Беспощадные

– Не дождешься! – С этими словами Антон еще сильнее сжал запястье буяна, и тот с грохотом рухнул на колени, под одно из которых попала отвертка. Громила взревел не своим голосом, а его лицо из багрового стало малиновым.

– Чего не поделили? – спокойно глядя на избитого мужчину, повторил Антон.

– Я – электрик, – залепетал он. – Шли вот, – показал он взглядом на девушку, – а он курил… Случайно толкнули его дверью в спину.

– У-уу! – пытался встать громила, но видно было, что малейшее движение причиняет ему дикую боль.

– И что теперь? – посмотрел на проводницу Антон.

– Я сейчас милицию позову, – поднимая с пола форменную кепку, ответила она.

– Стоит ли? – Антон перевел взгляд на громилу. – Он что, пьяный?

– Какой бы ни был, зачем человека бить? – залепетал электрик.

– А ты что скажешь? – тряхнул руку буяна Антон.

– Так если бы он извинился, а то буркнул что-то, у меня крышу и сорвало, – прохрипел тот.

– Если отпущу, продолжать будешь? – потянул его руку вверх, помогая встать, Антон.

– Нет, – морщась от боли, процедил громила сквозь зубы.

– Ну смотри, – предупредил его Антон.

– Ты, папаша, сам виноват, – растирая запястье, стал оправдываться буян.

– Виноват, не виноват, только вот очки ты ему разбил, а не он тебе, – напомнил Антон.

– Заплачу, – пробурчал мужчина. – Сколько они стоят?

– Не надо. – Электрик потрогал разбитую губу, опустился на корточки и стал собирать инструмент.

Антон оглянулся. В проходе стояли несколько человек и с интересом наблюдали за происходящим. Еще с минуту подождав, когда электрик соберет свои отвертки и ключи, а проводница приведет себя в порядок, он направился в купе.

– Извините, – раздался сзади робкий голос. Его нагнала проводница. – Меня Кристина зовут, а вас?

– Бэтмен, – усмехнулся Антон.

– Ну вот что, Бэтмен, чай пить будете?

– Не откажусь.

За круглым столом, стоящим посреди погруженной в полумрак гостиной, сидели трое мужчин. Высокие окна, сводчатые потолки, стены, украшенные картинами в золоченых рамах, и потрескивающие в камине дрова придавали этой сцене некую средневековую таинственность.

– Рад тебя видеть, Мельник, – заговорил седой, с умным взглядом кавказец. – Ты совсем не изменился.

– Это тебе так кажется, Закир, – с шумом втянув в себя воздух, ответил мужчина, которого назвали Мельником. – Страна туманов и дождей. – Он бросил взгляд на закрытые шторами окна. – Вот и сегодня пасмурно. Устал болеть.

Несмотря на то что все сидели, было видно, что Мельник – совсем маленького росточка. У него был странный бегающий взгляд, густые дугообразные брови, придававшие его лицу удивленное выражение, и большие залысины. Черный пиджак и модный галстук не добавляли ему солидности. Во всей его внешности чувствовалась какая-то ущербность. Видимо, он знал об этом и старательно пытался скрыть – больше, чем положено, задирал подбородок, хмурился, делал лицо строгим, но от этих попыток становился еще смешнее.

– Не прибедняйся, Олег Викторович, – поддержал кавказца широколицый громила; вместо галстука у него был небрежно повязан платок. – Здесь хоть и говенный климат, а все спокойнее, чем в России.

Слегка выпученные глаза, большой нос и заостренный подбородок создавали впечатление сильного и волевого человека. Игорь Андреевич Маранов действительно обладал всеми этими качествами. Прозванный за пристрастие к шляпам с большими полями Шерифом, сегодня в доме, расположенном на окраине Лондона и принадлежавшем по документам его зятю, он принимал гостей. Один из них, давно оставивший Россию по причине криминального и политического прошлого олигарх Олег Викторович Блиновский, уже более десяти лет жил в Лондоне. Второй, Закир Гакаев, лишь утром прилетел из Москвы. Пятидесятилетний чеченец владел в столице несколькими ресторанами и гостиницей; кроме этого, неофициально курировал почти треть городских рынков. Всех этих абсолютно разных внешне людей объединяло одно – ненависть к стране, в которой они родились и выросли. Странно, но никто из них не ощутил на себе все прелести тоталитарного режима, не сидел в тюрьмах, не голодал и не мыкался по съемным углам. Лишь Маранов в начале девяностых провел полгода в следственном изоляторе по подозрению в организации заказных убийств, но за недоказанностью был выпущен на свободу и больше не попадался. Однако это не мешало ему при случае нагло врать, что он в свое время поплатился за инакомыслие свободой.

– Это как сказать, как сказать, – занервничал между тем Блиновский. – Я нигде не чувствую себя спокойно.

– Еще бы, – хмыкнул Закир. – Ты причинил много бед своей стране, поэтому есть чего бояться.

– Тебе ли это говорить?! – справившись с волнением, воскликнул Блиновский. – У самого руки по локоть в крови. Я хоть никого лично не убивал.

– Чего так волнуешься? – Закир хитро подмигнул Маранову: – Ты же видишь, как путинские собаки убивают наших братьев. Не больно. Раз, и готово! Одного взорвали в машине, второму пулю в голову пустили…

– Закир, прекрати! – попросил Маранов.

Всем и так было ясно, о ком говорил чеченец. За последние несколько лет в самой России и за ее пределами своей жизнью поплатились многие из тех, кого принято считать террористами. Кажется, совсем недавно среди них был Ваха Бириев, а, оказывается, прошло уже пять лет, как его на глазах многочисленной охраны взорвали в Катаре в собственном автомобиле. Несмотря на то что в России давно другой президент, все свои беды чеченские террористы по привычке валили на прежнего – уж очень много проблем связано с его появлением на политической арене.

– Тебе тоже страшно, Игорь Андреевич? – удивленно склонил голову набок чеченец. – До сих пор я думал, что ты ничего не боишься.

Маранов промолчал. Однако Блиновский не упустил случая высказаться, причем так, чтобы хоть как-то уколоть чеченца.

– Не боятся только дураки, – с опаской покосился он на Закира. – Инстинкт самосохранения позволяет выжить виду…

– Ты не вид, – покачал головой Закир. – Ты – Блиновский Олег Викторович, и инстинкт тебе мало поможет. В России тебя давно хотят увидеть мертвым даже пенсионерки.

– Спасибо на добром слове, Закир, – окончательно расстроился Блиновский.

– Не пойму, зачем я ехал в такую даль? – неожиданно возмутился Маранов.

– Действительно, – привстал и поправил под собой стул Блиновский. – Я тоже не понимаю, к чему эти прения? Все мы – кость в горле путинского режима. То, что на нас ведется охота, это хороший показатель того, что мы действительно делаем нужное дело. Сами посмотрите, сколько политиков в открытую поливают грязью нынешнюю власть. Но их не трогают, они ручные. Просто кто-то должен считаться в оппозиции. Не будет Зюганова и Жириновского, Запад начнет упрекать Россию в отсутствии демократии. А так – они лишь приносят дивиденды Кремлю и набивают свои карманы.

– Собака лает, караван идет, – подытожил Закир и с задумчивым видом принялся перебирать четки.

– Нужно сделать, чтобы верблюды испугались и бросились врассыпную! – неожиданно воскликнул Блиновский и через стол показал пальцем на Закира.

– Ты зачем пугаешь? – улыбнулся Закир. – Когда так рукой сделал, на Ленина был похож. Знаешь, был давно такой человек?

– Разве тебя можно напугать? – Блиновский повернулся к Маранову: – Расскажи, как обстановка в Москве?

– Смотря какая, – пожал плечами Маранов. – Если ты имеешь в виду экологическую, то дрянь. Люди уже два месяца не видели солнца. Не шучу.

– Правда, – поддержал его чеченец. – У меня пятый этаж квартира. Я вниз утром смотрю, на дороге только свет фар ездит.

Блиновский с Марановым прыснули со смеха.

– Чего, не нравится, как сказал? – нахмурился Закир. – Зато вы меня поняли.

– Успокойся, Закир, – поднял руки Блиновский. – Тебя никто не хотел обидеть. Все знают, ты говоришь, кроме родного и русского, еще на пяти языках.

– Засуха погубила в большинстве областей практически весь урожай, – добавил Маранов.