Слово за слово

Шолом-Алейхем (1859–1906) – классик еврейской литературы, писавший о народе и для народа. Произведения его проникнуты смесью реальности и фантастики, нежностью и состраданием к «маленьким людям», поэзией жизни и своеобразным грустным юмором.

…Не теперь, упаси бог, а во время оно был я казенным раввином. Что представляет собой казенный раввин, незачем перед нашими людьми особенно распространяться… Они по личному опыту знают, что это за зверь такой… И вдруг однажды открывается дверь, и ко мне заявляются краса и гордость нашего общества, четверо знатных купцов, самые, можно сказать, крупные богачи города…

Шолом-Алейхем

Шолом-Алейхем

Слово за слово

…Не теперь, упаси бог, а во время оно был я казенным раввином. То есть вроде как бы и раввин, но «казенный»…

Что представляет собой казенный раввин, незачем перед нашими людьми особенно распространяться… Они по личному опыту знают, что это за зверь такой. Выдать метрику, зарегистрировать брак или развод, записать новорожденного – это его прямая обязанность… У него твердая такса для живых и мертвых. В синагоге ему отведено самое почетное место, на положении раввина. При молитве за царя он встает первый. По большим праздникам, в табельные дни он появляется в синагоге в новом цилиндре и обращается к прихожанам с речью на русском языке:

– Господа прихожане и благочестивые братья!..

Сказать, что у нас очень любят казенного раввина, было бы сильным преувеличением – его терпят!.. Примерно, как пристава или другой полицейский чин!

И все же он каждые три года избирается на этот пост, как своего рода президент…

И выбирает его, представьте, народ, то есть в адрес общины приходит такая бумага:

«На основании предписания Его превосходительства Господина губернатора… приказываю…»

На нашем простом языке это звучит приблизительно гак: господин губернатор предлагает вам, проклятые евреи, собраться в синагоге и избрать себе казенного раввина…

После этого начинаются «выборы» – кандидаты, ругань, водка и взятки… За этим следуют ябеды, доносы в губернское правление. Выборы аннулируют и велят устроить новые, и опять «на основании предписания Его превосходительства», и опять кандидаты, склоки, партии, вино и взятки… Живем, не тужим!

И я был, – вот этот грех свой я вспоминаю и по сей час, – казенным раввином в маленьком городке – это совсем не секрет! Могу даже указать где – в Полтавской губернии. Но мне хотелось быть передовым, исключением из правила, не таким, как другие казенные раввины, и я решил: «Долой чиновника!» Я стал заглядывать в общественный котел, занялся делами общины: школой для бедных, ссудами, арбитражем, давал добрые советы.

Улаживание конфликтов, советы – это я унаследовал от отца моего и от дядюшек… Они, мои дорогие покойники, тоже любили, чтобы люди им морочили голову своими делами.

Есть разные люди на свете. Есть такие люди, которых никогда в жизни не околпачишь. Вы бы их околпачили, так они не даются. И есть, наоборот, такие, которым вы смело можете сесть прямо на голову, не сразу, а постепенно: сначала на колени, потом на голову, а потом в глубоких калошах забраться в самое сердце на всю долгую зиму…

Вот такого типа казенным раввином я был и имел, могу этим похвастать, множество поклонников, весьма горячих патриотов, без всякого стыда приходивших ко мне каждый день, барабанивших без умолку и засиживавшихся далеко-далеко за полночь; они никогда не отказывались от стакана чаю, от папиросы, разумеется моей, о газетах и книгах и говорить нечего… Одним словом – наш брат, и все тут!..

И вдруг однажды открывается дверь, и ко мне заявляются краса и гордость нашего общества, четверо знатных купцов, самые, можно сказать, крупные богачи города. «Доброе утро, раввин!» Кто они такие? Трое из них были «тройкой», так их прозвали в местечке за то, что они постоянно торговали в долю, каждый раз ссорились между собой, всегда подозревали друг друга, смотрели друг другу на руки и все-таки не расходились из принципа: «Если дело прибыльное и компаньоны будут в выигрыше, почему и мне не воспользоваться лакомым куском?… Если же дело провалится, то пропади ты тоже вместе со мной».

Что же придумал наш всемогущий бог? Он свел с этими тремя четвертого. Поторговали они вместе без малого год и поссорились. «С тех пор как бог имеет дело с ворами, плутами и жуликами, он такого вора, плута и жулика еще не встречал». Так говорят три компаньона о четвертом. А тот, четвертый, говорит то же самое про них: «С тех пор как бог имеет дело с ворами, плутами и жуликами, он таких воров, плутов и жуликов еще не встречал». Что же представлял собой четвертый?

Это был человек тихонький, невинный, опрятненький, с приятным лицом, с густыми черными бровями, из-под которых выглядывали бестиально смеющиеся глаза, и звали его славным именем Нахман-Локах, то есть имя его было Нахман-Носн, но звали его Нахман-Локах, потому что Локах означает он брал,a Носн – он давал.А этот Нахман-Носн никогда в жизни не давал, а только брал… И этот Нахман-Носн имеет привычку вставлять в разговор кстати или некстати два слова: «потому что».

Так вот эти господа обратились к казенному раввину с просьбой выслушать их претензии, – может, он разберется в их запутанных делах и примирит их. «Что бы вы ни сказали и как бы вы ни решили, ваше слово для нас закон…»

Так заявили три компаньона, а их противник с жалостным лицом тихонько поддакивал: он, мол, тоже всецело полагается на меня, потому что знает, что ни сном ни духом не виноват…

И он присел в уголочке, сложив по-бабьи руки на груди, собрал свои густые брови на переносье и смотрел своими хитрющими глазами на меня и ждал, что скажут его компаньоны…

Когда же компаньоны выложили на стол все свои претензии, он встал, погладил свои густые брови, даже ни разу не поглядел на противников, но все время смотрел в упор на меня своими бестиально смеющимися глазами и мастерски разбил все их претензии. Получилось, что плуты, жулики, воры и пройдохи – они, его трое компаньонов, а он, Нахман-Локах, – человек честный и справедливый, горькая жертва их авантюр, и больше ничего! «Потому что все, что вы здесь выслушали, сплошная ложь, знать не знаю и ведать не ведаю…» И он доказал тысячью фактов, что все сказанное им честно и свято…

Все время, что Нахман-Локах говорил, «тройка» места себе не находила… Каждый раз кто-нибудь из них вскакивал и хватался за голову или клал руку на сердце, – мол, слыханное ли дело, чтобы человек так подло лгал!..

Много труда стоило раввину удержать троих компаньонов, чтобы они от обиды не вцепились противнику в бороду. И не меньше труда стоило ему вылезть из этой горькой путаницы, – было ясно, что он имеет перед собой славную компанию, что все четверо жулики, воры, аферисты и доносчики впридачу… И все до единого заслуживают кары.

Что же делать в таком случае? Подумав хорошенько, я говорю:

– Выслушайте меня, любезные друзья! Мое решение по вашему спору у меня уже почти готово! Но что же? Я не хочу его открыть вам, пока вы не внесете по двадцать пять рублей ассигнациями каждый, в залог того, что вы мой приговор выполните полностью.

– Ах, извольте!.. – отозвалась наша тройка и Нахман-Локах за ними вслед. Все четверо взялись за карманы и выложили мне на стол по четвертной. Я собрал деньги и запер их у себя в ящике стола. После этого я обратился к нашей четверке с обещанным словом!..

– Выслушав претензии обеих сторон и глубоко вникнув в ваши счеты и дела, я нашел, согласно моему пониманию и глубокому убеждению, что несправедливы вы все четверо, и не только несправедливы, – это позор, чтобы люди так вели свои дела, показывали фальшивые счета, приносили ложные клятвы и даже доносили друг на друга!.. Поэтому я нашел благоразумным и справедливым, так как в городе масса бедных детей, оборванных и босых, а платить за их учение некому, потому что пока вырвешь у вас медный грош, глаза на лоб полезут, чтобы ваши сто рублей пошли на нашу школу, а вы идите домой, и будьте здоровы, и спасибо вам за славное подношение – бедные дети наши получат и штанишки и сапожки и будут богу молиться за вас и за ваших детей – аминь.