Карточный мир

Виталин слушал ее изумленный, растерянный, потом порывисто начал ее утешать.

— Наташа, перестань! Мне и самому тяжело. Поверь, тяжелее, нежели тебе. Для меня игра теперь мука. Я отыграюсь и брошу…

— Никогда ты не отыграешься!

— Отыграюсь! Вот увидишь! Теперь сделаю сто рублей и уйду. Ей Богу!..

«Так и буду играть», давал он себе слово: — «сто рублей и — баста!»

Он играл теперь во всех столичных клубах, освоившись с размерами и приемами игры в каждом клубе, и везде имел знакомых компаньонов и партнеров. В Немецком клубе он был своим человеком, но его не тянуло туда. Обилие разных темных личностей, всякого сброда смущало его. А когда один раз он принужден был играть с господином, который на следующее утро принес ему сапоги, — он совершенно оставил этот клуб.

Больше других ему нравился Железнодорожный. Прекрасное помещенье, воспитанные люди, отличная кухня, спокойная и крупная игра. Но в этом клубе ему не везло фатально.

Чаще всего он бывал в Купеческом. Этот клуб казался ему столичной ярмаркой. И крупный чиновник, и выдающийся деятель, и мелкий маклер — все толкались здесь около игорных столов и в течение дня в этом огромном зале, кажется, проходил весь Петербург. Особенно днем. Мимоходом заезжал адвокат; с репетиций до спектакля толкались актеры и певцы; к четырем часам приезжали маклеры; потом появлялись учителя в своих вицмундирах, видимо прямо из гимназий зашедшие поправить свои финансы; а к вечеру собирались уже заправские игроки с крупными суммами, с широким размахом в игре.

Участковые пристава играли, как банкиры, крупные купцы рисковали тысячами, обсчитывая в тоже время своих приказчиков.

Здесь знаменитый капитан В. наиграл четыреста тысяч и здесь же оставил их; здесь судившийся К. наиграл двести тысяч, а потом наделал подлогов и попался.

Каждый клуб имеет свои легенды, и Виталин знал их теперь все и, в случае неудач, припоминая их, поддерживал в себе надежду на выигрыш.

У него завелись чисто карточные знакомства.

Князь Тотамьянц, делающий какие-то дела в Баку и во время приезда в Петербург играющий и крупно, и мелко.

Увидев Виталина, он, сидя за столом, через всю залу кричал ему:

— А, художник! Метнем талийку! Но — небольшую! Идите сюда!..

И они метали по очереди, с переменным счастьем.

Огромный, с рожей разбойника, Верстовский, иногда имеющий сотни, иногда бродящий между столами с несколькими рублями в горсти.

Виталин поражался его умению «делать» деньги. Случалось, что с шестью, восемью рублями Верстовский начинал игру, обращал их в двести, в триста, садился за стол и вставал, имея уже тысячу. На другой день у него, обыкновенно, не было денег…

Иногда в Виталине художник побеждал игрока и он, забыв о картах, наблюдал выражения лиц, позы, приемы. Но кто-нибудь будил его возгласом: — комплект! — и он снова обращался в игрока, с упорной идеей обыграть всех. Эта идея овладевала им подчас с безумною силой. Особенно дома, после проигрыша. Он лежал, подавленный, и вспоминал в течении игры удачные и неудачные обороты. Когда он подошел к столу и взял подряд две ставки, ему надо было отойти к соседнему столу, где началась раздача. Сто рублей обратились бы через три удара в восемьсот! А когда метал, ему надо было бросить после первого удара! Стало бы тысяча четыреста…

На другой день то же, а там сесть бы за самый крупный стол и метнуть тысяч на пять, да — удара три!.. На другой день то же. В месяц можно было бы собрать тысяч сорок, пятьдесят!..

И затем он начинал распределять эти деньги и, совершенно обновленный этими мечтами, засыпал, твердо веря в победу следующего дня.

XXI

И, наконец, Виталин проиграл все. Когда он вернулся домой, Наталья Александровна спросила его:

— У тебя есть деньги?

— Нет.

— У меня тоже нет, — сказала она. — Нет даже на завтра!

Он даже пошатнулся.

— Как, ничего?

— Ничего! Ведь ты же взял у меня чековую книжку. Остались вещи.

И она опустилась в постель и молча отвернулась к стене.

Виталин горько усмехнулся. Что же? У них есть вещи, он может работать, отыграться… И впечатление ужаса у него прошло так же быстро, как наступило.

Утром он снес все свои золотые вещи и радостно удивился, когда получил за них триста рублей.

«Двести домой, сто — на игру», решил он и, веселый, вернулся к жене.

— Вот тебе деньги. Не беспокойся, проживем, — сказал он ободряюще и прибавил: — я схожу к Пухлову!

— Вечером Чирковы звали.

— Поедем к ним! — согласился Виталин. Пухлов встретил его радостным возгласом.

— Что, совсем продулись? Хотите копию?

— Я пришел говорить о картине…

— Ха-ха-ха! — засмеялся Пухлов, — о картине! Да вы ее, душечка, в век не напишете. У вас теперь силы нет. Копию — можете. Хотите копию?

Виталин рассердился.

— Приходите на следующей неделе и увидите уже весь подмалевок.

Пухлов пожал плечами.

— Что же, прийти могу. Прийти нетрудно… Виталин вышел от него.

Было три часа. Он повернул направо и машинально пошел на Фонтанку.

Верстовский метал ответ.

— Хотите треть? — закричал он Виталину.

— А сколько?

— Рублей семьдесят, — ответил Верстовский. Виталин кивнул.

— Ну, ну, ну! — весело стал приговаривать Верстовский, раздавая карты, и, открыв, сразу покраснел, как клюква, и злобно швырнул карты.

— Жир!

Ни одного козыря! Виталин отсчитал семьдесят рублей и бросил их Верстовскому. У него осталось всего двадцать шесть рублей.

Он перешел к другим столам, сделал пятьдесят рублей, потом проиграл тридцать, опять выиграл, проиграл снова и, наконец, поставил последние два рубля.

Их убили, и он пошел домой.

— Ну, что у Пухлова? — спросила Наталья Александровна.

— Говорит, что я не сделаю картины. А я вот — нарочно!

Он вдруг вспыхнул жаждой работы и, пройдя в мастерскую, взял картон, уголь и стал набрасывать план своей картины. Она вставала перед ним, ясная до мелочей, и уголь быстро ходил по картону…

В передней раздался звонок.

В мастерскую ввалился Хлопов.

— Ба! За непривычным делом! — воскликнул он, крепко встряхивая Виталину руку, и потом, вглядевшись в набросок, сказал:

— Хорошо, брат, ей Богу — хорошо! Осиль только полотно таким сюжетом, и — что твои «Запорожцы!» Ей Богу! Рожи-то какие! Сразу видишь, кто проиграл, кто выиграл. Как назовешь?

— Раздача! — ответил Виталин. И глаза его загорелись, лицо оживилось. — Видишь, он проигрывает, — и Виталин указал на банкомета, — но проигрывает не ровно, а куш или два. Потому и партнеры иные проигрываются тоже. Целая гамма ощущений!

— Да! Осиль картину и, можно сказать, ходил по этим вертепам недаром!..

Виталин сильно кивнул.

— Если бы удалась картина! — вздохнул он.

— Работать надо, — твердо сказал Хлопов. — А все, брат, иные пути для добывания денег, — только мерзость!..

Виталин покраснел. В этот момент перед ним вдруг, как живая, обрисовалась рожа его первого карточного знакомца, маклера, и он быстро, несколькими штрихами, зарисовал его на углу картона.

— Фу, противная харя! — засмеялся Хлопов. — Неужели с натуры?

Виталин почувствовал необыкновенное волнение. Нарисованная рожа, казалось, сделала ему гримасу и подмигнула.

XXII

У Чирковых играли. Марья Павловна созвала гостей, и за большим столом начался настоящий азарт. Наталья Александровна переродилась, и вся горела в игре. Ей шло неизменное счастье. Виталин глядел на нее с завистью и иногда произносил вслух:

— Вот мне бы так, да — в клубе!

Когда они возвращались домой, Наталья Александровна сказала:

— Возьми у меня пятьдесят рублей и иди завтра! Он словно воскрес. Лицо его просветлело. Он крепко обнял жену и засмеялся…

Но пятьдесят рублей были проиграны.

Деньги шли, наступал срок платить за квартиру и прислуге.

Виталин растерялся. Надо сто, сто пятьдесят рублей. Пухлов может дать вперед за копии много, если пятьдесят. В картину он не верит. Остается сыграть и добыть эти деньги. Не может же так долго продолжаться проигрыш!..