вынул знамя из-под рубашки.

— Я его намеревался нацепить над штабом. Укрепили красное полотнище, на котором Джон мелом и кривыми буквами написал:

Workers of the world, unite!

Мчался броневик, мелькали дома улиц, приближались к радостной толпе, к флагам, а ветер ласкал, развевал знамя и целовал буквы вечного, всегда зовущего на борьбу лозунга рабочих всего мира.

Приложение

Эдуард Багрицкий

Укразия