Страница 25 из 56
Единственное, в чем у Веспасии не было сомнений, так это в том, что Феба была сильно напугана.
Необходимо было нанести визит Грейс Дилбридж. Но визит этот оказался невеселым и состоял из обычных, почти ритуальных жалоб на эксцентричных друзей Фредерика и их непрерывные вечеринки, а также на унижение, которому Грейс подвергалась вследствие того, что ее отлучали от азартных игр и других событий, происходящих в комнате, выходящей в сад. Веспасия истратила на нее всю силу своего сочувствия. Она уже выходила от Дилбридж, когда вошла Селена Монтегю, сверкая глазами и болтая без умолку от избытка чувств. Перед тем, как покинуть дом, Веспасия услышала, как было упомянуто имя Поля Аларика. Веспасия улыбнулась. Ах, юность, юность…
Конечно, было необходимо навестить Джессамин. Веспасия нашла ее очень спокойной и уже сменившей свои черные одежды на обычные. Ее волосы блестели на солнце, освещавшем комнату через огромные окна, кожа имела нежный оттенок яблоневых цветов.
— Как это хорошо с вашей стороны, леди Камминг-Гульд, — вежливо сказала она. — Вы не возражаете против небольшого угощения? Чай или лимонад?
— Чай, если вас это не затруднит, — приняла предложение Веспасия и села. — Мне нравится чай, даже в такую жару.
Джессамин позвонила в колокольчик и дала указания служанке. После того как та ушла, хозяйка дома элегантно прошла к окну.
— Как бы хотелось, чтобы хоть немного похолодало, — она смотрела на сухую траву и на запыленные листья. — Это лето, кажется, никогда не закончится.
Веспасия весьма преуспела в искусстве вести пустые разговоры и всегда имела про запас соответствующую ремарку под любую тему; но сейчас, рассматривая спокойную и элегантную фигуру Джессамин, она подумала, что в этой женщине бушуют сокрушительные эмоции, и она никак не могла понять, что бы это могло быть. Они казались более сложными, чем просто горе. Или, может быть, сама Джессамин была такой сложной натурой?
Хозяйка дома повернулась к Веспасии и улыбнулась.
— Ваши предсказания? — спросила она требовательным тоном.
Та немедленно поняла, что имеет в виду Джессамин. Она думала не о летней погоде, а о полицейском расследовании. Джессамин была не тем человеком, с которым можно было уклониться от ответа, она была слишком умной и слишком сильной.
— Вы, может быть, ожидали другого ответа на ваш вопрос, — Веспасия смотрела ей прямо в лицо. — Смею сказать, что это может так и получиться. Но с другой стороны, лето может столь постепенно и тихо перейти в осень, что мы вряд ли заметим разницу, пока однажды не увидим изморозь на оконных стеклах и пока не начнут падать первые листья.
— И все это будет забыто, — Джессамин отошла от окон и села. — Останется просто трагедия из прошлого, загадка, которая никогда не будет раскрыта. А пока мы будем осторожны со слугами-мужчинами, которых нанимаем; впрочем, вскоре и это позабудется.
— На смену этой буре придут другие, — возразила Веспасия. — Всегда должно быть что-то, о чем можно будет говорить. Кто-то неожиданно разбогатеет, а кто-то потеряет состояние; будут женитьбы, кто-то заведет или потеряет любовника…
Рука Джессамин напряглась на расшитом валике дивана.
— Вероятно, но я бы предпочла не обсуждать любовные приключения других людей. Я считаю, что это их личные дела, и меня они не касаются.
Веспасия несколько удивилась, но затем вспомнила, что никогда не слышала, чтобы Джессамин сплетничала о романах или женитьбах. Она предпочитала разговоры о модных фасонах и званых вечерах, а в редких случаях — о событиях в мире, о бизнесе или политике. Отец Джессамин был человеком значительного достатка, но, естественно, все наследство отошло ее младшему брату, потому что он был мужчиной. После смерти старика люди стали говорить, что сын унаследовал все деньги, а дочь — мозги. Как слышала Веспасия, наследник оказался молодым глупцом; Джессамин же получила лучшую часть наследства.
Принесли чай. Женщины обменялись мнениями и воспоминаниями о минувшем светском сезоне, поговорили о модах и их грядущих изменениях.
Наконец Веспасия встала и пошла к выходу. У ворот она встретила Фулберта. Тот поклонился с забавной грацией, и они обменялись приветствиями, с ее стороны довольно холодными. Веспасия уже собиралась направиться домой, когда он заговорил:
— Вы навещали Джессамин?
— Естественно, — мрачно ответила она. Что за глупый вопрос!
— Очень увлекательно, не так ли? — Его улыбка стала шире. — Каждый из нас оглядывается назад, на свои личные грехи, чтобы убедиться, что они все еще скрыты от глаз людских. Если бы ваш полицейский, Питт, хотя бы немного интересовался чужим прошлым, он обнаружил бы, что это гораздо интереснее, чем подглядывание в замочную скважину. Это, скорее, похоже на сборку китайской головоломки, каждая часть которой превращается в нечто совсем другое, совершенно не похожее на то, чем было раньше.
— Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите, — сказала Веспасия холодным тоном.
По лицу Фулберта было понятно: он понял, что она говорит неправду. Веспасия отлично его понимала, даже если и не знала наверняка, на какие грехи он намекал. Фулберта же это не оскорбляло. Он продолжал улыбаться; казалось, смеялось все его тело.
— Большие дела творятся на Парагон-уок, которые вам даже не снились, — сказал он мягко. — Когда все станет явным, много всяких грехов выплывет на свет божий. Шкаф каждого из нас полон скелетов. Даже у бедняжки Фебы, хотя она сильно напугана и не может говорить. В один из этих дней она умрет от простого испуга. Если только кто-то не убьет ее раньше…
— О чем вы говорите? — Теперь Веспасия колебалась между двумя чувствами — гневом на этого нахального юнца, получавшего удовольствие от того, что он пугал собеседника, и чувством почти осязаемого холодного страха от того, что он, по-видимому, знал что-то, что было хуже любой ее фантазии.
Фулберт еще раз улыбнулся и пошел по дорожке к двери. Веспасии же ничего не оставалось, как продолжить свой путь, не дождавшись его ответа.
Прошло девятнадцать дней после убийства. Утром, когда Веспасия спустилась к завтраку, лицо ее было нахмурено, а пучок волос на голове был расположен на совершенно невероятном месте.
Эмили внимательно посмотрела на нее.
— Моя служанка говорит абсолютно дикие вещи… — Казалось, Веспасия не знает, как начать. Ее рука потянулась сначала к тарелке с сэндвичами, затем зависла над блюдом с фруктами, но ни над чем не остановилась.
Эмили раньше никогда не видела ее такой рассеянной.
— Какие вещи? — встревоженно спросила она. — Что-то связанное с Фанни?
— Я не знаю, — брови Веспасии поползли вверх. — Не уверена…
— Итак, что же это? — Эмили выходила из себя от нетерпения, не зная, начинать ей бояться или нет. Джордж отложил вилку и смотрел на нее, лицо его напряглось.
— Кажется, Фулберт Нэш исчез. — Веспасия говорила таким тоном, будто сама не верила в то, что говорит.
Джордж глубоко вздохнул, его вилка звякнула о тарелку.
— Что значит «исчез»? — медленно проговорил он. — Куда он ушел?
— Если бы я знала, куда он ушел, Джордж, я бы не сказала, что он исчез! — сказала Веспасия с необычной для нее жесткостью. — Никто не знает, где он. Вот в чем вопрос. Фулберт не появился вчера дома; никто не слышал, чтобы он договаривался с кем-то об обеде, и он не появлялся дома всю ночь. Его слуга говорит, что у него не было с собой запасной одежды, кроме легкого сюртука, который он носил во время ланча.
— Все кучера и ливрейные лакеи дома? — спросил Джордж. — Кто-нибудь заказывал экипаж для него?
— Очевидно, нет.
— Но Фулберт не мог просто так исчезнуть! Он должен быть где-то.
— Конечно. — Веспасия нахмурилась еще больше, взяла кусочек тоста и намазала его маслом и абрикосовым вареньем. — Но никто не знает где, а если кто-то знает, то не хочет говорить.
— О боже, — задыхаясь, сказал Джордж. — Вы предполагаете, что он был убит?