Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 27



Белые дьяволы

Забытая палеонтологическая фантастика

Том I

Мартин Редклиф

Охранитель долины

Иллюстрации Лоусона Вуда

I

Я собирался было приобрести ферму близ Эдмонтона в Альберте, уже дал за нее задаток, но скоро все бросил. Я любил уединение, а это место мне показалось недостаточно уединенным; и вот, я постепенно стал двигаться на север и, наконец, достиг маленького поселка, известного среди его немногих обитателей под названием «Мускусный Бык».

Тут ютились изыскатели рудничных богатств и трапперы. Лежало поселение близ подножия одного отрога Скалистых гор и на самой окраине неизведанных северных пустынь. Здесь кончались всякие признаки цивилизации, и это нравилось мне. Местные жители тоже меня очень интересовали. Они рассказывали о тысячемильных путешествиях на собаках, о голоде в степях, о трапперах, пропавших без вести, об изобильных охотах на лосей и мускусных быков.

Иногда в их фразах звучали намеки на мрачные трагедии.

— Хоронить? В грунте, промерзшем на глубину шести футов и жестком, как железо? — слышались обрывки рассказов. — Дудки! Я положил тело на ветви сосны, чтобы спасти его от зверей, и не успел пройти и мили, как услышал волчий вой.

И все толки кончались упоминанием о Длинном Джеке, герое северных пустынь. Неутомимо говорили трапперы о его переходах, опасностях, которым он подвергался, и нередко высказывали предположения о том, что делал он в данное время.

Раз вечером, вернувшись с охоты на диких гусей (они перезимовали в долине Миссисипи, и теперь тянулись на север), я в нашем поселке заметил движение и сразу увидел высокую фигуру человека, прислонившегося к бревенчатой стене единственного кабачка в «Мускусном Быке». Он стоял и курил с удовольствием путешественника, который был долго лишен этого развлечения. И по взглядам окружающих я сразу понял, что передо мной Длинный Джек.

К этому времени я уже свыкся с обычаями местных жителей, и потому не вмешался в разговор, а сел на соседнюю скамейку, зажег трубку и стал ждать.

Я чувствовал, что Длинный Джек внимательно присматривается ко мне… Наконец, он вынул трубку изо рта и спросил поразившим меня тоном образованного человека:

— Я думаю, вы — Кембридж?

— Да, — ответил я. — Впрочем, я пробыл в университете всего только год.

— На шесть месяцев дольше меня, — ответил он.

Мы больше не разговаривали. Я инстинктивно чувствовал, что мой новый знакомый не расположен к беседе. Впрочем, покурив с полчаса, Длинный Джек снова заговорил:

— Не хотите ли поужинать со мной? — и он замолчал, точно желая узнать мое имя.

— Мазен, — договорил я. — Благодарю; принимаю предложение с удовольствием.

— Моя фамилия Лессельс, — почти шепотом сказал Длинный Джек. — Но прошу вас, не называйте меня здесь по имени. Выше пятьдесят пятого градуса северной широты — я Длинный Джек и только. Я очень рад, что узнал вас, Мазен: приятно встретить человека из Кембриджа.

Во время ужина Лессельс спросил, зачем я живу в этой дикой глуши.



— Сам не знаю, — был мой ответ. — Я приехал сюда отчасти ради охоты, отчасти, желая попытаться найти удобный случай нажить деньги.

— А вы готовы решиться на трудное дело?

Я утвердительно кивнул головой. Он улыбнулся.

— На этой неделе я отправлюсь на изыскания, — продолжал Лессельс. — Если вы хотите нажить деньги, скажу, что я согласен принять компаньона. Охоты, вероятно, будет достаточно; а если дичи не встретится, вы погибнете от голода.

— Готов рискнуть, — ответил я.

— Прекрасно. Я собираюсь взять нескольких индейцев и отправиться на северо-запад в место, которое туземцы называют «Благоуханной Долиной». Я никогда не бывал в этой долине, да и никто из белых, — однако, по словам одного старого индейца, там в откосах гор можно видеть куски золотоносного кварца. Должен также сказать вам, что по словам старика краснокожего, боги убивают всех, входящих в Благоуханную Долину. Однако, мы, побывавшие в Кембридже, — скептики. Может быть, мы отыщем новый Клондайк, или же — я открываю вам худшую возможность — оставим кости в пустыне.

— Не знаю почему, — сказал я, — но дикие места меня влекут. И если вы согласны принять в компаньоны такого, как я, неопытного человека, я готов встретить опасность лицом к лицу.

— Вот, в сущности, в чем дело, — продолжал Лессельс, — имеется десять шансов против одного, что, угадав, куда мы отправляемся, индейцы бросят нас. Остаться же без товарища мне не хотелось бы. Я видел не одного траппера, исчезавшего надолго, который, потеряв своего компаньона и проблуждав целые месяцы в страшном одиночестве, среди полной тишины пустыни, возвращался в поселок с расстроенным мозгом. Кроме того, если нам посчастливится, лучше, чтобы двое свидетелей дали отчет. Люди, к которым мы обратимся за капиталом для настоящей экспедиции, понятно, предпочтут иметь что-нибудь побольше, чем заявления одного разведчика. Вы знаете, одинокие путешественники по пустыням способны воображать всевозможные небылицы. У вас есть хорошее ружье, мистер Мазен?

— Да.

— А все-таки лучше возьмите одно из моих. Мы заряжаем их разрывными пулями. Это дурные ружья для спорта, но нам нельзя давать промахов. Если олень убежит с незначительной раной, без повреждения костей, мы можем умереть с голода. Путешествуем мы налегке: муки на три месяца, табака на четыре, мешок с солью, взрывной материал в малом количестве, несколько инструментов, кожаные куртки, кожаная палатка, — вот и весь багаж. Если хотите, можете взять одну-две книги. Я всегда беру с собой «Опыты» Бэкона; у него так много смысла в немногих словах!

— А вы думаете, что старик индеец, о котором вы упомянули, говорил правду?

— Этот краснокожий редко видел белых людей, а в своем нормальном виде индеец не умеет лгать. Он и убьет, и обокрадет без зазрения совести, но ему никогда не приходит в голову мысль солгать. Ложь — порок нашей цивилизации. Только заметьте: старик не говорил, что он сам видел «Благоуханную Долину». Он повторял лишь рассказы своего деда.

— Значит, вы верите одной части его слов и не верите другой? Разве он не сказал, что боги убивают всякого, кто входит в долину?

— Я уверен, что в основании этого суеверия есть что-то достоверное. Может быть, какая-нибудь партия индейцев погибла от молнии; этого было бы достаточно, чтобы целое племя наложило на страшное для него место нечто вроде «табу», и впоследствии никогда не подходило к опасной долине. Что же? Вы все-таки согласны отправиться?

— Ну, конечно: я расспрашиваю только из любопытства.

— Я очень рад, — искренне сказал Лессельс. — Вы с первого взгляда понравились мне, Мазен. Я думаю, мы скоро станем настоящими друзьями.

Через два дня мы отправились в путь. Лессельс позаботился обо всех подробностях.

Все обитатели поселения, в числе, по крайней мере, тридцати человек, вышли провожать нас. Едва они исчезли у нас из глаз и мы перестали слышать их голоса, Лессельс с удовольствием перевел дух.

— Ну, теперь я могу дышать свободно, — весело сказал он. — Я всегда ненавидел людные места.

II

Во время нашего месячного путешествия на северо-запад мы тесно сошлись с моим компаньоном. Через неделю я примирился с неудобствами пустыни, и ее магнетическое очарование захватило меня. Спортивные удовольствия встречались на каждом шагу, потому что олени двигались на север, а рыбы в ручьях бросались на наши приманки с невинной жадностью, удивительной для человека, привыкшего к хитрым, боязливым форелям английских потоков.

Единственные беспокойства нам причиняли тучи москитов, вившиеся в болотистых местностях, но вскоре моя кожа огрубела от бесчисленного количества их укусов, и я привык спать в густых клубах дыма, тянувшегося от тлевших сырых ветвей.