Страница 10 из 13
– Грудное молоко – это еда! – резко оборвала её Мальцева.
– Мы изучили вопрос и…
– Я не собираюсь с вами дискутировать о преимуществах грудного вскармливания. Не в вашем случае. Вы хотите, чтобы ваш ребёнок, созданный с таким трудом и материальными затратами, был… не вашим?
– Мы изучили вопрос, – повторил за женой Игорь Моисеевич, – в нашей стране не было случаев, когда бы суррогатная мать не отдала ребёнка биологическим родителям.
– Ну да, а приоритетное право суррогатной матери в законодательстве прописано ради красного словца. И то, что вы прочитали, что в нашей стране не было подобных случаев, ещё не означает, что подобных случаев на самом деле не было. План такой: Родин кесарит вашу Юлию. Вы, – кивнула она на Светлану Николаевну, – укладываетесь в послеродовую палату и получаете своего такого желанного ребёнка. Сразу. Безо всяких последующих контактов новорождённого с суррогатной матерью.
– Есть показания к оперативному родоразрешению? – тревожно вскинулся Игорь Моисеевич.
– Нет. Но бумага всё стерпит.
– Кесарево сечение – это плохо. Мы читали, что кесарские дети…
– Ребята! Я не знаю где и какой чуши вы начитались, полагая себя образованными людьми, могущими разобраться в любом вопросе, но за моей спиной двадцать лет акушерской практики. И я могу вам с полной ответственностью заявить, что ни от метода родоразрешения, ни от методики вскармливания не зависят здоровье, характер, интеллект, а так же судьба и счастье вашего ребёнка! Всё это в куда большей степени зависит от совершенно иных параметров. И сейчас – вот прямо конкретно сейчас! – речь идёт о вашем счастье. О вашем, Светлана Николаевна. И о вашем, Игорь Моисеевич!
– Нет, мы не согласны! – ответила за обоих жена.
– Вы знаете, я еле сдерживаюсь, чтобы не застонать на манер Хоботова: «Но тебе, тебе-то это зачем? Зачем тебе надо, чтобы…»
Мальцева замолчала, достала из кармана халата пачку сигарет, раскрыла окно ординаторской и, прикурив, глубоко затянулась.
– Можно?
Татьяна Георгиевна кивнула. Светлана Николаевна стала рядом с заведующей и закурила.
Через некоторую паузу, она заговорила:
– Нам действительно очень тяжело дался этот ребёнок. Мы встретились десять лет назад, и все эти десять лет… У нас есть всё: любовь, счастье, благосостояние. Не хватает только ребёнка. Но и у него должно быть самое лучшее.
– Ребёнок – не вещь. Не итальянская кухня и не соболья шуба. Ваш ребёнок, у которого должно быть самое лучшее, может сам оказаться далеко не самым лучшим. И обмену и возврату он подлежать не будет. И не сочтите меня циничной, но мне не бросается в глаза, что вы слишком счастливы, Светлана Николаевна. Ни одного тактильного контакта с мужем за те четверть часа, что мы с вами общаемся, – она кивнула на Игоря Моисеевича, всё ещё застывшего на диване. – Да и то, что я наблюдала в родзале…
– Это всё временные, ситуативные трудности.
– Ещё одна сильная женщина, – пробурчала себе под нос Мальцева.
– Что?
– Поймите, ребёнок – не щенок. А человек – не собака. Как только Юле приложат дитя к груди, она чудесным образом трансформируется из злобной суки, каковой она вам сейчас кажется, в чокнутую мамашу. Прикладывание, и тем более грудное вскармливание – запустят материнский инстинкт. Прикосновение, запах тела малыша – и гипоталамус с гипофизом сбесятся, органы-мишени дадут мощный фит-бэк – и… И вы не получите своего ребёнка. Генетически своего ребёнка. Вашего ребёнка…
– Доченьку, – чуть не всхлипнула Светлана Николаевна, но тут же справилась с собой, сделав вид, что поперхнулась дымом.
– Вашего ребёнка будет растить чужая женщина. Чужая вам женщина. Что против этого кесарево сечение и искусственное вскармливание? Лучшими, как я понимаю, смесями, которые можно приобрести за деньги.
Некоторое время женщины смотрели друг на друга.
– Нет. Естественные роды и грудное вскармливание. Я решила.
– Боже мой! Интернет промывает мозги даже не самым глупым людям! – воскликнула Мальцева, щелчком отправив бычок в окно. – Игорь Моисеевич, ну вы-то!.. У кого, в конце концов, в этой семье яйца?! Или… Или вас всё устраивает, и вы уже собрались менять старую жену на новую? На молодую?
– Да что вы себе позволяете?! – вскочил с дивана вышедший из ступора биологический папаша.
– Позволяю себе попытку реанимации вашего мозга! Если для этого нужна шоковая терапия, то…
– Мы давно приняли осознанное информирование решение. Так это у вас называется? Ваши смешные манипуляции не помогут! Наша дочь родится естественным образом и получит грудное молоко. Идём! – резко кинул он жене. – И вообще, бросай курить, это вредно для ребёнка! А если вы позволите себе сделать кесарево сечение без показаний и не выполните всех наших требований, то разбираться будем в суде!
– Я не собираюсь делать вас счастливыми насильно. Это невозможно.
Муж и жена вышли из ординаторской, так и не прикоснувшись друг к другу. Мало того, в дверях он настолько сильно посторонился, пропуская тощую Светлану Николаевну вперёд, что комфортного прохода с лихвой хватило бы даже для Веры Антоновны.
Всю оставшуюся ночь Юля откровенно издевалась над Светланой Николаевной, пользовала Игоря Моисеевича так, как любимых и любящих мужей далеко не все пользуют, и костерила на чём свет стоит ни в чём не повинное дитя, которое производила на свет. Как ни ждал Родин показаний к кесареву сечению – их не возникло. Биологический папаша возился с суррогатной мамой, а биологическая мамаша чуть не с карандашом, блокнотом и секундомером бдительно контролировала действия врачей и среднего медицинского персонала, тут же набирая в айфоне все не слишком понятные ей слова, произносимые медработниками. Эпидуральную анестезию Юлии выполнить не разрешили. «Она не сможет контролировать потуги!» – отрезала Светлана Николаевна. За что суррогатная мать тут же стребовала себе дополнительный материальный бонус наличными.
– Не женщина, а какая-то железная леди! – констатировала к утру Мальцева.
– Железобетонная дура она, эта Светка, – поправила её Вера Антоновна, тяжело вздохнув.
В восемь часов утра суррогатная мать, под последнюю серию проклятий, родила здоровую, красивую, голосистую девочку.
Вера Антоновна со словами:
– Поздравляю тебя… вас – с дочкой! – выложила новорождённую Юле на грудь. И тут произошло чудесное преображение. Вместо: «Вылезешь ты или нет, ублюдок проклятый?!» – Юля внезапно зашептала:
– Ах, ты ж моё солнышко, мой зайчик, моя симпапусенька, Сашенька моя, Сашенька, Са-а-ашенька!
По лицу Юлии катились счастливые слёзы, Игорь Моисеевич гладил новорождённую малышку по щеке. Рванувшая было погладить ребёнка по спинке Светлана Николаевна брезгливо отдёрнула руку. Девочка была ещё не обработана.
– Она Лидочка, а не Сашенька! Лида. Лидия…
– Сашуля, Сашунечка, Сашуленька… – лепетала Юля, хныча и сюсюкая.
Новорождённая девочка тыкалась носом в Юлин сосок. Игорь Моисеевич был совершенно счастлив и не обращал никакого внимания на жену.
– Её зовут Лида, – ещё раз, уже гораздо тише и безразличней сказала Светлана Николаевна и посмотрела на своего мужа. Затем тихо вышла из родильного зала. Он этого даже не заметил.
– Потужься ещё раз, родим плаценту, – скомандовала Вера Антоновна.
Через пятнадцать минут, завершив осмотр родовых путей и обработав матку, акушерка ещё раз на автомате брякнула:
– Поздравляю, вот теперь ты настоящая мама!
Родин укоризненно посмотрел на Веру Антоновну. Та в ответ состроила ему мину, явно говорящую о том, что эти проблемы – не её, она свою работу сделала.
– Игорь Моисеевич, вы бы за женой сходили, – тихонько шепнул Родин счастливому биологическому папаше.
– Что? А? А где Светлана?!
Он ни на что, кроме Юли и новорождённой дочери, не обращал внимания. Юля не обращала внимания ни на кого, кроме девочки.