Страница 8 из 13
Родин опрокинул в себя коньяк. Так же поступила и Мальцева. Интерн, лишь слегка пригубив, поставил рюмку на столешницу.
– На одной из страниц, на неделе примерно двенадцатой, в дневничке нашей молдавской Зины, прежде вполне себе эмоционально устойчивой, стали появляться записи, занимающие по две, по три, по четыре и более страниц, испещрённых одной и той же фразой: «Это не мой ребёнок. Это не мой ребёнок. Это не мой ребёнок». Психологи считают, что ведение дневника позволяет избавиться от тяжёлых мыслей. Но Зина, создание, прежде лишённое мыслей вовсе, заведя дневник, стала не только эти самые мысли у себя обнаруживать, но и фиксироваться на них. Давно известно, что навыки письменной речи очень положительно влияют на мышление. В основном положительно. То есть – у кого как. Не все психологи одинаковы умны и, соответственно, одинаково полезны. Психологи большей частью одинаковы глупы, увы. Как там у Булгакова? «Вы смеётесь надо мной за то, что я не похож на вас, а я смеюсь над вами за то, что вы все похожи друг на друга!»
– Родин! – не выдержала Татьяна Георгиевна.
– В шестнадцать недель в Зинином дневничке появилась запись: «Надо думать только о хорошем. Этому ребёнку с ними будет хорошо». Каково, да? Не «с родителями», а «с ними». И затем сразу: «Жуткий токсикоз. Если это не мой ребёнок, то почему токсикоз у меня?» – спрашивает простая молдавская женщина Зина у самой себя, потому как, вероятно, наши объяснения про механизмы возникновения гестоза, не связанные с тем, что ребёнок – биологически! – не её, Зину не удовлетворили. Зине всё время хочется кислого. И этому она тоже удивляется. Ей хотелось кислого, когда она вынашивала своих мальчиков. И раз сейчас, вынашивая, она хочет кислого, значит?.. Ага! «Ребёнок как бы не совсем не мой». «Я – холодильник, он просто во мне хранится», – пишет Зина. Хотя мы ей объясняли, что она скорее инкубатор и ребёнок в ней «высиживается». Но нет, Зине приятней чувствовать себя холодильником, потому, что, как она объясняет врачу – то есть вашему покорному слуге, – в холодильнике ничего не происходит, продукты там просто лежат. «Но инкубатор же не мама цыплёнку?» – спрашиваю я её, игнорируя тему холодильника. Зина впадает в долгий ступор, я даже слышу, с каким скрежетом трётся извилина об извилину в её простой, доброй, прежде ничем таким не отягощенной голове. «Цыплята называются инкубаторскими», – выдаёт она мне заключение. В восемнадцать недель запись в дневнике: «Он пошевелился. Ах, моя милая рыбка! Мой котик!» После этой записи я отобрал у Зины дневник, приказал биологическим родителям уволить психолога, самолично и на собственные средства приобрёл Зине все существующие на тот момент времени творения Дарьи нашей Донцовой. Роды у Зины начались в срок. В половине пятого утра. Когда она соизволила явиться в больницу, головка плода была уже на тазовом дне, кесарево делать было поздно, хотя тогда ещё ЭКО считалось законным показанием к родоразрешению путём кесарева сечения. Напоминаю, у Зины были третьи роды. Пока я летел в роддом, акушерка благополучно приняла совершенно неосложнённые роды у нашей молдавской Зины и…
Татьяна Георгиевна ахнула. Александр Вячеславович недоумённо посмотрел на неё.
– Да-да! – кивнул Родин на Мальцеву. – Ваша начальница знает, почему ахает, господин Денисов. – Акушерка сдуру – хотя и была предупреждена! – взяла да и шмякнула новорождённую девочку Зине на пузо. И совершенно здоровая, хорошенькая девуля нашла сосок. И вместо тупорылой, спокойной, как окаменевшее говно мамонта Зины я, залетевший в родзал, узрел дешёвое яблочное повидло, растекающееся по рахмановке, как масло по горячей сковороде: «Усюсю, моя девочка! Утипути, моё солнышко!» Охи, ахи, вздохи и потоки страстной молдавской речи. Отрывали с мясом. Всё обошлось. Утром принеслась биологическая мать, её госпитализировали в палату, где она поторчала два дня с новорождённой – и была выписана. Наша Зина написала все положенные бумаги-отказы, ей срочным образом перетянули грудь и загрузили её гормонами, тормозящими лактацию. А надо сказать, Зина корова не мясная, а исключительно молочной породы. Так что проблем из-за этого сильно стимулирующего гипофиз и, соответственно, все органы-мишени прикладывания мы поимели не только психологических. Да и то, что называется «памятью тела» со счетов не скинешь. Так что пришлось нашу прежде никогда не страдавшую какими бы то ни было видами рефлексий Зину лечить у психиатра от самой что ни на есть настоящей, а не надуманной офисной депрессии. Оказалось, что Зина знает слова «пустота», «утрата». И даже подумывала – «только не говорите мужу!» – оставить девочку себе. Но, увидев «этих людей» в родильном доме, она поняла, что «моей крошке» будет с «ними» хорошо. Зависть она к ним испытывала страшную. Подавляла ментальными аргументами. «Пусть мой ребёнок растёт в богатой семье». Через год Зина появилась у нас снова. В поисках заказа. Основными условиями выставила: с биологическими родителями не встречаться; ребёнка после родов не показывать, сразу уносить. Я с ней «отработал» ещё троих детей. Молдаване получили российское гражданство, перевезли к себе детишек, купили, кроме квартиры, домик. Шатену-шофёру была куплена новенькая среднеклассовая машинка. И знаете, какое фото хранится у Зины в кошельке по сей день? Фото той малышки, которую она первой родила «на заказ». «Смотрите! – показывает она всем это фото с гордостью. – Она лежит на правом боку! Я всю беременность пролежала на правом боку, ну и она, значит, тоже. Моя девочка!». Фотка сделана в родильном доме. Биологические родители подарили эту фотографию суррогатной матери.
– Жуткая история! – Мальцева передёрнула плечами. – Жуткая, в какой из аспектов ни плюнь. Я вообще не понимаю… Ну… Да, брак – это не… Так каким боком тут Зина, и почему эта парочка рожает через молодую, явно неглупую и слишком красивую девицу, а не…
– Когда они появились у меня, я предложил им Зину – как имеющую большой опыт и напрочь, в связи с этим, утратившую чувствительность. У Зины даже появился некий, если можно так выразиться, цинизм профессионала. Весь её материнский инстинкт зафиксировался на потрёпанной картинке чужой, первой выношенной ею «на продажу» девочки. Но эти болваны, Светлана Николаевна и Игорь Моисеевич, возжелали личного знакомства. Зина отказалась. Они затребовали Зинину фотографию. Я показал. Ознакомил их с Зининым анамнезом, ничего не скрывая, акцентируясь на главном – она здорова и у неё нет проблем с вынашиванием и родами, что очень важно для их ребёнка. Они покрутили головой, пофыркали и отказались. Потому что Зина…
– Некрасивая и глупая, – резюмировала Татьяна Георгиевна.
– Да. Я долго объяснял им, что дизайн пароварки значения не имеет, пароварка просто должна делать своё дело качественно. Что няня не должна быть красивой, даже если это «няня на время вынашивания». И уж тем более няня ни в коем случае не должна быть эмоциональной, чувствительной или слишком молодой. Но эти… – Сергей Станиславович выдержал многозначительную паузу, – вдолбили себе в голову, что у их ребёнка должно быть всё самое лучшее. И что он не будет «донашивать старое». Как будто матка – это комбинезон. Или ползунки. И бывает ношеная или неношеная. Ей богу, иногда простые люди куда умнее этих – как бы образованных, – Родин задрал голову наверх и погрозил кулаком в потолок.
– Но есть же законодательство, – подал реплику Денисов. – И, насколько я помню, суррогатной матерью может стать только женщина, уже имеющая живых, здоровых детей.
– В законодательстве много дыр, дорогой Александр Вячеславович, – покачал головой заведующий патологией. – Не говоря уже о том, что в нашей стране за деньги всё ещё можно… всё. Например: – он скривился, как от боли. – Например, вынудить неглупого и опытного доктора принимать совместные роды «на троих».
Дверь в ординаторскую резко и широко распахнулась. На фоне тёмного коридора Вера Антоновна в белой пижаме смотрелась зловеще. Особенно учитывая то обстоятельство, что весу в ней было килограммов сто.