Страница 13 из 18
В этот период он смог обратиться к литературному труду, поработать в военных архивах, изложить пережитое на бумаге. Захотелось ему рассказать и о своей военно-дипломатической работе. К концу 60-х гг. маршал подготовил рукопись небольшой книги «С военной миссией в Великобританию и США», фрагменты которой были в 1969 г. опубликованы в журнале «Новая и новейшая история». Но в целом рукопись так и осталась в ящике рабочего стола автора.
Мемуары Филиппа Ивановича, как представляется, стали невольной жертвой большой политики. В начале 70-х гг. советский лидер Л.И. Брежнев энергично налаживал личные контакты с президентом США Р. Никсоном, утверждал политику разрядки международной напряженности. Были подписаны важнейшие соглашения по сокращению ядерных вооружений. На этом фоне мемуары известного военачальника, повествующего о далеко не безоблачных страницах в истории двух стран, наверняка были расценены как неуместные, несвоевременные. Не помогли ни маршальское звание автора, ни его членство в ЦК КПСС.
Только на излете советской истории в 1987 г. (то есть уже после смерти Голикова) книга увидела свет в издательстве «Прогресс», но лишь на английском и испанском языках. А на русском языке была издана и вовсе только в 2005 г.
Мемуары маршала отчетливо несут на себе отпечаток эпохи. Их автор явно отказывался понимать, что у США и Великобритании были собственные интересы, в чем-то совпадавшие с интересами Советской страны, а в чем-то нет. С позицией Ф.И. Голикова можно не соглашаться, но ведь так думало большинство советских людей. То, что в наши дни можно считать предрассудком, проявлением определенной узости мышления, тогда было убеждением людей, поднявшихся на смертельный бой с фашизмом: раз считаешь СССР своим союзником — энергично помогай ему не словом, а делом, действуй, а не ищи отговорки, жертвуй во имя победы, как всем жертвует советский народ.
В этом видятся очень важные штрихи к портрету военного поколения, и тут ни прибавить, ни убавить.
Очерк 3
КНУТ СВЕЧКОЙ
С самого начала войны стратегическое направление, на котором оборонялись войска Северо-Западного фронта, превратилось в арену драматических событий. Превосходя фронт по числу людей, артиллерии и танков, противник ударами 3-й танковой группы генерала Г. Гота и 4-й танковой группы генерала Э. Гепнера в первый же день расколол нашу оборону. К исходу 22 июня 1941 г. германские соединения вклинились на глубину до 60 км.
Отход с боями советских войск продолжался и в последующие дни. За три недели боевых действий Северо-Западный фронт оставил почти всю Прибалтику. С форсированием немцами реки Великая и захватом Острова и Пскова, к 10 июля создалась реальная угроза их прорыва к Ленинграду.
Верховный Главнокомандующий И.В. Сталин резко отреагировал на донесение командования фронтом об оставлении городов Острова и Пскова: «Истребительные отряды у вас до сих пор не работают, плодов их работы не видно, а как следствие бездеятельности командиров дивизий, корпусов, армий и фронта части Северо-Западного фронта все время катятся назад. Пора это позорное дело прекратить... Командующему и члену Военного совета, прокурору и начальнику 3-го управления — немедленно выехать в передовые части и на месте расправиться с трусами и предателями...»[30]
Однако никакими самыми грозными приказами невозможно было в короткий срок свести на нет преимущества, полученные противником в начале войны. Наши войска продолжали отступать, 15 августа оставив Новгород. В то же время отступление не было пассивным. Более того: закрывая путь на Ленинград, 12 августа из района юго-восточнее Старой Руссы нанесли сильный контрудар 11-я и недавно сформированная 34-я армии Северо-Западного фронта, активно поддержанные фронтовой и дальнебомбардировочной авиацией. За три дня они продвинулись в тыл новгородской группировки врага более чем на 60 км.[31]
К сожалению, как это нередко случалось в начале войны, контрудар не был достаточным образом подготовлен: острый недостаток ощущался, прежде всего, в авиации и средствах противовоздушной обороны. К тому же противник, быстро перебросивший в район Старой Руссы танковые, моторизованные и авиационные части, сумел упредить советские войска в переходе в наступление. С подходом его новых сил 34-я армия стала беспорядочно отходить, личный состав был охвачен паникой.
В результате, как докладывал И.В. Сталину член Военного совета 34-й армии бригадный комиссар И.П. Воинов, к 20 августа она, «потеряв больше 50% убитыми и ранеными, была настолько деморализована, что побежала беспорядочно». Армия потеряла почти всю артиллерию, из 86 тысяч в строю к 28 августа осталось, согласно этому донесению, лишь около 20 тысяч человек[32].
Была и еще одна причина случившегося — утрата управления штабом армии. «Нужно сказать, — писал по этому поводу бывший командующий фронтом генерал армии П.А. Курочкин, — что незавершенность контрудара наших войск под Старой Руссой объясняется не только слабым их прикрытием с воздуха, но и тем, что управление соединениями, особенно в 34-й армии, оказалось далеко не на должной высоте»[33].
В результате Верховный Главнокомандующий, потеряв веру в местное военное руководство, направил на СЗФ группу своих уполномоченных, дабы их жесткой рукой обеспечить благоприятный перелом в развитии событий. В нее вошли заместитель председателя Совнаркома СССР Н.А. Булганин, генерал армии К.А. Мерецков, лишь недавно освобожденный из заключения и еще не получивший постоянной должности, и заместитель председателя СНК СССР, заместитель наркома обороны, начальник Главного политического управления РККА армейский комиссар 1-го ранга Л.З. Мехлис. Последнего следует, по-видимому, считать ключевой фигурой, прибывшей 9 сентября в штаб фронта группы: Булганин вскоре вернулся в Москву, а Мерецков уже 17 сентября получил назначение на Волховский фронт. Мехлис же пробыл здесь дольше всех, до 2 октября 1941 г., замыкая на себя исполнение важнейших полномочий.
Как известно, дурная слава бежит далеко впереди. Тем должностным лицам, кто знал, чем обычно сопровождался выезд армейского комиссара 1-го ранга Мехлиса на тот или иной участок фронта, заблуждаться насчет своей дальнейшей судьбы не приходилось.
Почему? Сделаем небольшое отступление, чтобы стало ясно, по каким соображениям Лев Захарович был прислан на СЗФ. В число постоянных советников, институт которых уже на второй день войны был создан при Ставке Верховного Главнокомандования, он вошел сразу. Советы, однако, в столь напряженный момент должны были уступить место действиям. Вместо советников в Ставке явочным порядком начал функционировать институт ее представителей в войсках. По своим правовым возможностям и функциональным обязанностям входившие в него должностные лица заметно различались. По сути лишь члены Ставки являлись ее полноправными представителями, действовали от ее имени. Остальные лица выполняли роль уполномоченных в каждом конкретном случае. Их пребывание на фронте было обычно непродолжительным, главная задача состояла в уточнении обстановки, докладе в Ставку выводов по ней, помощи командованию на местах. Таковым уполномоченным Ставки в 1941 г. и был Л.З. Мехлис (хотя в документах его нередко именовали «представителем»).
Как профессиональному политработнику, ему не ставились задачи, относящиеся к управлению войсками. Его стихия была иной: политработа, надзор за высшим ком- и политсоставом, предельно откровенный доклад о политико-моральном состоянии на самый «верх». А кроме того — расследование действительных, а нередко и мнимых проступков различных должностных лиц, скорая расправа с неугодными вождю, а подчас и самому начальнику ГлавПУ. На практике Мехлис выступал в роли скорее не уполномоченного Ставки, а личного представителя Верховного Главнокомандующего.
30
Цит. по: Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия. Политический портрет И.В. Сталина. В 2-х кн. Изд. 2-е. Кн. 2. М., 1990. С. 179.
31
Великая Отечественная война 1941—1945. Кн. 1. С. 201.
32
ЦАМО, ф. 32, оп. 11309, д. 45, л. 272—273.
33
Курочкин П.А. Мы сражались на Северо-Западном фронте // На Северо-Западном фронте. М., 1969. С. 19.