Страница 7 из 40
Белинда разозлилась — на себя за то, что выглядит дурочкой, на него — за то, что смеется над ней.
— Я видела ваши фотографии в газетах, — резко ответила она. Однако они не передавали даже малой доли того, чем он обладал. Они не приготовили ее к этой встрече.
Фергюссон вздохнул.
— Ну вот, мне только-только начала нравиться эта игра, а вы взяли и все испортили.
— Что ж, я всегда могу что-то загадать, чтобы вы не скучали.
Но едва язвительные слова слетели с ее губ, Белинда пожалела, что произнесла их. Она ведь собиралась очаровать его своей красотой и обаянием, но пока делала все, чтобы рассердить. А это никуда не годится. Вполне возможно, что у него, как у большинства мужчин с большими деньгами, раздутое самомнение и полное отсутствие чувства юмора.
Но спустя долю секунду он опроверг ее предположение, весело рассмеявшись. И смеялся он приятно, тихо и заразительно, а не громко и самодовольно.
Даже глаза его улыбались, когда он ответил:
— Должен признаться, что теперь я предпочитаю более взрослые игры.
— Это я знаю, — холодно произнесла Белинда.
Год назад она лично получила трагические доказательства того, что могущественный Фергюссон действительно предпочитает «более взрослые игры». Больше всего ей хотелось впиться в его красивое лицо ногтями, располосовать его сверху донизу и визжать, визжать, изливая накопившуюся ненависть.
Освальд сразу пожалел об игривом замечании, которое вызвало такой ледяной отпор.
Но молодая женщина уже раскаялась в своей вспышке, в примитивном стремлении к насилию и напомнила себе, что если собирается преуспеть в своей миссии, то не должна никоим образом даже намекать Фергюссону на то, что имеет какое-либо отношение к Джону Аброгайлу.
И, приложив неимоверное усилие, она легко сказала:
— На каждой фотографии вы фигурируете с новой спутницей, а газеты, не стесняясь, окрестили вас новым Дон Жуаном.
— Газетчики очень часто распространяют истории, граничащие с клеветой. Я лично всегда возмущался такими отзывами.
— Почему же не подали в суд? Или считаете, что лучше плохая реклама, чем никакой? — спросила она.
Ему показалось, что ее настроение изменилось, и он ответил, широко улыбаясь:
— А вам как кажется?
Белинда понимала, что уже находится под влиянием его обаяния, его сексуальности, его магнетизма, и сделала попытку улыбнуться в ответ. Выяснилось, что это много проще, чем ей казалось. Что она лучшая актриса, чем думала.
Фергюссон был впечатлен ее ответной реакцией и продолжил:
— Боюсь, мои отношения с прессой оставляют желать много лучшего. На последней пресс-конференции меня спросили, что я думаю о современной журналистике, и я ответил, что, к сожалению, многие представители этой профессии не только сильно отклоняются от истины, но зачастую и просто сочиняют то, чего не знают. С тех пор они жаждут моей крови.
— Так все эти истории — ложь? — Вопрос сорвался с ее губ прежде, чем она успела подумать.
— Очень часто, да. — Он внимательно посмотрел на свою спутницу и сказал: — Я не притворяюсь святым, но большинство газетных сплетен именно то, что они есть, — сплетни. Выдумки. Но, к несчастью, мимоходом брошенная грязь иногда прочно пристает.
— Да, но не так давно пресса была без ума от вас.
— Но только до тех пор, пока не выяснили, что я не желаю сотрудничать с ними. — После этих слов Фергюссон сменил тему разговора. — Надеюсь, у вас не возникло никаких проблем с переводом и таким поспешным переездом?
— Нет, вовсе нет.
— Вам не пришлось расстаться с кем-то близким? С приятелем, женихом?
— Нет.
Фергюссон был рад, что сведения Траппа подтвердились, и спросил:
— А с жильем вы что решили?
— Я снимала квартиру пополам с подругой, так что никаких осложнений тоже не возникло.
— Многие вряд ли были бы довольны расстаться с семьей и близкими на Рождество.
Старательно следя за тем, чтобы голос звучал ровно, Белинда ответила:
— У меня нет близких, с кем я могла бы провести Рождество.
Фергюссон ждал.
Но она так и не упомянула отчима. Интересно, почему? Хоть он и ее босс, но не похоже, чтобы она страдала отсутствием храбрости. Он был готов сказать ей о том, как сожалеет о случившемся, объяснить свою роль в печальных событиях, и задал бы несколько вопросов, давая возможность высказаться открыто.
Но она продолжала молчать, так что Освальд сделал вывод, что Белинда Стэджерфорд не желает обсуждать с ним эту тему.
Сам он предпочел бы выяснить этот вопрос раз и навсегда. Но если она решила оставить прошлое позади, то он готов принять ее решение.
Белинда, ответив на его вопросы с большим внешним спокойствием, чем рассчитывала, почувствовала себя немного увереннее. Однако, прекрасно понимая, что такая возможность скорее всего больше не представится, она все равно не могла придумать ни одной остроумной фразы, способной заинтересовать ее спутника-противника. Молчание затягивалось, и Фергюссон решил прервать его, пока оно не стало слишком тягостным.
— Вы уже бывали когда-нибудь в Сиднее?
Белинда немедленно почувствовала облегчение и ответила:
— Ни разу, но давно мечтала.
— Надеюсь, вам понравится, — вежливо сказал Фергюссон.
— О, я уверена в этом! — Она воспользовалась возможностью поддержать беседу и спросила: — А какой он, Сидней?
Фергюссон задумался, потом ответил:
— Разный, как большинство городов. Летом обычно довольно жарко, зимой тепло. Сильные ветры. Масса народу. Он часто веселый, яркий, полный жизни, хотя преступности тоже хватает, как и везде, где живут люди. Сидней мне нравится и всегда нравился, и я не хотел бы постоянно жить где-то еще. Но я отдаю себе отчет, что я — счастливчик, имеющий возможность проживать в прекрасном, возможно даже лучшем районе и ездить с шофером. А когда становится слишком жарко и пыльно, всегда могу поехать в летний домик в горах.
— Просто идиллия, — мечтательно отозвалась Белинда.
— Да, но повторю, что я один из немногих, кто может себе это позволить. Счастливчик.
На это замечание она никак не отреагировала, так что Фергюссон перевел разговор на последние новости, и они беседовали до самого аэропорта, как вежливые незнакомые люди, о мировых событиях.