Страница 8 из 56
— Чем могу помочь, инспектор? — спросил Кэйли до того, как Питт начал задавать вопросы. — Я ничего не знаю. Я был на приеме у Дилбриджей весь вечер до глубокой ночи. Любой подтвердит это.
Настроение у Томаса упало. Неужели каждый, с кем он будет говорить, не сможет точно вспомнить, чем занимался вчера?.. Да, все это глупо и не имеет значения. Почти наверняка убийцей был слуга, который, нарушив субординацию, напился и стал приставать к девочке, а затем, когда та закричала, от страха ударил ее ножом, чтобы она замолчала, — возможно, даже не желая убить. Форбс, вероятно, все это выяснит. Питт же расспрашивает хозяев просто потому, что это необходимо сделать. Простая формальность, чтобы все видели, что полиция работает не покладая рук. В любом случае будет лучше, если это сделает Питт, а не Форбс с его ужасным языком и любопытством, граничащим с наглостью.
— Вы можете припомнить, с кем были вчера около десяти часов вечера, сэр? — вернулся Томас к своим вопросам.
— На самом деле я поссорился с Бэрхамом Стивенсом. — Кэйли налил себе еще кофе и, раздраженно потрясши кофейник, поскольку из него вылилось только полчашки, со стуком поставил его на стол; звякнула крышечка. — Этот дурень сказал, что никогда не проигрывает в карты. Не перевариваю неудачников. Никто их не любит. — Он уставился на покрытую крошками тарелку.
— Итак, разногласие имело место в десять часов? — спросил Питт.
Кэйли продолжал смотреть в тарелку.
— Нет, чуть раньше, и это было больше, чем просто разногласие. Это была чертова ссора. — Он выглядел агрессивно. — Ну, не совсем то, что вы называете ссорой. Криков не было. Может быть, он вел себя не по-джентльменски, но мы оба достаточно хорошо воспитаны, чтобы не начинать скандал в присутствии женщин. Я вышел на улицу, чтобы остыть.
— В сад?
Кэйли снова уткнулся в тарелку.
— Да. Если вы хотите знать, видел ли я что-нибудь… то я не видел. Там было полно людей, толкущихся вокруг. У Дилбриджей очень странные социальные предпочтения. Я полагаю, у вас есть список гостей?.. Когда вы найдете убийцу, то, скорее всего, им окажется какой-нибудь слуга, нанятый на один вечер; некоторые люди нанимают кареты, вы знаете, особенно если приезжают в город только на время балов, на сезон… — Его лицо вдруг стало очень мрачным, а его немигающий взгляд был направлен прямо на Питта. — Честно скажу, не могу представить, кто убил бедняжку Фанни. — Его лицо вдруг исказилось от сдерживаемой боли, более глубокой, чем простая жалость. — Я знаю большинство мужчин на Парагон-уок и не могу отвечать за всех, но ни один из них, я верю, не способен вонзить нож в женщину, в такого ребенка, как Фанни. — Он оттолкнул тарелку с отвращением. — Я полагаю, что это мог бы быть француз, этот странный тип; да и «нож» звучит как что-то французское. Но это не кажется мне правдоподобным.
— Убийство часто не кажется правдоподобным, — тихо заметил Питт.
Он вспомнил о густонаселенных притонах, расположенных сразу же позади благопристойных улиц, где преступление — не более чем способ выжить, где младенцы учатся воровать тогда же, когда они учатся ходить, и только самые хитрые или самые сильные доживают до взрослого возраста. Но все это не относилось к жителям Парагон-уок, будучи для них шокирующим, зловещим, посторонним, и они постоянно искали способ, как не допустить эту грязь в свой мир.
Кэйли сидел тихо, снедаемый тяжелыми внутренними эмоциями. Питт ждал. Снаружи проскрипели колеса проехавшей мимо кареты.
Наконец Кэйли поднял глаза.
— Какой подонок захотел так поиздеваться над совершенно безвредным созданием, каким была малютка Фанни? — сказал он тихо. — Так бессмысленно…
Питт не знал, что ответить. Наконец он встал.
— Не знаю, мистер Кэйли. Предположительно, она узнала насильника, и он это понял. Но почему он вообще ее выбрал, только бог знает.
Кэйли ударил тяжелым сжатым кулаком по столу, не сильно, но с чрезвычайной энергией.
— Или дьявол! — Он положил голову на стол и не поднял ее даже тогда, когда Питт вышел из двери и закрыл ее за собой.
Снаружи сияло солнце, теплое и ясное. В соседних садах распевали птицы, где-то за поворотом процокали копыта лошади.
В первый раз Томас увидел, что кто-то искренне горюет о Фанни. Пусть для кого-то это не более чем обычное преступление, но для других — реальная трагедия; и как бы много времени ни прошло с тех пор, как все узнают, кто, как и почему убил, Фанни будет оставаться в памяти людей. Питту стало немного легче.
Следующим Томас решил навестить Диггори Нэша, который не сказал Питту ничего нового. Его не было дома, он играл в карты, так он сказал, на небольшой вечеринке, и ему не хотелось бы раскрывать имена других игроков. Питт решил, что на этой стадии расследования не обязательно настаивать на более подробных ответах.
Была уже вторая половина дня, и Томас не мог более откладывать встречу с Эмили и Джорджем. Он должен поговорить с ними.
Когда было объявлено о приходе Питта, Веспасия Камминг-Гульд пила чай с Эмилией и Джорджем. Эмили глубоко вздохнула и попросила горничную просить гостя. Веспасия критически осмотрела ее. И в самом деле, Эмили носила корсет, затянутый слишком туго для ее стадии беременности. Тщеславие хорошо, когда оно к месту, но не в том случае, когда ждешь ребенка, и каждая женщина должна знать об этом. Когда появится возможность, она должна сказать Эмили то, что не сказала ее собственная мать. Или бедная девочка так влюблена в Джорджа и так не уверена в его привязанности, что до сих пор пытается заинтересовать его? Если бы Эмили была немного лучше обучена, она бы знала о слабостях мужчин и использовала бы эти знания. Тогда она воспринимала бы свое интересное положение с некоторым безразличием, что играло бы в ее пользу.
А теперь еще приперся этот странный тип, полицейский инспектор; топчется в приемной…
Сплошные руки, ноги и фалды пальто; волосы, как швабра уборщицы, развевающиеся во все стороны…
— Добрый день, мэм, — вежливо сказал Питт.
— Добрый день, инспектор, — ответила Веспасия и, не поднимаясь, протянула ему руку.
Тот наклонился и дотронулся до руки губами. Это был неожиданно. Полицейский, чей социальный уровень был не выше, чем у торговца, проделал это совсем без смущения, даже в какой-то степени грациозно. Он уже не казался таким неуклюжим, как в момент своего первого появления. Действительно, он был странным существом!
— Пожалуйста, присядьте, Томас, — предложила Эмили. — Я попрошу принести еще чаю. — Она позвонила в колокольчик.
— Что вы хотите знать на этот раз? — спросила Веспасия требовательным тоном, уверенная в том, что парень пришел не просто чтобы нанести визит вежливости.
Питт чуть повернулся к ней. Он был необычайно прост, и в то же время Веспасия не находила его неприятным. В его лице чувствовались большой ум и юмор, гораздо более тонкий, чем она встречала у обитателей Парагон-уок, — за исключением, может быть, этого чудесного элегантного француза, от которого все здешние дамочки без ума. Не поэтому ли Эмили так старается…
Ответ Питта прервал ее мысли.
— Мне не удалось встретиться с лордом Эшвордом, когда я приходил сюда в прошлый раз, мэм, — ответил он.
Ну конечно, этот ужасный человек хочет встретиться с Джорджем. Было бы странно, если бы он не хотел.
— Понятно, — она сказала. — Полагаю, вы хотите знать, где он был.
— Да.
Веспасия повернулась к племяннику, сидевшему немного в стороне на ручке легкого кресла. Она всегда требовала, чтобы он сидел нормально, но Джордж никогда не делал этого, с самого детства. Он всегда ерзал, даже на лошади. Единственное, что ему помогало в верховой езде, — это его умелые руки, унаследованные им от матери; отец-то его был глупцом…
— Ну! — сказала она резко, глядя ему в лицо. — Где ты был, Джордж? Дома тебя не было.
— Я уходил, тетя Веспасия.
— Очевидно, уходил! — воскликнула она. — Куда?
— В клуб.