Страница 16 из 45
Зоолог Римм повернулся неожиданно к профессору Бруксу и многозначительно произнес: — «это… это непостижимо! Я или ничего не понимаю совершенно в зоологии, или схожу с ума! Этот гусь принадлежит к виду жившему в эпоху начала оледенения земли, т. е. 500 тысяч лет назад по самым скромным подсчетам, и безвозвратно исчезнувшему… я решительно ничего не понимаю!!!»
Мистер Брукс окинул скептическим взглядом зоолога, взял осторожно своего коллегу под руку, повел ошеломленного профессора к выходу и, обращаясь к хозяину и многозначительно указывая на зоолога, похлопал себя по лбу.
— Дорогой мистер Римм, позвольте я вас провожу до дому. По-видимому, вы сегодня чересчур переутомились. Ваши усиленные занятия сильно расшатали вашу нервную систему. Я вам давно советовал взять отпуск. Выпейте сегодня порцию брома и очень, очень не мешает показаться врачу. За вами уже давно наблюдался, извините меня, ряд странностей.
И, невзирая на сопротивление зоолога, Брукс довел его до дому, позвонил и передал на руки супруге.
5. Рассказ фермера Джильбертса
Вслед за свихнувшимся зоологом дома ждал профессора новый сюрприз. (Была еще только середина дня, и мистер Брукс не думал, что это только начало того, что ему преподнесет дальнейшее).
У входа стояла лошадь в деревенской запряжке. На звонок никто не отвечал. Когда, наконец, Брукс с силой принялся стучать кулаками и рванул дверь, она свободно подалась, оказавшись незапертой.
Это было верхом забывчивости, рассеянности, халатности, небрежного отношения к своим обязанностям со стороны экономки, мисс Джеральдс.
Собираясь по этому поводу прочесть длинную нотацию, профессор как был, в пальто и галошах, прошел в столовую, где надеялся застать мисс Джеральдс. Навстречу ему слышался мужской голос, что-то повествующий, чередовавшийся с возгласами: «ох, ой, да что же это такое, наконец», — самой экономки профессора.
Увидя профессора, экономка вместо того, чтобы вспомнить свои обязанности или представить гостя, устремила на Брукса бессмысленный, непонимающий взгляд.
Молодой человек, по виду крестьянин, как он оказался и на самом деле, поспешил представиться сам. Это был племянник экономки, фермер Джеральдс. Профессор уже ранее слышал о нем.
Фермер Джеральдс поспешил сообщить сущность события, уже отчасти известного читателям из вечерней газеты и из эпизода с продажей дичи.
— Видите ли, мистер Брукс, меня послал в О-д пастор Л., более было некому, а я как раз попался ему на глаза. Лошадь у меня хорошая, «катай, говорит, живей», да просил еще письмо передать. А по дороге я заехал к моей тетушке и к вам. Вам судья просил поклон передать, а письмо я сейчас отвезу.
Чудные дела у нас творятся… вот сегодня от нас парень с дичью приехал… Такая небывальщина, что просто ужас…
Только вчера еще сказывал судья, пошло много жалоб от крестьян, что во всем округе появилось, — откуда и принесло — прямо чудо, — множество диких зверей. Там пропадает у одних домашняя птица, где растащены запасы зерна какими-то неведомыми зверками-грызунами, у других убиты овцы, у тех свиньи, и все в том же роде. Вот он написал письмо к местному синдику, просит как бы поступить ему, а меня просил свезти. Да еще и вам поклон, мистер Брукс, передать.
Профессор иронически выслушал весь рассказ и, обращаясь к своей экономке, сказал: «А вы все-таки будьте добры в следующий раз, мисс Джеральдс, запирать входную дверь за посетителями, когда они у нас бывают, и спускаться на звонок, не задерживаясь здесь различными деревенскими баснями!»
6. События разрастаются
По величине Ок-д принадлежал к числу небольших городков. Это было не более, как одно из местечек, ставшее или, вернее, выбранное для местного провинциального административного центра. За исключением студенчества, вынужденного в нем пребывать по местонахождению своего высшего учебного заведения, население его, за немногим исключением, состояло из тех же осевших бывших фермеров, выбравших ту или иную из немногочисленных профессий маленького города, затем профессуры, и местной администрации. Каждый гражданин мог почти наверняка перечесть, не рискуя обсчитаться, всех более или менее уважаемых жителей.
Однако, Ок-д не был чужд социальных течений, партий, слоев общества. Ряд лиц замыкались в группы, где каждый входящий чувствовал себя на равной ноге с другими по крайней мере по убеждению и взглядам. Часто отдельные группы вступали между собой в ожесточенные споры и диспуты но вопросам подчас самого странного характера и свойства.
Так было и в данном случае. Стоило профессору немцу Шнейдерсу начать проповедь теории Эйнштейна, как это послужило к образованию вокруг него группы, включившей вскоре и целый ряд других вопросов, совсем к науке не относящихся.
Профессор Брукс не нашел ничего лучшего, как перейти к другой группе, и так как выбор лиц, с которыми можно было вести духовное общение, был весьма ограничен, то ему остались лишь синдик, судья, нотариус, начальник полиции и прочие, главным образом из администрации города, не примкнувшие к «немецкому» блоку.
В четвертом часу, пообедав, профессор расположился на отдых в кресле с сигарой во рту, когда мисс Джеральдс доложила о приходе городского головы и мистера Кобса, начальника местной полиции. Синдик держал в руке письмо, привезенное Джеральдсом, и был явно взволнован.
— Что вы думаете по поводу всего этого? — задал вопрос начальник полиции.
— Что я думаю насчет всей этой чепухи, басни деревенских олухов, галиматьи, сообщенной корреспондентом для развлечения таких же городских болванов?! — профессор весь покраснел от негодования. — Я думаю, что это чепуха, чепуха с самого начала и до конца!
— Но не можете же вы игнорировать самые факты, сообщаемые мистером Джонсоном, судьей из Т. Насколько я знаю, это вполне порядочный, добросовестный человек, — заметил синдик.
— Факты, сообщаемые судьей! Ваш судья такой же идиот и олух, как и все прочие!
— Но не может же быть, чтобы здесь не было никакого правдоподобия.
— С самого начала и до конца здесь нет ни капли правды!
— Хорошо! Но чем тогда объяснить самый факт появления птицы на ферме мистрис Хоу, затем вблизи фермы огородника Г., наконец, целый ряд появлений множества птиц, зверьков, среди которых есть и хищные, — задал вопрос Кобс.
— Чем объяснить! Скажите, неужели вы для объяснения столь простых явлений должны заражаться галлюцинациями какой-то истерички Хоу? Разве вам не известно, что очень нередко временами происходят от различных причин, не всегда могущих быть установленными, целые переселения животного мира…
— Положим, что все это так, но как объяснить выпадение птиц, усеявших собой целую площадь земли на ферме Г.?
— Но почему же, раз теперь вы трезво стали смотреть на вещи, не можете видеть здесь просто падения ослабленных, изголодавшихся птиц из стаи?
— …Гм, это как-то не соответствует действительности, птица, судя по сообщению, имела вид чрезвычайно сильный и откормленный! — вставил синдик.
— Слушайте, я вам категорически, понимаете, — категорически заявляю, что я не признаю, не хочу признать возможность чего либо неестественного, абсурдного! Не хотите ли уж вы, мистер Джонсон и мистер Кобс, признать здесь нечистую силу вместе с мистрис Хоу?!
— Хорошо, хорошо, мистер Брукс, — замял разговор сконфуженный полицейский, — но не считаете ли вы нужным дать знать в Лондон по начальству?
— Я не считаю не только нужным, но считаю, что они бы подняли вас на смех.
— Да, кажется, вы правы, я могу себя этим скомпрометировать перед начальством.
— Не беспокойтесь, мистер Кобс, судя по тому, что сообщает «Наша Газета», это в местечке Т. уже сделали и сообщили в Лондон. Я думаю, теперь у центральной прессы немало будет материала посмеяться над местными простофилями. Во всяком случае, что касается реальных мероприятий против появления множества вредных зверей и т. п., следует обойтись своими силами и передать это нашему «Обществу Любителей Охоты».