Орангутан

Мы принялись за лечение, справились с воспалением легких, но обнаружили у Тони глистов. Вывели глистов — он снова простудился. После двух мучительных недель, когда я совсем извелась, он скончался.

Фрэнк и Билл были здоровы. Им было примерно по году, и мы поместили их вместе в большую новую клетку. Подвесили качели и веревку для физических упражнений, выдали для игры зеленые ветки, сделали постель из мешков и одеял. Клетка новичков стояла рядом с клеткой Евы, и они с интересом присматривались к соседке. Им было также видно, что делается вокруг, в частности на кухне.

Билла забрали у китайского скупщика, который у кого-то приобрел его за бесценок. Фрэнка нашел в джунглях лесник — малыш сидел на теле убитой матери и хныкал. Причину ее смерти нельзя было установить, потому что останки совсем разложились. Маленький Фрэнк, должно быть, много дней голодал, и он с жадностью набросился на бутылочку с молоком. Билл охотно последовал его примеру.

Ева очень ревниво встретила новичков. Она вообще отличалась ревнивым нравом, но пока все внимание сосредоточивалось на ней, у нее не было повода жаловаться. Новые детеныши были много меньше Евы, и Бидаи окружил их заботой. Как она сердилась, когда он чистил клетку соседей или кормил их! И если на нее не обращали внимания, она в ярости принималась лазить вверх-вниз по сетке или веревкам, плача и стуча кулаками. Или хлестала веревкой по сетке. Ева ревновала даже, когда Бидаи разговаривал со мной. Хотя ей шел уже третий год, и она заметно подросла и окрепла, Ева играла в саду далеко не так увлеченно и бурно, как Боб. Погуляет немного и возвращается к Бидаи, всячески льнет к нему.

Как ни хлопотно нам было с детенышами, как ни нарушали они наш обычный распорядок жизни и работы, нам было очень тяжело в тот день, когда пришла пора расставаться с Бобом. Том даже отказался провожать его в порт. Поехали мы с Бидаи, и я не смогла сдержать слез. Впрочем, я их ничуть не стыдилась.

Опустевшую клетку Боба починили и перевели туда Еву. Вид ее рожицы в окошке, обращенном в ванную, помог нам свыкнуться с отсутствием Боба. Хотя новая квартира была просторнее — лазай и качайся вволю, — Ева ничуть не обрадовалась переселению. Она хныкала, жаловалась, устраивала нам сцены, Сразу было видно, что ей не нравится на новом месте. Мы старались никак не реагировать, тогда она с рыданиями забилась под мешок.

На второй день она смирилась, освоила новые веревки и качели, отнесла предложенные ей зеленые ветки на верхнюю полку и сотворила из них нечто немыслимое. Потом туда же затащила в зубах свой мешок и наконец угомонилась.

Билл и Фрэнк тоже прижились. В октябре 1958 года они весили семь-восемь килограммов. Большую часть времени приятели возились и гонялись друг за другом. Билл был постарше и посильнее, вел себя поспокойнее и отличался прожорливостью. Фрэнк, отчаянный озорник, любил таскать у него из-под носа лакомые кусочки, за что и получал тумаки. Они кусали друг друга за шею и за пальцы рук и ног, но беззлобно, не причиняя вреда. Когда одного почему-либо извлекали из клетки, второй страшно возмущался. На ночь они забирались в один мешок и часто спали в обнимку.

Как-то раз, вернувшись из поездки в глубь острова, мы обратили внимание, что в клетках лежит всего по одной зеленой ветке. Том сердито позвал Бидаи.

— Почему ты не положил им больше веток? Разве не видишь, им нечем играть. Как бы ты сам себя почувствовал, если бы тебя посадили в клетку и тебе нечем было бы заняться? Подумай хорошенько!

— Туан… больше нет веток…

— Веток нет? А это что, а это? Чашки? Тарелки? Слава богу, в этой стране еще хватает деревьев, кругом сплошной лес. Добывай ветки в любом месте, залезай повыше, но чтобы ветки были.

И Бидаи каждое утро забирался все выше и выше на деревья за зелеными ветками. Лестница ему не требовалась. Зажав в зубах нож, он живо карабкался вверх по лианам и сучьям. Сидя в клетках, оранг-утаны с любопытством поглядывали на него.

Боб обнимает Еву, а она с мольбой глядит на Бидаи

Может быть, мы действуем неверно, надо предоставить им больше свободы? Пусть учатся лазать и живут на деревьях… Смотришь, приучим их к родной среде, и смогут вернуться к естественной жизни, когда окрепнут настолько, что не будут нуждаться в повседневном уходе. Но с каких пор можно начинать такое обучение? В три года, при весе в восемнадцать килограммов, Боб все еще оставался игривым детенышем. Нужна ли малышу в таком возрасте мать, чтобы обучать и защищать его в джунглях? Или достаточно общества сверстников, и он сам научится добывать пищу, драться и переходить с места на место, а став взрослым, обзаведется потомством?

Никакие книги или полевые отчеты не могли ответить нам на наши вопросы. Оставалось только самим провести изыскания в джунглях, а затем осуществить эксперимент дома и вне дома.

Оранг-утан в джунглях

Гаун Анак Суренг — один из лучших сотрудников нашего музея. Ибан-даяк из района Себуяу, он совсем молодым пришел в город, чтобы набраться жизненного опыта и получить профессию. Этот любитель странствий и охоты исколесил Калимантан вдоль и поперек, сопровождая ученых, коллекторов и разные университетские экспедиции. Став орнитологом, он великолепно изучил птиц приморья, горных и равнинных областей. Из его рук выходили превосходные чучела. Залы музея изобиловали его работами.

Мы поручили Гауну подыскать районы, где лучше всего можно изучать оранг-утанов. Вернувшись через месяц, он

привез дневник, который должен был служить нам путеводителем. Том не мог отлучиться, поэтому было решено, что поеду я вместе с Гауном. Я знала, что такой вариант Гауна вовсе не осчастливит, хотя он был только рад вырваться на волю. Нам и прежде приходилось вместе работать в полена раскопках у пещер Ньях. Мы без труда объяснялись с ним на малайском языке. Я знала его жену и детей, знала, что он любит прихвастнуть и подвержен приступам дурного настроения. Ничего, как-нибудь обойдется… Тем более, что с нами отправится еще Ина, который будет готовить и следить за снаряжением.

Рано утром мы простились с Томом.

— Ина, обещай хорошенько заботиться о мэм.

— Слушаюсь, туан.

— Ты ничего не забыл, Гаун?

Гауя стоял в зеленом походном костюме, брюки заправлены в шерстяные носки (он страшно не любил лесных пиявок), в руке — ружье.

— Туан…

Напоследок я подошла к клеткам с малышами.

— До свидания, детишки, — сказала я, подавая им руку. — Я отправляюсь в лес, хочу навестить вашу родню…

Три дня длилось наше путешествие по воде — сперва через Южно-Китайское море, потом вверх по реке в район Себуяу. Последнюю ночь мы провели в даякской деревне неподалеку от Плаи. Там удалось найти проводника-ибана по имени Бакар, который взялся показать нам лес, где недавно видели оранг-утанов.

Но первая вылазка прошла неудачно, мы ничего не обнаружили. На склонах гор вокруг Букит План нам не попалось ни одного следа, ни одного старого гнезда. Мы возвратились в Пендаван и направились в верховья реки Туба.

Большие участки леса в этом районе в прошлом веке расчистили под посевы. Мы нашли остатки старой деревни. Среди свежей поросли торчали сваи, на которых некогда стоял длинный дом. На земле подле свай лежали осколки старинной китайской и европейской посуды.

Нас порадовало, что некоторые из дурианов, посаженных прежними поселенцами, плодоносили. Дело в том, что плоды дуриана — этакие шиповатые футбольные мячи — составляют любимое блюдо оранг-утанов. Большинство деревьев были очень высокие, около тридцати метров, с редкой листвой.

Гаун показал рукой на одно из них.

— Гнездо. Всего несколько дней назад сооружено.