Мое ходячее несчастье

Шепли встал, потянулся и босиком направился к холодильнику:

— Пиво будешь?

— Да. Давай выпьем за дружбу.

— Значит, ты не передумал с ней тусоваться? И на кой тебе это надо? Хочешь себя помучить?

Я задумался. Наши с Голубкой странные взаимоотношения действительно были для меня мучительны, но мне больше нравилось мучиться рядом с ней, чем на расстоянии.

— Не хочу, чтобы у Эбби все закончилось постелью. Со мной или с другим таким же кобелем.

— То есть ни с кем. Ну ты и сморозил, дружище!

— Заткнись и тащи сюда свое долбаное пиво.

Шепли пожал плечами. В отличие от Криса Дженкса, он умел вовремя замолчать.

ГЛАВА 4

ТАЙМ-АУТ

Наверное, я принял странное решение, но мне от этого стало легче. На следующий день я зашел в столовую и без колебаний уселся на свободное место напротив Эбби. Мне с ней было спокойно и хорошо, и ей со мной, по-моему, тоже; раздражало только то, что за нашим общением, затаив дыхание, наблюдали десятки студентов и даже несколько преподавателей.

— Позанимаемся сегодня или как?

— Давай, — спокойно согласилась она.

В этих отношениях меня не устраивало только одно: чем больше времени я проводил с Эбби как с другом, тем сильнее в нее влюблялся. Тем крепче отпечатывались в моей памяти цвет и форма ее глаз, запахи ее лосьона и кожи. Еще я заметил, какой длины у нее ноги и какие тона преобладают в одежде. Теперь я даже знал, на которой неделе месяца не стоило слишком надоедать ей: это оказалось тогда же, когда и у Америки. Поэтому у нас с Шепли выходило не две, а три недели, когда мы оба могли дышать ровно.

Даже в наихудшем расположении духа Эбби не психовала, как многие другие девчонки. Правда, поначалу она, конечно, нервничала, когда ее спрашивали о наших отношениях. Но я позаботился о том, чтобы ее не доставали, и она успокоилась.

Со временем о нас стали меньше судачить. Мы с Эбби почти каждый вечер вместе обедали, а вечерами занимались. Иногда я возил ее поужинать. Один раз Шепли с Америкой пригласили нас в кино. Между мной и Голубкой не было никакой неловкости, и нам не приходило в голову выяснять, друзья мы или больше чем друзья. Не знаю, как бы я ответил на такой вопрос. Да, я решил не приставать к ней. Но это не мешало мне мечтать о том, как я разложу ее на своем диване. А однажды они с Америкой принялись толкаться и щекотать друг друга, и, глядя на них, я почему-то представил Эбби у себя в кровати.

От подобных мыслей невозможно было отделаться. Хоть какое-то время не думать о ее ножках мне помогло бы только одно: новая победа на сексуальном фронте.

Как-то раз я заметил в студенческой толпе знакомую мордашку. Эту девчонку я раньше видел с Дженет Литтлтон. Звали ее Люси, и она была очень даже ничего. Трясла декольтированной грудью и на каждом углу выла, как сильно меня ненавидит. Тридцать минут флирта, вечер в «Ред доре» — и она в моей квартире. Я едва успел входную дверь закрыть, как эта оторва начала меня раздевать. Наверное, все от ненависти, которую она питала ко мне с прошлого года. Потом она ушла. С улыбкой на губах и разочарованием во взгляде.

А я продолжал думать о Голубке. Даже усталость после оргазма не вытеснила ее из моей головы. Наоборот, теперь я чувствовал себя еще и виноватым перед ней.

На следующий день я вбежал в аудиторию и плюхнулся рядом с Эбби. Она уже достала ноутбук и учебник. Заметив меня, едва обернулась.

Было темно. Обычно в это время суток помещение освещалось естественным образом, но день выдался пасмурный. Я ткнул Эбби локтем: опять почти никакой реакции. Тогда я выхватил у нее карандаш и стал черкать на полях. Набросал несколько рисунков для татуировок, написал прикольными буквами ее имя. Она заглянула ко мне в тетрадь и улыбнулась.

— Может, пообедаем сегодня где-нибудь в городе? — спросил я, наклоняясь к ее уху.

Она беззвучно пошевелила губами: «Не могу».

Я нацарапал у нее в тетради вопросительный знак. В ответ Эбби написала: «Зря я, что ли, плачу за питание в кампусе?» — «Да ладно тебе!» — «Я серьезно».

Я хотел было продолжить этот спор, но на странице больше не было места. Итак, снова столовая. И чем наши поварихи порадуют меня на этот раз? Сгораю от нетерпения.

Эбби хихикнула, и я почувствовал то ни с чем не сравнимое удовольствие, которое всегда испытывал, если удавалось заставить ее улыбаться. Еще несколько загогулин, один большой дракон, и Чейни нас отпустил.

Я закинул Голубкин карандаш ей в рюкзак, подождал, пока она не сложит остальные вещи, и мы вместе отправились в столовую.

На нас уже не пялились, как раньше. Народ привык к тому, что мы все время вместе. Стоя в очереди, мы говорили о новом реферате по истории, который задал Чейни. Потом Эбби провела карточкой по терминалу и направилась к столику. Я заметил, что сегодня у нее на подносе нет апельсинового сока, который она брала каждый день.

За прилавком выстроились сердитые работники. Выбрав в качестве мишени кассиршу, очень суровую на вид, я обратился к ней:

— Извините, мисс… э-э-э… мисс…

Дама сразу почуяла, что со мной лучше не связываться. Большинство женщин понимают это, только оказавшись в непосредственной близости от моего дивана.

— Армстронг, — хрипло подсказала она.

Где-то в закоулках моего сознания мелькнула жутковатая картина: мисс Армстронг у меня на диване. Подавив отвращение, я продолжил атаку:

— Очень приятно. Решил обратиться к вам, потому что вы ведь, наверное, главная здесь… Скажите, апельсинового сока сегодня нет?

— Есть на складе. Некогда было выставить.

Я кивнул:

— Конечно, вы ведь постоянно заняты. Здесь никто так не работает, как вы. Это всем заметно. Наверняка вас скоро повысят.

Она приподняла подбородок, чтобы уменьшить количество складок на шее:

— Да уж пора бы… Ты хотел апельсиновый сок?

— Да, баночку. Если не трудно, разумеется.

Она подмигнула:

— Я сейчас.

Когда я поставил сок на Голубкин поднос, она сказала:

— Не нужно было. Я бы и сама достала.

Эбби сняла куртку и положила ее на колени. Плечи у нее были все еще загорелые и слегка лоснящиеся. Так и хотелось дотронуться. Чего только не пронеслось у меня в голове в этот момент!

— Ну а теперь тебе не придется хлопотать, — ответил я и улыбнулся одной из своих самых обворожительных улыбок. На сей раз искренне. Я смог что-то сделать для Голубки, и это было чертовски приятно.

Тут Брэзил фыркнул:

— С каких это пор ты превратился в мальчика на побегушках? Может, еще натянешь плавки и будешь обмахивать ее пальмовым листом?

Я вытянул шею и посмотрел на осклабившуюся физиономию Брэзила. Он ляпнул не со зла, но приятный момент был испорчен, и это меня взбесило. Тем более что я, наверное, и правда выглядел как лакей, когда нес Эбби сок.

Голубка наклонилась вперед и тоже уставилась на остряка:

— Заткнись! Тебе плавки даже не на что натягивать!

— Полегче, Эбби! Я же пошутил, — сказал Брэзил, поднимая руки.

— Просто… не говори о нем так, — пробормотала Эбби, нахмурившись.

Некоторое время я наблюдал, как Голубка молча борется со своим гневом. Успокоившись, она подняла на меня глаза.

— Дожил! За меня только что заступилась девчонка! — сказал я, огорошенный ее внезапным выпадом.

Слегка улыбнувшись Эбби, я встал, смерил взглядом Брэзила и, подойдя к урне, стряхнул туда содержимое своего подноса. Я был не настолько голоден, чтобы есть такую бурду.

От моего толчка металлические двери широко распахнулись. Я достал из кармана пачку сигарет и закурил, стараясь забыть неприятный эпизод с соком. Только что выставил себя дураком из-за девчонки. Теперь, поди, у моих «братьев» по «Сигме Тау» радости полные штаны. Ведь я два года издевался над ними, если кто-нибудь из них говорил, что у него с девушкой не просто секс. Ну а теперь подошла моя очередь помучиться. И я ни хрена не мог с этим поделать. Не мог, и все. Или даже еще хуже: не хотел.