Страница 3 из 9
Хозяин козы вынул травинку и спокойно ответил:
— Рисую.
— А где ваши кисточки и краски? — спросила какашка. Она даже оглянулась в поисках холста, но его нигде не было.
— Я создаю картины в голове, — ответил он, и встряхнул светлыми сальными волосами, похожими на солому.
— Но так ведь их никто не увидит! — удивилась какашка.
— Для настоящего художника это — неважно, — ответил он.
— А я думала, вы — гений или мыслитель, — робко вставила какашка.
— Называй меня просто — великий русский художник, — представился он.
— Очень приятно. Какашка, — скромно представилась она.
Великий русский художник отвернулся, снова сунул соломинку в рот и, запрокинув голову, стал смотреть на небо.
— Простите, — шаркнула ногой какашка. — А что вы сейчас рисуете? Если не секрет.
— Не секрет, — великий русский художник вздохнул. — Вон видишь те цветы — это Иван-чай. Я его сейчас и создаю — у себя в голове.
— А зачем вам его создавать, если он уже создан? — полюбопытствовала какашка.
— Очень глупая ты, какашка, — вздохнул великий русский художник и снова уставился в небо.
Какашка чуть не заплакала от обиды на себя — вот только что появился человек, который не убежал при ее появлении, как она уже все испортила.
— Простите, — пролепетала она.
Великий русский художник ничего не ответил. И как она ни шаркала ножкой, не покашливала, он больше не обращал на нее внимания. Какашка подождала еще немного и уже собралась уходить, когда великий русский художник вдруг заговорил:
— Они хотят, чтобы я рисовал цветы, — с обидой в голосе сказал он, и какашке показалось, художник сейчас заплачет.
— Кто они? — спросила какашка.
— Они — это все, — ответил он. — А я не хочу рисовать цветы. Я, может быть, хочу нарисовать какашку…
— Вы хотите написать мой портрет? — с замиранием сердца спросила какашка.
— Возможно, — неопределенно ответил великий русский художник.
— Почему? — прошептала какашка, надеясь, что великий русский художник сейчас скажет, что у нее — масса достоинств. Но вместо этого он сказал:
— Потому что я в жизни своей не встречал никого противней тебя, какашка.
— Зачем же вы хотите меня рисовать? — расплакалась какашка.
— Потому что ты — не цветок, — ответил он, и подтянул веревку на штанах. — Вот если бы люди какали цветами, я бы тогда только и хотел цветы рисовать. Ты согласишься мне позировать? — спросил он.
— Нет-нет, — замотала головой какашка. — Я очень спешу. Меня ждут — дома.
— Кто тебя может ждать, кроме меня — великого русского художника, — засмеялся он.
— Вы — злой, — сказала какашка.
— А художник и не должен быть добрым, — ответил он, и какашка поспешила прочь от него.
— Ладно, — крикнул он ей вслед. — Я буду ждать тебя здесь. Ты все равно придешь!
Прокричав это, он снова уставился в небо, а какашка, прибавив ходу, подумала про себя — никогда в жизни к тебе не вернусь.
Какашке уже не терпелось увидеть какаша. Она слепилась в шарик и поскакала по кочкам и буеракам. На пути с ней не случилось ничего особенного, наверное, потому что она стремилась к своей цели и не оглядывалась по сторонам. Только один раз она угодила в одинокое дерево, прилипла к нему, а когда отлипла, у нее на животе остался отпечаток его коры. Какашка полюбовалась узором, замазала его ручками, и хотела отправиться дальше, как вдруг дерево дернулось ей на встречу и проговорило:
— Подожди, какашка. Куда ты так спешишь?
Какашка остановилась на безопасном от дерева расстоянии — она заметила, что это облепиха, и на ее колючке уже сох проколотый кузнечик.
— Простите, могу я быть вам как-то полезной? — спросила какашка.
— Еще как можешь, дорогая, — ответило дерево, а какашка приободрилась, и подумала: может, и напрасно она спешит так к какашу, а кузнечик мог попасть на шип по неосторожности, в конце концов, облепиха не виновата, что на ней растут шипы, как и она, какашка, не виновата в том, что родилась липкой и жирной. А кузнечикам, добавила про себя какашка, нужно просто получше смотреть, куда они летят.
— Я тут стояла и ждала тебя, — сказала облепиха.
— Меня? — обрадовалась какашка.
— Конечно, тебя. Посмотри, — облепиха качнулась и показала какашке свой правый бок, — видишь я с правой стороны немного облезла.
— Ах… — посочувствовала какашка.
— Стою тут в поле одна одинешенька, — продолжила жаловаться облепиха. — Мне удобрения не хватает. Помоги мне.
— Как? — спросила какашка.
— А вот так — ложись под мои корни, а я выпью из тебя все соки.
— Что же останется от меня? — поинтересовалась какашка.
— Ты соединишься со мной, и по осени твоя частичка попадет в каждую мою ягоду.
— Но я не хочу попадать в ягоду, — замотала головой какашка. — Я хочу быть какашкой.
— Странное желание, — хмыкнула облепиха.
Увидев, что какашка уходит, она попробовала дотянуться до нее своими колючими ветвями, но не смогла.
— Дорогая какашка, не уходи, послушай меня еще минутку, — заворковала облепиха ласковым голосом. — Если тебе так уж нравится быть какашкой, то ты можешь снова в нее родиться из ягод.
— Как это? — остановилась какашка.
Она не собиралась становиться облепихой — ей просто стало любопытно.
— А вот так, — от радости, что какашка остановилась, облепиха даже потирала свои сухие ветки. — Когда ягода созреет, кто-нибудь ее соберет, съест и снова накакает тебя.
— А кто меня может снова накакать? — поинтересовалась какашка — она не обдумывала предложение облепихи всерьез, но все же ей нравилась мысль о том, что она может выбрать себе нового родителя.
— Тут поблизости живет один мужик, — сказала облепиха. — Он, правда, пьяница, но частенько приходит сюда и срывает с меня ягоды.
— Нет, — замотала головой какашка. — Я не хочу выкакиваться из пьяницы.
— Где ж я тебе возьму не пьяницу?! — воскликнула облепиха. — Тут деревня.
— Ну и что?
— А то, что в деревне живут одни пьяницы.
— Меня, например, накакала прекрасная маленькая девочка, — скромно сказала какашка.
— Девочки сюда не ходят, — расстроилась облепиха. — Но мы можем подождать, вдруг какая-нибудь из них появится.
— Пожалуй, я пойду, — сказала какашка.
— Постой, — взмолилась облепиха. — Подумай только, если тебя выкакает пьяница, ты всегда будешь веселой какашкой.
— Мне и так весело, — какашка подпрыгнула.
— Хорошо, — согласилась облепиха. — Можешь идти. Но сначала объясни мне — какая разница, быть той какашкой или этой? Не все ли равно — какашка есть какашка!
Какашка остановилась. Почесала голову, подумала-подумала…
— Мне не все равно, — радостно воскликнула она. — Какаш любит меня такой, потому что я особенная, и во мне много достоинств!
— Он тебя сильнее полюбит, когда ты станешь веселой облепиховой какашкой! — сказала облепиха.
— Но это буду уже не я! — громко ответила какашка и покатилась дальше.
Больше она никого не встретила и к вечеру докатилась до ямки. С громким и радостным криком она кубарем скатилась в нее, предвкушая, как сейчас вляпается в какаша, но вляпалась она только в лужу, оставленную дождем.
— Какаш, — жалобно позвала она и пошарила по ямке ручками.
Никто не отозвался.
— Какаш, ты где? — продолжала звать она.
Ямка оказалось пуста.
Какашка свернулась улиткой, обхватила ручками голову и горько-горько заплакала. Она не ценила какаша. Она назвала его вонючим. В этот момент какашка почувствовала такой острый приступ любви к какашу, что стены ямки затряслись от ее громких рыданий.
Наконец, обессиленная и обезвоженная, она ненадолго забылось коротким сном, а когда проснулась, на небе уже выглянули первые звезды.
— Какая я глупая какашка! — воскликнула она. — Мы ведь договорились с какашем, что встретимся в ямке через три дня, а прошло всего два!