Страница 10 из 56
Фулберт улыбнулся.
— Разве Афтон не сказал вам, что я был с ним? Играл в бильярд.
— Вы играли, сэр?
— Нет, в действительности я не играл. Как вы, наверное, заметили, Афтон на несколько дюймов выше, чем я. Его раздражает, что он не может выиграть у меня, а я не хочу испытывать в очередной раз его дурной характер.
— Почему он не может выиграть у вас?
Ответ казался очевидным. Фулберт широко открыл свои голубые глаза и улыбнулся. У него были слишком мелкие для мужчины зубы.
— Потому что я обманываю его, мошенничаю, а он не способен понять, как мне это удается. Вот одна из немногих вещей, которые я делаю лучше, чем он.
Питт немного растерялся. Он не мог себе представить радость от победы в соревновании обманщиков. Впрочем, ни одна из игр не приносила Томасу удовольствия. В юности у него попросту не было свободного времени, которое он мог бы посвятить играм. А уж теперь и подавно.
— Вы были в бильярдной комнате весь вечер, сэр?
— Нет. Мне кажется, я сказал вам об этом… Я немного побродил по дому, зашел в библиотеку, поднялся наверх, зашел в кладовку дворецкого, выпил стакан портвейна… или два… — Он снова засмеялся. — Отсутствовал довольно долго. За это время Афтон мог выскользнуть из дома и изнасиловать бедняжку Фанни. А так как она была его сестрой, вы можете добавить кровосмешение к статьям обвинения… — Он увидел, как изменилось лицо Питта. — О! Я обидел ваши чувства? Я забыл, насколько пуританскими являются нравы нижних классов. Только аристократия и отбросы общества могут прямо и открыто говорить обо всем. И по размышлении получается, что только одни мы можем позволить себе существовать. Мы настолько самонадеянны, что уверены: никто не может заменить нас. А отбросам общества нечего терять. Вы действительно вообразили себе, что мой болезненно самодовольный братец прополз между бильярдными шарами и изнасиловал свою сестрицу в саду? Она ведь не была заколота бильярдным кием, ведь так?
— Нет, мистер Нэш, — ясно и четко произнес Питт. — Она была убита длинным ножом, остроконечным и, вероятно, заточенным с одной стороны.
Фулберт закрыл глаза, и Питт был доволен, что наконец-то причинил ему боль.
— Как отвратительно, — тихо произнес Нэш. — Я не выходил из дома, и это то, что вы хотели знать. Я также не видел и не слышал ничего странного. Но вы можете быть чертовски уверены, что, если я увижу что-то, я обращу на это внимание. Я полагаю, вы работаете над гипотезой, что это был какой-то безумец? Вы знаете, что такое гипотеза?
— Да, сэр. Но сейчас я просто собираю свидетельства. Для гипотез еще не настало время. — Томас специально использовал слово «гипотезы» во множественном числе, чтобы показать Фулберту, что он знал это слово.
Тот понял и улыбнулся.
— Ставлю два против одного, что это не так! Бьюсь об заклад, что это один из наших — какой-нибудь грубый, отвратительный тип, упорно скрывавший свою сущность; но в тот вечер она прорвалась сквозь тонкую оболочку, и вот… насилие! Ищите в этом квартале, инспектор. Смотрите на нас очень, очень тщательно, просейте нас через тончайшее сито, расчешите нас самой густой гребенкой — и вы увидите, каких паразитов и каких вшей вы натрясете. — Он весело засмеялся, затем поймал гневный взгляд Питта. — Поверьте мне, вы будете изумлены, увидев, кто попадется вам на пути.
Шарлотта с тревогой ждала Питта весь вечер. После того как она уложила наверху Джемайму на дневной сон, она вдруг заметила, что постоянно смотрит на старые часы на полке в столовой, то и дело подходя к ним и прислушиваясь к их тиканью, чтобы проверить, не остановились ли они. Хотя Шарлотта отлично знала, что это глупо — муж не мог вернуться раньше пяти, а то и шести.
Причина, по которой она так волновалась, заключалась, конечно, в Эмили. Сестра ждала своего первого ребенка, и, как хорошо помнила сама Шарлотта, ранние месяцы беременности могли стать нелегким испытанием: Эмили могла страдать не только из-за естественной неуверенности в своем новом состоянии, но и из-за тошноты, а иногда под воздействием беспричинной депрессии…
Шарлотта никогда не бывала на Парагон-уок. Конечно, Эмили приглашала ее, но Шарлотта не была уверена, действительно ли та хотела, чтобы она пришла. Еще с тех пор как они были девочками, когда была жива Сара и они жили на Кейтер-стрит с мамой и папой, прямолинейность Шарлотты сильно мешала ей в жизни. Мама находила для нее много выгодных женихов, но Шарлотта, не будучи расчетливой, подобно многим другим девушкам, не желала укорачивать свой язык и не искала способы очаровать кого-нибудь из кандидатов. Конечно, Эмили любила ее, но она также сознавала, что Шарлотте будет некомфортно в обществе на Парагон-уок. Старшая сестра не могла позволить себе соответствующую одежду, да и трудно ей было выкроить свободное время, отвлечься от ведения хозяйства. Шарлотта уже давно не была в курсе последних сплетен и все дальше отдалялась от круга, в котором вращалась Эмили.
Теперь Шарлотта страстно желала сама прийти и убедиться, что с Эмили все в порядке, что нет нужды бояться за нее из-за этого чудовищного преступления. Конечно, ее сестра могла оставаться дома, а выходить лишь со служанкой и только в дневное время, но это было ужасно. Шарлотта не хотела вспоминать или думать о том, как это уже случалось с ними когда-то.
Уже шел седьмой час, когда Шарлотта, наконец, услышала Питта за дверью. Она бросила кастрюлю с картошкой, которую в тот момент сливала, в раковину, опрокинув солонку с перечницей, и заспешила навстречу ему.
— Как Эмили? — спросила она с ходу. — Ты ее видел? Ты узнал, кто убил эту девочку?
Томас прекратил это излияние вопросов крепкими объятиями.
— Нет, конечно, не узнал; я только что начал расследование. Да, я видел Эмили, и выглядела она очень хорошо.
— О, — Шарлотта вырвалась из его объятий. — Ты ничего не узнал… Но ты знаешь, по крайней мере, что Джордж не имеет ничего общего с этим делом?
Питт открыл было рот, чтобы ответить, но она заметила нерешительность в его взгляде еще до того, как он нашел нужные слова.
— Ты не можешь знать! — Эти слова сорвались с ее губ как обвинение. Она поняла это в тот же миг и даже успела пожалеть об этом, но ей не хватало времени, чтобы извиниться. — Ты не можешь… Почему ты не спросил его, где он был?
Томас мягко отодвинул ее в сторону и сел за стол.
— Я спросил его. У меня просто не было времени проверить его слова.
— Проверить? — Шарлотта стояла совсем рядом с ним. — Почему? Ты не веришь ему? — Она знала, что была неправа. Томас имел право не верить; да и в любом случае просто вера ей была не нужна, как не нужна она была и Эмили. — Извини меня. — Шарлотта дотронулась до мужа, почувствовав через пальто твердость его плеча, затем вернулась к раковине и снова взялась за картошку. Она попыталась говорить нормальным голосом, но у нее это не получилось — голос вышел на удивление высоким. — Где, по его словам, он был?
— В клубе, — ответил Питт. — Большую часть времени. Он не может вспомнить, сколько времени пробыл там и какие еще клубы посещал после этого.
Шарлотта механически разложила по тарелкам картошку, мелко нарезанную капусту и тщательно приготовленную рыбу в сырном соусе. Это было блюдо, которому она недавно научилась. Но сейчас Шарлотта смотрела на это совершенство без всякого интереса. Возможно, глупо было бояться. Джордж, вероятно, мог точно указать, где он был все то время. Но она слышала о мужских клубах, о карточных играх, о ведущихся там разговорах; о мужчинах, которые выпивали там и даже засыпали, где сидели… Как можно было запомнить, кто был там в определенное время? Чем один вечер отличался от другого?
Не то чтобы Шарлотта думала, что Джордж мог убить эту девушку, ничего подобного; но из своего прошлого она знала, какой вред может нанести репутации даже простое подозрение. Если Джордж говорил правду, то он может жестоко оскорбиться, если Эмили сразу же и безоговорочно не поверит ему. Если же он избегал правды, что-то утаивал — скажем, флирт, глупое поведение, чрезмерные возлияния, — тогда он будет чувствовать себя виноватым. Одна ложь приведет к другой, и, запутавшись в этом клубке, Эмили, в конце концов, может заподозрить его даже в преступлении. Бывает, правда состоит из множества самых омерзительных нюансов. И будет крайне болезненно очищать ее от мелкого обмана, хитрости, недосказанности, с которыми жизнь была Удобной и о которых вы предпочитали не знать.