Пещера чудовищ

Бригида то смотрел на эту красивую черту-границу, то озирался на окутанный уже густой вуалью вечерней тени угол площадки, где скорее угадывались, чем виднелись две скорченные фигуры. На сердце было смутно-тревожно, голова кружилась от обрывков бесформенных догадок…

Вдруг одна из фигур отделилась от стены и пошла вперед. Это был взрослый великан. Он подвигался ритмическим, напряженным шагом лунатика с простертыми вперед руками, с закинутой назад головой… Чуть трогал ласковый ветерок его длинные волосы, и весь этот огромный лиловый силуэт, обрамленный багровым закатом, производил жуткое, потрясающее впечатление. Красная черта-граница медленно подползала к безостановочно двигавшимся ногам. Лавро приковался зачарованным взглядом к этим огромным голым ногам, на пальцах которых тускло поблескивали ногти… Ему показалось, что эти ноги и весь великан, как призрачная птица, взлетели вверх и бесследно растаяли в воздухе. Впереди быстро тускнела зловещая, красная черта…

Рядом с собой Лавро услышал надрывное дыхание загнанной лошади и, вздрогнув, оглянулся. Юноша-великан с низко опущенной головой, спотыкаясь, бежал к тускневшей черте, руки его беспорядочно болтались во все стороны. Лавро попытался догнать его, удержать, крикнуть, но не мог: странная слабость сковывала члены, а язык онемел.

Добежав до края, великан точно опомнился, конвульсивно прянул назад, покачнулся — и с жалким криком рухнул в бездну… А через минуту потемнела и угасла кровавая граница страшной могилы… Надвинулась ночь…

Лавро понял, что на глазах его только что совершалась по приказу неведомого деспота неслыханно-жестокая казнь… Казнь, где приговоренный к смерти сам казнил себя, вопреки воле, вопреки горячему протесту жаждавшего жизни здорового, сильного тела. И мысль, что над ним, Бригидой, совершится сегодня или завтра этот же бессмысленный приговор, пронизывала все существо охотника невыразимым ужасом.

VII. Неожиданное спасение

Не спалось в эту ночь Бригиде. События последних дней поколебали даже его закаленные нервы многолетнего бродяги. Положение представлялось до того безнадежным, что не раз в голову приходила мысль ринуться вниз со скал по собственной воле, а не томиться, ожидая жестокого приказа неизвестного судилища.

Тоскливо бродил пленник по своей странной тюрьме, смотрел на равнодушно мигавшие звезды, думал о далеком любимом Подольском захолустье и о судьбе, так безжалостно исковеркавшей его жизнь мирного хлебороба, забросившей его в эту страну, где он должен носить несвойственную ему маску бродяги.

Бригида сел недалеко от края платформы, подпер голову кулаком и запел:

Стоит гора высокая,

А пид горою гай…

Сильный красивый голос украинца, отраженный гранитными скалами, широко лился в загадочную тьму бездны, отвечавшей грустному напеву далеким рокотом прибоя…

А молодость не вернется

Не вернется вона…

продолжал певец и, услыхавши сзади чуть слышный шорох, быстро оглянулся. На террасе, прислонясь к стене, стояла женщина — вестница смерти, а в открытой двери неясно вырисовывалось еще несколько фигур. Женщина знаком приказала Лавро не двигаться с места и продолжать прерванное пение.

В уме хитрого украинца мигом созрел план воспользоваться неожиданным преимуществом, которое, очевидно, доставляло ему пение. Он отрицательно покачал головой, указывая вниз на дно пропасти, и с грустным видом отвернулся, украдкой наблюдая за результатами маневра. Женщина приблизилась к открытой двери, отвесила почтительный поклон, быстро и горячо заговорила, очевидно, в чем-то убеждая лицо, находящееся внутри здания. Когда она кончила, наступила пауза, потом голос — тоже женский — ответил:

— Аффа харм…

Женщина вошла в дверь и, тотчас же вернувшись к охотнику, улыбаясь, протянула ему каменный амулет на тростниковой бечевке, знаками объясняя, чтобы он надел его на шею и был спокоен за свою участь. Сопоставив то, что у приговоренных к смерти великанов отбиралось это шейное украшение, а ему, наоборот, приказывали надеть этот предмет, что старик-великан относился к шейному камню с особой бережностью, Лавро понял, что ему даруется жизнь, и произнес в форме вопроса знакомое слово:

— Аталдатл?

— Аталдатл, аффа харм! — улыбаясь ответила женщина и закивала головой.

Лавро выразил, как умел, свою благодарность и продолжал пение, причем заметил, что большее впечатление на слушателей производят печальные песни: «Виют витры» и другие в этом роде.

VIII. Законы Аталдатл

С этой ночи Бригида сделался полноправным гражданином страны великанов, причем впоследствии, когда научился понимать их язык, узнал, что он — первый из иностранцев, удостоившийся такой чести. Все его предшественники (а их было несколько), проникшие в это замкнутое царство, погибли по велению строгих, непоколебимых законов, которыми управлялась эта странная община.

В одной из зал гранитного дворца-храма — резиденции божественной Аталдатл — были собраны вещи, оставшиеся от казненных пришельцев: тут находились средневековые испанские шлемы, шпаги, кремневые громадные пистолеты, быть может, некогда украшавшие воинственных головорезов из предприимчивых отрядов Пизарро; были полуистлевшие латинские молитвенники и грубые коричневые сутаны монахов-миссионеров. Последним по времени «экспонатом» своеобразного музея была лакированная круглая шляпа и принадлежности костюма английского моряка начала прошлого столетия, и тут же были сложены вещи самого Бригиды, впоследствии ему возвращенные.

Предание народа великанов гласило, что некогда «отец света» Ванифалиту, дал дочери своей — мудрой Аталдатл — определенное число каменных амулетов черного цвета для мужчин и красного — для женщин, приказав ей раздать эти амулеты детям своим, населявшим страну. «Лишних» сыновей и дочерей владыка света брал к себе, причем жить в стране Аталдатл имели преимущественное право только безукоризненно развитые, физически сильные или приносившие пользу, способные люди. Поэтому при недостатке «каменных паспортов» Ванифалиту, при посредстве Аталдатл, всегда призывал к себе всех старых, болезненных, получивших увечья на работе, или, наконец, так или иначе провинившихся против законов великанов. Единственным исключением в этом подборе был отец царствовавшей верховной жрицы, который имел право жить в стране или до своей естественной смерти, или до смерти дочери.

Должность Аталдатл была пожизненна: каждая верховная жрица назначала при жизни преемницу, которая впоследствии должна была заменить умершую, приняв ее имя — Аталдатл — и все ее права. Эта вторая жрица, так сказать, престолонаследница, была единственным звеном, соединявшим Аталдатл с народом. Через нее народу сообщались все веления великого «отца света», через нее же отбирались каменные амулеты у приговоренных к смерти и через нее же они раздавались юношам и девушкам, достигшим брачного возраста и признанным на ежегодном «смотру» достойными стать гражданами страны великанов.

Гигантские звери — единственное домашнее животное народа — охранялись как дар владыки, с особой тщательностью. Кроме мяса, служившего питанием для всего племени, они доставляли мех, из которого изготовлялись одеяния для мужчин-великанов, ковры, устилавшие каменный пол пещер, постельные принадлежности (одеяла, подушки). Необыкновенно прочная шкура зверей находила широкое применение в первобытной технике великанов: из нее выделывались ремни, дверные петли и другие предметы домашнего обихода, а вытапливаемый из туши и костей жир употреблялся для освещения внутренних помещений дворца Аталдатл. «Мужские пещеры», равно как и служебные помещения храма, освещались в случае надобности факелами из смолистого хвойного дерева.

Самовольно убивший зверя или нанесший ему тот или иной вред, немедленно призывался на суд «отца», то есть на закате солнца бросался со скал в море. Так умер на глазах Бригиды пастух стада, по недосмотру которого одно из гигантских животных, случайно открыв тайную дорогу из страны великанов, пробралось (на глазах пастуха) через скалы и совершило известную читателю прогулку вдоль патагонской речки, побудив своим появлением Лавро пуститься в рискованное приключение, кончившееся его пленом у великанов.