Страница 85 из 90
Князь. Княжескую власть мы застаем в Поморье в неразвитом состоянии. Князь, кажется, был только первый, более богатый и могущественный из знатных людей земли. Согласно с этим и права его были немногим выше прав прочей знати. Он владел большими поместьями и сильными крепостями, ему принадлежало право почина в общественных делах, т. е. назначение и созывание сеймов знатных людей для обсуждения и решения дел, он был главным воеводой ополчения земли и представителем ее при договорах о мире, наконец, соединено было право убежища для преступников и вообще людей, угрожаемых насильственною смертью… Но при всем том, власть князя была не только слаба фактически, но и основывалась на весьма шатких правах. Едва ли что значительное в отношении всей земли мог предпринять он по своему усмотрению, без согласия прочих знатных людей, бывших также своего рода князьями. Вот почему так незначительна в действительности была его личная помощь бамбергским проповедникам. Его авторитет, как видно, был очень слаб в больших городах. Штетинцы стояли как-то независимо от него, раздорили с ним и грабили его владения, волыняне ни во что вменяли его право убежища; сам Оттон побеждает упорство язычников, прибегая не к силе и власти туземного князя, а к силе князя польского. Кроме главного князя всей земли, были и местные князья. Они, вероятно, входили в состав высшего благородного сословия и ничем существенно не отличались от прочих знатных лиц земли.
Чужеземцы. Народ, находившийся в постоянных торговых сношениях с чужими странами, не мог не быть терпимым к людям захожим, чужеземцам. Они необходимо должны были у него пользоваться правом безопасности. Примеры противного, указываемые нашими источниками, находят объяснение в истории: в чужеземцах народ часто видел и встречал врагов, посягавших на его свободу и мир, относившихся к нему с корыстными целями, оскорблявших его верования и святыни. Под действием подозрительно-неприязненного взгляда на таких врагов-чужеземцев и Оттону с его спутниками пришлось несколько раз испытать действительную опасность, но там, где на них глядели иначе, т. е. без недоверия и подозрения, там и отношения к ним туземцев становились иные. Там действовал старый патриархальный обычай гостеприимства, в силу которого личность гостя-странника не только находилась в полной безопасности, но и имела право на уважение и обязывала к дружественному приему и угощению. С удивлением встречали проповедники действие такого доброго обычая: его существование казалось им странным у язычников, "в царстве диавола". Поэтому, устранив случайную возможность неприязненных отношений к чужеземцам и проистекавшей отсюда опасности или гибели для них, мы должны будем признать, что закон-обычай в Поморье предоставлял им и право безопасности, и право гостеприимства.
Управление. Земля разделялась на области или жупы. Центром каждой жупы был город, к нему принадлежало или, вернее, тяготело большее или меньшее число крепостей и других мест оседлости. Все они вместе составляли в административно-юридическом отношении одно целое: город был только центральным местом управления жупы и не имел, как кажется, своего особого, отдельного от прочих частей ее, юридического устройства и управления; потому и не существовало в смысле права различия между бытом города и всей жупы, не видно сословия городского, и понятие "горожанина" было скорее понятием местным, чем юридическим. Такое устройство понятно там, где город образовался не вследствие намерения отделить свои интересы от интересов прочих мест страны, а единственно по естественному стремлению к удобствам общежития и безопасности. Он стал центром страны, но не обособился от нее в самостоятельную единицу и жил с ней одной общей жизнью. Из правительственных лиц в "Жизнеописаниях" упоминаются: старейшины народа, знатные, лучшие, первые люди, князья, т. е. благородные дворяне; начальники городов или кастелланы, наконец, воеводы. Все эти лица составляли городской совет, обсуждавший и решавший дела, касавшиеся города и всей жупы. Упоминаются также: вестники, которые объявляли народу решения правительственного совета, стража начальника города и деревенский староста, управлявший княжьими имениями. В делах, касающихся религии или связанных с нею, принимали участие и жрецы. Способ решения дел происходил посредством совещаний: вечей и сеймов. Вече было двух родов: одно — открытое всенародное, имевшее место на площадях или особых вечевых местах, где были устроены в Штетине для этого вечевые степени или возвышения, с которых можно было говорить к народу; другой род веча — частный или закрытый — происходил в особых помещениях или в зданиях, принадлежащих святилищу и называвшихся континами (в Штетине); здесь участвовали только члены правительства, старейшины, знатные люди земли, вообще — правительственный совет. Обсудив дело, они предлагали свое решение на утверждение народа и к исполнению. Сеймы собирались в случае важных дел, касающихся интересов всей страны; князь назначал время и место, знатные люди, воеводы и жупаны съезжались, обсуждали предстоявшие дела и принимали свое решение.
Преступление и наказание. Преступным действием считались нарушение данного обязательства, нарушение установленных законов и обычаев отцов, которыми держалась страна, а равно и неисполнение постановлений городского совета и народа. Наказаниями были: лишение свободы и тяжелое заключение в тюрьму — за первый род преступлений; поток или разграбление и сожжение дома преступника — за последний. Существовали ли наказания увечьем членов и смертная казнь? Судя по тому, что было сказано штетинцами на предложения Оттона принять христианство, можно подумать, что их не было. Для увечья, действительно, мы не находим примеров в наших источниках, но что поморяне предавали позорной смерти не только христианских проповедников, но и своих — на это указания существуют, а потому едва ли и следует заключать из слов штетинцев об отсутствии смертной казни. Существование как ее, так и правного увечья доказывается другими источниками, которых мы здесь не касаемся.
Суд. Каким образом и через кого производился суд и расправа — на это нет никаких указаний. Все, что мы можем отметить в этом отношении — существование права убежища: обвиняемый, которому грозила смерть, убегал в княжье место и был там в безопасности до разбора дела. Если преступление его доказывалось — князь выдавал его на расправу. Конечно, такое учреждение явилось вследствие потребности ограничить действие личной расправы или кровной мести. Как показывает случай с бамбергскими проповедниками — право княжьего убежища мало уважалось волынской вольницей.
Международные отношения. При том распространении в каком мы находим у поморян пиратство и грабеж соседей — международные отношения едва ли могли быть определенны и тверды; но интересы торговли и потребность безопасной жизни все же вызывали необходимость договоров и союзов с другими племенами, основанных на взаимных обязательствах. В таком союзе состояли поморяне с руянами, такие договоры заключали они с Польшей, обязываясь ими к дани и военной помощи. Договоры заключались посредством уполномоченных людей или посланников и скреплялись, как мы заметили выше, символическим действием рукобитья и поцелуя, знаменовавшим мир, согласие и любовь.
Внутренние отношения, т. е. отношения друг к другу отдельных областей страны, кажется, тоже основывались на взаимных обязательствах, по крайней мере — при нападении лютичей на Дымин князь с войсками явился на помощь последнему.
Религия представляла верный нравственный образ быта и культуры народа. Мы находим в ней то же раздвоение, как и в жизни: с одной стороны — это религия мирного земледельца, боготворящего силы природы, чтущего добрых, дружественных богов, наделяющих людей всяким обилием и земным богатством; с другой — это религия воина или пирата, исполненная грозных образов и страха, карающая гибелью, погромами и разорением. Религия поморян перешла за черту простого естественного народного верования и поклонения: она была в веденьи развитой жреческой иерархии и из этой школы выходила в форме доктрины, вероучения, богослужебного ритуала. Божества воплотились в определенные внешние образы (идолы), разместились в определенном порядке по храмам, получили определенный порядок чествования. Насколько во всем этом участвовала объяснительная, систематизирующая богословская работа жрецов — сказать трудно; но присутствие ее здесь несомненно.