История балтийских славян

LIX. Религиозная и административная самостоятельность жуп. — Значение и власть жупанов

Сосредоточенная в городе, жупа составляла особый общественный круг, цельный и замкнутый в себе.

Она имела самостоятельность религиозную; у нее был в городе свой общественный храм, свой жрец, свое общественное богослужение, для которого в известные дни сходилось в город все население жупы. Самостоятельность жупы у балтийских славян хорошо выразил Титмар в замечательном своем свидетельстве, что "сколько у этих Славян волостей (т. е. жуп), столько существует у них храмов и особых истуканов, которым поклоняется языческий народ".

Жрец был духовный глава жупы, светский глава был жупан. Он принадлежал к знатному сословию, иногда даже к княжескому роду, и назначался, кажется, по крайней мере на Поморье, князем[44]. Выбор падал всегда, без сомнения, на человека богатого, владевшего поместьями, имевшего средства содержать дружину. Местопребыванием жупана был "город", почему при перенесении на Поморье латинского и немецкого языка его стали называть бургграфом и кастелланом.

Жупан был высшим должностным лицом, ему принадлежала администрация жупы. Мы знаем, что князь у балтийских славян (эти отношения особенно ясно выказываются на Поморье) не имел в собственном смысле правительственной власти. Каждая жупа управлялась особо, решая дела на общем сходе народа или советом знатных людей и стариков. Глава схода и совета был, без сомнения, жупан; и он же был посредник между княжеской властью и жупой. С одной стороны, он был исполнителем княжеской воли в своей жупе, с другой, он являлся представителем жупы перед князем: князь без его совета и согласия не принимал решения, касавшиеся жупы, но когда решение было принято, то жупан объявлял его народу и исполнял. О делах всей земли, т. е. совокупности жуп, рассуждали жупаны общим советом; этому совету предлагал князь те меры, которые касались всей земли; они не могли быть приняты без общего согласия жупанов, и ими же опять провозглашались и исполнялись. В случае малолетства князя, власть его переходила к совету жупанов.

Значение жупанов было, таким образом, велико, но крайне неопределенно. Жупан зависел и от народа своей жупы, который, собравшись на сход или поручив решение общественного дела старикам и знатным людям, предписывает ему свою волю, и от князя, который назначал его и служителем которого он считался; а с другой стороны, опираясь на народ, жупан мог действовать почти независимо от княжеской власти, опираясь на князя и на дружину, он мог почти безответно править жупой[45]. Такая неопределенность отношений видна во всем общественном устройстве балтийских славян. Когда нахлынули на Поморье стихии немецкие, когда все стало переходить к немцам, не дано было славянскому народу даже в своих жупанах, — несмотря на то, что они, по-видимому, имели такую силу и казались учреждением чисто славянским, чисто народным, — найти помощь и опору в борьбе с чужим наплывом: жупан принадлежал к знати, немецкая жизнь пришлась ему по нраву, ему захотелось жить в своем "городе" не так, как прежде, подчиненным князю и народу правителем жупы, а чем-то вроде рыцаря, самоуправным господином и повелителем, связанным только законом вассальства в отношении к князю, и вот мы видим, что поморское жупаны в XII и XIII в. с каким-то особенным рвением переходят на немецкую сторону и спешат подчиниться новым условиям феодального права.

В чем именно состояла администрация у балтийских славян и как проявлялась в ней власть жупана, об этом мы почти не знаем. Администрация была, конечно, самая простая, и не нуждалась в особенных учреждениях. Дела внутреннего распорядка в каждой деревне решались, без сомнения, в ней самой, с помощью схода и старосты, который был и у балтийских славян[46]. Военная повинность раскладывалась самим народонаселением деревни по семьям: налагая на побежденных поморян обязанность выставлять вспомогательное войско, польский князь требовал (и в этом он, конечно, придерживался народного обычая), чтобы "девять отцов семейства снаряжали десятого в поход, снабжая его, как следует, оружием и всеми нужными вещами, и при этом тщательно заботились дома об его семье". За преступление, совершавшееся в известном месте, отвечало все окрестное население. Поморский князь Богослав писал в 1182 г.: "Повелеваем всем, находящимся под нашею властию, со всем старанием наблюдать, чтобы любезным нам каноникам (водворенным в Бродском монастыре) не причинялось никакого вреда и ущерба, тайного или явного, так как не только виновный, если будет открыт, подвергнется тяжкой ответственности, но и соседи, вокруг живущие, будут принуждены вознаградить сполна из собственных средств понесенный ими (т. е. канониками) убыток". Едва ли, поэтому, административный круг власти жупана мог быть обширен. Главные его обязанности сосредоточивались, кажется, в городе: он распоряжался работами, которые жупа должна была производить, постройкой и исправлением городских укреплений и общественных зданий, составлявших принадлежность города, т. е. княжьего дома и, вероятно, храма, а также, где было нужно, мостов, дорог, плотин и т. п. Он наблюдал, конечно, за торговлей, которая производилась на городском рынке, и за взносом разнообразных податей и пошлин. Для сбора податей и пошлин, взимавшихся с судов у известных пристаней, с телег за проезд через некоторые мосты, и при въезде в города, были особые сборщики, которых, вероятно, назначал жупан; к сборщикам поступала также взимавшаяся для князя, натурой, часть с хлеба (осып), с рогатого скота, со свиней и овец, с меда и т. п., и чрезвычайные подати, которые по временам налагались князем на народ, но взнос собственной подати, лежавшей на народонаселении жупы, производился у балтийских славян в корчме: корчма была непременно на каждом рынке, в каждой жупе, и находилась обыкновенно, как и рынок, под самим городом[47]. Подать, вероятно, была двоякая: одна, кажется, взималась в корчме за продажу на рынке (так называемая таргове, т. е. торговая), другая поступала туда из каждой деревни, в виде поголовной подати с целого общества (нарок)[48], или подати с дворов и тягол (подворове и порадлне). Таким образом, корчма составляла у балтийских славян какую-то принадлежность общественного управления и находилась в прямом ведении жупана. Наконец, жупан должен был наблюдать за теми временными повинностями, к которым жупа была обязана при личном пребывании или проезде князя, как-то за поставкой подвод (это называлось проводом), за угощением князя и его дружины (гоститва), устройством его стана (становое), хождением за его охотой, собаками, соколами и т. п.

За свою службу жупан имел от жупы известные доходы, beneficia[49], но в чем они состояли, неизвестно.

LX. Суд у балтийских славян. — Их юридические понятия

Суд у балтийских славян принадлежал не жупану, лицу зависимому, а самому князю и народу. Важное свидетельство мы находим у Гельмольда: "В земле Вагров, говорит он, был лес, посвященный божеству, и в этом лесу по понедельникам собирался народ той страны со своим жрецом и князем для суда". Стало быть, у вагров не было особых судей и судилищ, а суд, поставленный под покровительством божества, принадлежал народу в совокупности с князем и жрецом, толкователем воли богов.

Других известий о судебной власти у западных племен балтийских нет, но мы можем предполагать, что у бодричей она принадлежала по преимуществу князю, у лютичей общине, на Ране была в руках жреца Святовита. На Поморье судьей был князь. В самых важных случаях дело, вероятно, предлагалось на решение ему непосредственно, и им самим произносился приговор, конечно, по обсуждении в совете жупанов или в сейме знатных людей и стариков. Но в случаях обыкновенных дел, конечно, не могли всегда обращаться к князю: их было много, а страна была обширная. Поэтому князь назначал в каждой жупе человека, которому передавал свою судейскую власть; таков характер судей на Поморье: то были уполномоченные князя, и таких судей мы находим во всех городах, т. е. жупах, Поморья. Судья и суд был непременной принадлежностью "города", и суд производился, без сомнения, на княжьем дворе[50]. Сколько видно из поморских грамот, судебные дела различались на малые, большие и наибольшие; первого рода дела соответствовали, кажется, гражданским искам, второго и третьего рода были уголовные (дела смерти и крови); в делах малых определялись разные взыскания, в больших виновный подвергался, в первой категории, лишению члена, в последней смертной казни (в юридической формуле поморских грамот этого рода уголовные дела назывались "судом руки и горла"; но, по-видимому, большей частью то и другое наказание выкупалось пеней, так что поморяне упрекали немцев за жестокость их наказаний, за их обычай рубить руки, выкалывать глаза у преступников. У балтийских славян существовала родовая месть, но было стремление заменить ее законным судом над убийцей и денежным выкупом. За суд платилось князю или судье известное количество денег (кажется, в маловажных делах четыре гроша, почему и сам суд такого рода дел назывался судом четырех грошей, и также к князю и к судье поступала известная часть денежной пени, которой выкупалось преступление. Таким образом, суд стал одним из значительных доходов, как для князя, так и для служителей его, которым он передавал свою судейскую власть, и суд стал приниматься почти в смысле земской повинности, существовавшей в пользу княжеской власти: "суд и повинности", вот обыкновенное выражение поморских князей, когда они, учреждая церковь или монастырь, даруют им свои доходы с определенной местности; замечательна в этом отношении грамота поморского князя Гремислава от 1198 г.: "дарую ордену Гроба Господня мой город по имени Старгрод, с землями, лесами, водами, озерами, мельницами, бортями, со всеми родами судопроизводства, сюда относящимися, с податью и со всеми другими его принадлежностями"; мы видим, какая связь была между городом и судом, и как суд сопоставлялся с податью.

44

Когда Поморье разделялось между двумя князьями-братьями, то в важном и доходном городе Колобреге, которым они владели сообща, появляется два жупана; если бы жупаны не назначались князьями, то не было бы, конечно, такого двоевластия; заметим еще, что при двух жупанах Колобрег имел тогда и две корчмы: в корчме производился сбор податей, и каждый князь хотел иметь в общем городе свою корчму, как и своего жупана. Что жупаны на Поморье назначались князьями, а не народным выбором, мы предполагаем еще и потому, что они иногда перемещались из одного города, из одной жупы, в другую; наконец, мы предполагаем это по аналогии с Польшей и Силезией. Разумеется, у лютичей, в то время, когда княжеской власти не было, выбор жупанов должен был зависеть от общины.

45

Так было на Поморье со времени утверждения христианства; в грамотах почти не видно народного схода, управление принадлежит князю и жупанам.

46

Хотя слово староста не встречается в древних памятниках, относящихся к балтийским славянам, но оно сохранилось даже в XVI и XVII вв. во многих местах (особенно в Бранденбурге), где еще жили остатки славян.

47

Таких свидетельств множество в поморских грамотах. Иногда какое-нибудь важное село, в котором сосредоточивалась некоторая торговля, имело корчму, которая становилась тогда сборным местом и финансовым центром для окружающих деревень. Корчмы распадались, таким образом, на два разряда, на большие и малые: первые, кажется, были городские, вторые — сельские.

48

Что эти подати шли в корчму, несомненно потому, что корчма является на Поморье главной, так сказать, кассой князя в каждой жупе: когда князь учреждал какой-нибудь монастырь, основывал какую-нибудь церковь, то вместо того, чтобы назначать ей содержание из своей казны, он давал ей право получать из корчмы такой-то и такой-то жупы столько-то денег, три, пять, шесть, десять марок серебра: такие распоряжения мы читаем в бесчисленном множестве поморских грамот. Когда Поморье, по воле князя, с совета и согласия сейма, приговором жупанов, положило жертвовать известное количество воска в церковь, где хранились останки св. Оттона Бамбергского, то как собиралась эта подать воска? Воск поступал в каждой жупе в корчму, и оттуда уже свозился в Щетин и отправлялся в Бамберг.

49

Вероятно, эти доходы состояли в каком-нибудь проценте с податей за труд сбора, поэтому князь, слагая с деревень подати, которые платились ему, мог с тем вместе освобождать их от платы жупану.

50

Беспрестанно упоминаются в поморских грамотах судьи подле жупанов: castellani (иначе comites), tribuni (или advocati) et judices, вот обычная формула: где жупан (кастеллан), там и судья. Жития Оттона говорят, что в каждом городе Поморской земли был двор княжий с правом убежища: очевидно, что в языческой земле, где существовала родовая месть, право убежища было необходимым признаком и принадлежностью того учреждения, которое обезоруживало родовую месть, т. е. суда; где было убежище, там был непременно суд. Доказательством этого соотношения служит и свидетельство Гельмольда, что священная роща Вагрская, где производился суд, считалась также недоступным для родовой мести убежищем.